Моя чужая новая жизнь

— Пойду распоряжусь насчёт машины, — чёрт, если как всегда поведёт Фридхельм, сюрприза не получится.

— Вильгельм, я давно хотел вам сказать, — остановил его Файгль. — Ваш брат в последнее время проявляет себя как отважный боец. У него есть все задатки пойти дальше по карьерной лестнице, а если вы будете его держать при себе шофёром, это будет довольно затруднительно, согласитесь? Я хотел отправить сегодня ваших солдат на станцию. Придёт партия припасов и оружия, и разгрузка должна пройти без инцидентов.

Ничего себе дела… Интересно, а Фридхельм-то будет рад, что его вот-вот определят в командиры? Наверное, да. Как бы мне ни хотелось закрывать на это глаза, глупо отрицать очевидное. Он изменился. Сейчас война видится ему платформой для нашего будущего. Чем быстрее покончим с врагом — тем ближе благополучная счастливая жизнь.

— Конечно, — кивнул Вилли.

Я незаметно просочилась следом и догнала его у гаражей.

— Можно поехать с тобой?

— Зачем? — нахмурился он.

— Мне нужно кое-что купить, — Вилли подозрительно долго молчал, что-то обдумывая. — Обещаю быть тихой как мышка. Мне правда очень надо.

— Хорошо, — сдался он. — Только предупреди Файгля.

Гауптман, конечно, не смог отказать, когда я скосплеив мордашку диснеевской принцески, попросила отгул. Я шустро бросилась домой собираться. Забросила в сумку какие-то деньги, чистый носовой платок и облегчённо выдохнула, заметив, что Фридхельм оставил часы на полочке возле умывальника.

— Ну и куда ты собралась? — спросил он, перехватив меня у казармы. — Вильгельм едет в город, я попросила взять меня с собой.

— Зачем? — насторожился он. — Мне спокойнее, когда ты рядом.

— Хочу полазить по рынку, может, найду что-нибудь вкусненькое, — пришлось косить под капризную беременяшку.

— Ладно, только будь осторожнее, — вздохнул Фридхельм.

— Да что там может случиться? Ты же знаешь Вильгельма, он проследит за мной.

— Где твой парабеллум? — деловито поинтересовался Кребс, глядя на меня как на распоследнюю идиотку.

Пистолет я с собой, естественно, не таскала. Ну, а смысл, если до штаба пройти всего ничего?

— И проверь обойму.

Придётся снова топать домой, а то не отцепится. Я, конечно, не собираюсь ни в кого стрелять, но ладно, пусть будет. Я вернулась вовремя. Беккер уже выгнал машину, осталось только дождаться Вилли.

— Рени, вы же, наверное, надолго, держи, — Кох протянул мне бумажный свёрток, в котором судя по запаху были бутеры.

— Спасибо, — я растроганно улыбнулась.

Порой в голову такая дичь лезет. Может, никуда не уезжать? Раз уж у нас тут «семья», будет мой малой «сыном полка». Ну, а что? Кох вон какой нянь шикарный. Каспер бы подменял меня, гоняя с коляской, Кребс бы научил его отжиматься и подтягиваться. Дядюшка Вилли бы тоже не отвертелся. Так и представляю эту картину на полигоне: «Ну не плачь, малыш, хочешь посмотреть, как бегают слоники? Рота, выполнять приказ! Надеть противогазы и отрабатывать бег по пересечённой местности!» И почему я все время думаю, что будет мальчик? Говорю же, беременность размягчает мозги. Куда более вероятна картина, как мы с ребёнком погибаем под завалами разгромленного штаба или мёрзнем лютой зимой в окопах. Нет, тянуть больше с признанием нельзя. Я должна вести себя как ответственный человек, а не эгоистичный ребёнок.

— Эрин, можно попросить тебя купить открытку и конверты? — Вальтер, бедняга, небось опять израсходовал свой запас за пару недель.

— Конечно.

— Я люблю тебя, — Фридхельм прижал меня, словно мы расстаёмся не на несколько часов, а на вечность.

* * *

Вилли всю дорогу сидел напряжённый, и я сочла за лучшее тоже молчать. Пусть себе продумывает речёвку для генерала.

