Моя чужая новая жизнь

— Ладно, иди одна, — нехотя отступил он.

Тяжёлая дверь с силой захлопнулась. Я включила фонарик и медленно подошла к неподвижно лежащей девушке. Тут же пожалела, что всё-таки не взяла аптечку, хотя одним флаконом йода и мотком бинта тут не обойтись. Её лицо, шея, руки были покрыты синяками самой разной цветовой палитры — от лилово-зелёных до угольно-чёрных. Блузка была небрежно изорвана и на открытой коже виднелись круглые ожоги от сигарет. Но самое страшные раны были на её лице. Это с какой силой надо было бить, чтобы вытек глаз? Я кое-как примостилась рядом, не зная, с чего начать разговор и что в первую очередь сделать.

— Хочешь воды? — Наташа растянула разбитые губы в усмешке и хрипло рассмеялась.

Я вздрогнула, заметив тёмные провалы на месте выбитых зубов. Никогда не сомневалась в том, что учебники истории не лгут, но как же жутко видеть всё это вблизи.

— Спасибо, один уже напоил.

Приглядевшись, я заметила, что её волосы и блузка мокрые. Похоже тварина-Хольман, желая ещё больше поиздеваться, вывернул ведро воды ей на голову.

— Пей, — я протянула ей свою фляжку и заметила небрежно брошенный прямо на пол сарая заплесневелый сухарь.

К счастью, я додумалась положить в сумку четверть буханки. Девушка осторожно отщипнула кусочек здоровой рукой. Пальцы на другой Штейнбреннер скорее всего сломал. Вон как опухли и наверняка дико болят.

— Ты же не накормить меня пришла? — Наташа проницательно окинула меня взглядом.

— Да знаю я, что ты ничего не скажешь, — отмахнулась я, но откровенничать не спешила.

Во-первых, я больше никому не верила настолько, чтобы признаваться в том, что подпишет мне у немцев приговор. Во-вторых, признаваться ей, которая прошла настоящий ад, пытаясь бороться с врагом, что я боюсь пыток и поэтому переметнулась на сторону немцев, было как минимум стрёмно.

— Это обезболивающее. Всё, чем я сейчас могу помочь, — я достала шприц с морфием. Девушка поколебалась. Я бы наверное на её месте вообще послала невнятную девицу, которая пытается вколоть неведомую хрень.

— Я не жду, что взамен ты выдашь свои секреты, — повторила я, и она всё же протянула руку. Я отвернулась, прикидывая, как лучше избавиться от шприца. Можно конечно положить его обратно в сумку, но нет. Зашвырну-ка лучше его вон в ту кучу навоза, хрен кто найдёт. Чарли в следующий раз скажу, что разбила, она без проблем выдаст новый.

— Как будто полегче, — пробормотала Наташа. — Больше всего я боюсь не смерти, а что не выдержу боли… Иной раз так пробирает, что готов на всё, лишь бы они прекратили…

Её лицо постепенно расслаблялось, я же, не выдержав, в сердцах выдала:

— Разве оно того стоит? Я ещё понимаю, когда взрывают склады или устраивают пленным побег, но листовки! Вы же этим только злите немцев, какой смысл терпеть такое за пачку бумажек?

— Да если бы не листовки, многие бы уже сдались, решив, что Красная армия разбита, — от сонной заторможенности не осталось и следа, хотя я видела, что ей трудно разговаривать. — Подались бы как ты служить немчуре, — Наташа презрительно усмехнулась.

— С чего ты решила, что я русская? — надо же знать, на чём я так палюсь, вдруг пригодится.

— Говоришь без акцента. А ещё твой взгляд… тебе стыдно за своё предательство, отсюда и эти подачки.

Она прикрыла глаза, и я подумала, что морфий сделал своё дело, как вдруг мою ладонь слабо сжали.

