Мой темный Ромео

— Тогда не толкайся внутрь, — я отдернула голову, хмуро глядя на него. — Просто работай вокруг... ну, знаешь, рамки.

Он засунул руку мне между ног, накрывая ладонью мой разгоряченный центр, сильно сжимая.

— Я действительно должен выбить из тебя дерьмо прямо здесь и сейчас за этот твой умный рот.

Это был первый раз, когда этот хитрый человек из Средней Атлантики использовал ненормативную лексику, и каким-то образом я знала, что это был редкий случай для него.

Выгнув спину, я прижалась к его руке, ища большего контакта.

— М-м-м. Да.

Он погладил мою щель через трусики, очерчивая пальцем овал, но не касаясь его. Может быть, это было потому, что его прикосновения были неторопливыми, мимолетными и были рассчитаны на то, чтобы свести меня с ума, но мои трусики увлажнились.

Сладкая пытка, это было потрясающе.

— Твой рот всегда доставляет тебе неприятности? — он прекратил целовать меня и сводил с ума, поглаживая мою киску, глядя с открытым раздражением.

Странный мужчина.

Очень странный мужчина.

Но не настолько странный, чтобы я могла уйти от того, что сейчас происходило между нами.

— Всегда. Мама говорит мне, что если бы я бегала ногами так же быстро, как бегала языком, я была бы олимпийским чемпионом - ооо , это приятно.

Его палец погрузился в мою щель, обвивая мой клитор, а затем отступил так же быстро, как и появился. К своему ужасу, я услышала, как он раздвинул мои губы.

— Сделай это снова, — я уткнулась носом в его шею, чувствуя его запах, — но до конца.

Он застонал, после чего, я была уверена, прозвучал резкий шепот о том, какой беспорядок.

Эй, никто не держал пистолет у его головы.

— Тебе хоть весело? — я уже начала думать, что он жалеет обо всем.

Даже сквозь мою похотливую дымку я могла сказать, что он выглядел скорее раздраженным, чем возбужденным. Я имею в виду, его член длиной с ногу определенно сказал мне, что он не страдает, но он казался очень расстроенным из-за того, что нашел меня привлекательной.

— В восторге, — в его голосе сочился сарказм.

— Можешь пососать мои соски, если хочешь. Я слышала, что это горячо, — я потянулась к своей груди в корсете, потянув за ткань.

Его рука метнулась к моей и обхватила мою грудь, прикрывая ее.

— Щедро с твоей стороны, но я пас.

— Они довольно милые, клянусь, — я попыталась потянуть сильнее, чтобы показать ему.

Его хватка крепче сжала мою руку.

— Мне нравятся мои вещи. Скрытые от посторонних глаз. Для моего личного развлечения.

Его?

Я протрезвела.

— Твои?

В этот момент стена, к которой мы прислонились, рухнула.

Хозяйка бала стояла на подиуме, держа в руках пульт от фейерверка.

Мы тоже стояли на трибуне.

О Господи.

Это была не стена.

Это был занавес.

А перед нами сидел весь трехсотый список гостей бала.

Все с отвисшей челюстью, широко раскрытыми глазами и чертовски осуждающие.

Я сразу заметила папу.

За наносекунды его оливковая кожа превратилась в яичную скорлупу, а уши становились все краснее и краснее. Пара мыслей, наконец, просочилась в мой затуманенный похотью мозг.

Во-первых, папа определенно, на двести процентов, собирался аннулировать все мои карты, от «Амекс» до библиотечной.

И, наконец, я поняла то, что видели все.

Я в объятиях мужчины, который точно не был моим женихом.

Его рука просунула меня между ног сквозь платье.

Моя помада испорчена. Мои волосы в беспорядке… и я знала, что дала ему несколько видимых укусов любви.

— Подруга, — это была Фрэнки из глубокой пасти толпы, — мама будет держать тебя под замком, пока тебе не исполнится сорок.

Толпа разразилась возбужденной болтовней. Телефонные фонарики ударили мне в лицо, когда я попятилась назад, оттолкнув Ромео Косту.

Но ему это было не по зубам. Психопат притворился, что защищает меня, сдвинув меня за спину. Его прикосновения были небрежными и холодными. Притворство.

Что, черт возьми, здесь происходит?

— …погубила всех остальных мужчин в этом почтовом индексе...

— …бедный Мэдисон Лихт. Такой хороший парень…

— …всегда была проблемной…

— …скандальный магнит…

— …ужасное чувство моды…

Ладно, последнее было откровенной ложью.

— П-папочка. Это не то, на что похоже, — я попыталась разгладить своего Оскара де ла Рента и наступила Ромео на ногу своим остроконечным каблуком, наконец вырвавшись из его хватки.

— К сожалению, это именно то, на что это похоже, — возразил он, отступая вглубь сцены и беря меня за локоть, чтобы я присоединилась к нему.

Что, черт возьми, он делал?

— Секрет раскрыт, любовь моя.

Его любовь? Я?

Он сделал вид, что вытер руку, которая всего несколько секунд назад была у меня между ног, о мое дизайнерское платье.

— Пожалуйста, не называйте мою Даллас испорченной женщиной. Она просто поддалась искушению. Как заметил Оскар Уайльд, она всего лишь человек.

Его глаза оставались тяжелыми.

Как у папы.

Всего лишь?

Почему он говорил как статист из «Аббатства Даунтон»? И почему он сказал, что я испорчена?

— Я должен убить тебя, — мой отец, великий Шепард Таунсенд, пробирался сквозь тела, чтобы добраться до сцены. — Поправка - я убью тебя.

Холодная паника охватила меня. Я действительно не была уверена, говорил ли он со мной, с Ромео или с нами обоими.

Мои пальцы так замерзли, что я их даже не чувствовала. Я тряслась, как лист, качаемый осенним ветром.