— Если тебе действительно хоть немного жаль, что ты предала своих… помоги мне уйти…

От этого хриплого шёпота, полного тоскливой безысходности, меня пробрало до самого нутра. Я ведь понимала, что она сейчас говорит не о побеге, и также понимала, что Штейнбреннер может приказать пытать её ещё не один день, прежде чем как-нибудь особо изощрённо казнит. А ещё я до сих пор помнила гадливое ощущение, когда отнимаешь чью-то жизнь. Сейчас это убийство из милосердия, но легче мне при этом не будет. Это ведь так не работает — одного убиваю, потому что заслужил, а другого, потому что иначе нельзя. По итогу жить с этим потом мне и…

Наташа снова сжала мою ладонь в ожидании ответа, и я кивнула. Чёрт, вот как я её сейчас буду убивать, а?

— У тебя глаза слипаются от лекарства, поспи, — мягко сказала я.

Стрелять нельзя и вообще нужно всё сделать так, чтобы никто не связал мой визит с её смертью. Блин, может, ну его, так рисковать? Кто она мне такая? «Она та, благодаря которой ты благополучно прожила первые двадцать восемь лет своей жизни», — услужливо подсказала мне совесть. Дождавшись, пока её ладонь расслабленно разжалась, я наконец-то решилась. Никогда больше не смогу стебаться над выражением задушить голыми руками. Осторожно я накрыла ладонью её губы и пальцами другой руки зажала нос. Кровь тяжёлыми толчками стучала где-то в висках, а нервы царапало словно наждаком. В любой момент проклятый Хольман мог заглянуть и поинтересоваться, что я так долго тут делаю. Девушка, не открывая глаз, несколько раз рефлекторно дёрнулась, пытаясь вдохнуть воздуха. «Главное не убирать пальцы», — стучало мантрой в голове. Второй раз я на такое не решусь. Она обмякла, и я, выждав ещё минуту, осторожно приложила пальцы к ямке на шее. Пульса не было. Мне казалось, и меня тоже не было. Все эмоции разом выцвели, словно чёрно-белое фото.

Всё, что меня не убивает, просто убивает не сразу. Но делает сильнее или бесчувственнее — кто знает?

* * *

Медленно словно в тумане я вышла из сарая, а ведь нужно как-то держаться, чтобы придирчивый Хольман ничего не заподозрил.

— Ну что, удалось перехитрить эту дрянь? — он небрежно задвинул засов.

Под дверью меня сторожил что ли? Я сжала в кармане сигаретную пачку, надеясь, что дрожь в руках немного утихнет.

— С каких пор я должна отчитываться тебе о своей работе?

Он как ни в чём ни бывало щёлкнул зажигалкой, поднеся огонь ближе. Я замерла, вдыхая сигаретный дурман и напряжённо прикидывая, что сейчас буду говорить в штабе, чтобы никакой мелочью себя не выдать. Узнай они, что я сделала, по головке не погладят.

— Ну, не хочешь говорить, не надо. Тем более у нас с тобой и так найдётся что обсудить.

— У меня нет времени на пустой трёп, — я развернулась, чтобы уйти, но этот змеёныш, осмелев, вцепился в мою ладонь.

— Подожди.

— Что тебе надо? — я резко стряхнула его ручонку. — Меня ждёт с новостями герр Штейнбреннер.

— Если ты так торопишься вернуться в штаб, пойдём вместе, — та-а-ак, что-то не нравится мне его тон, и вообще что происходит? — Но поверь, для тебя будет лучше выслушать меня сейчас.

— У тебя пять минут.

— Ну, это как получится, Ре-е-ени, — насмешливо протянул он. — Или это не твоё настоящее имя?

Блядь! Да как он…

— Твои дурацкие шутки сейчас неуместны, — каким-то чудом не потеряв голос, ответила я, но наверное, он что-то прочёл по моим глазам.

— Да какие уж тут шутки? — на его губах расцветала всё более уверенная ухмылочка. — Видишь ли, дело в том, что я действительно собирался на тебе жениться и часто писал об этом своему отцу. Он одобрил мои планы и решил сам поговорить с герром Майером. Ты удивлена? Оказывается они прекрасно знакомы. Практически соседи, как я и предполагал.