Ох ты ж чёрт… Давненько я не была в городе, успела уже отвыкнуть от таких зрелищ. Повсюду настохиревшие флаги со свастикой, указатели и вывески на немецком. Во многих домах выбиты окна, кое-где местные женщины с подростками активно разгребают завалы, оставшиеся после бомбёжек. Разумеется, под присмотром «добреньких хозяев», которые в конце дня выдадут им по миске баланды и куску хлеба. Совесть плеснула горячим укором: «И ты ещё жалуешься и ноешь?» Я торопливо отвернулась, заметив на площади виселицу, на которой болтались тела. Вот что за варварская привычка выставлять на обозрение трупы? Я часто думала, сопоставляла тексты из учебников истории и архивов с действительностью и всё больше приходила к выводу, что это какое-то коллективное безумие, порождённое властью и безнаказанностью. Человечество пережило не одну войну, но, пожалуй, именно эта была самой кровавой и жестокой. Ладно, немцам нужны территории и ресурсы и они мочат всех, кто мешает это получить — это стратегия любой войны, но как объяснить изощрённый садизм, все эти выбитые зубы, вырванные ногти, отрезанные руки-ноги? Кому в здравом уме могла прийти мысль использовать даже трупы? Варить из жира мыло и делать сумочки из человеческой кожи? Откуда у педантичных, флегматично-спокойных немцев вдруг прорезались замашки на уровне племени каннибалов из дремучих джунглей?

— Что там такое? — спросил Вилли.

К штабу-то мы подъехали, но что-то солдатики не спешат открывать шлагбаум. Один из них взял на проверку наши документы и вежливо сказал:

— Простите, герр обер-лейтенант, вам придётся оставить машину снаружи.

Снаружи тоже особо негде было приткнуться. Вилли осмотрелся и раздражённо сказал Беккеру:

— Отъедь на соседнюю улицу, поищем место там.

— Интересно, что там у них за кипиш? — я тоже выглянула, но ничего кроме скопища грузовиков не увидела.

— Может, привезли новую партию пленных, может, разгружают секретный груз, — ответил Вилли. Мы наконец-то нашли место в тихом переулке; и «братец» не удержался от наставительного: — Постарайся долго не болтаться одна. Купи, что нужно, и возвращайся в машину.

Я хотела было ответить, что, если так переживает, пусть даёт мне Беккера в телохранители, но вспомнила, что ему же нельзя бросать машину. Ой, ладно, насколько я помню, партизаны редко устраивали принародные теракты, тут же полно немцев. Нет, они если и будут действовать, то втихаря. Я заприметила импровизированный рынок и решила для начала сходить туда. Мало ли, вдруг попадётся что-то годное, но плюшевые кофты и наляпистые юбки в пол не вдохновляли от слова совсем. Нет уж, лучше я ещё похожу в родной форме, а вот с нижним бельём нужно что-то решать уже сейчас. Лифчики уже можно сказать трещали по швам, да и трусы тоже ощутимо давили, но учитывая, что тут в основном всё секонд-хенд, я, наверное, так и буду мучиться дальше. Представить, что я надену чьи-то труселя? Фу-у-у, нет. Тем более такие жуткие. Бедные женщины, как вот в таком убожестве можно вообще перед кем-то раздеваться? В таких панталонах только на врага с самолёта для устрашения сбрасывать. Я не без сожаления вспомнила роскошные платья, которые перед отъездом аккуратно повесила в шкаф. Фридхельм тогда ещё сказал, что скоро я снова буду их носить, а я лишь мысленно усмехнулась, подозревая, что, когда мы вернёмся, они уже сто лет как выйдут из моды. Как раз после родов похудею, ещё смогу их поносить. Впрочем, Грета наверняка снова займется моим гардеробом. Не удивлюсь, если она умудрится раздобыть дизайнерские шмотки и для мелкого.

Я смотрю, народу совсем худо живётся. Насколько я помнила, сейчас с советским рублём творится очередная инфляция. Вот они и меняют кто что может друг у друга. При мне один дедуля сменял стакан табака на теплый ватник, который затем отдал за ведро картошки. Надо пройтись, посмотреть, что ещё тут есть. В последнее время сладкое уже не лезет, всё время хочу кислой капусты или огурцов.

— Вот такие, Люба, дела. Пришлось моей Наташе идти на фрицев ишачить. Соседи, конечно, на нас косятся, но а как иначе? Дети-то есть хотят каждый день, — женщина кивнула на девчушку лет пяти, которая крутилась рядом.

— И ведь непонятно вообще, чем всё это закончится, — сочувственно покивала её соседка.

Я придирчиво осмотрела прилавок. Какая-то сушёная рыба, банка мёда, сушёные грибы и, как бы, всё. Вот я дурында, размечталась о вкусняхах, хоть бы подумала, ну, кто этим летом стал бы крутить банки с соленьями, да ещё в городе, где толком и огородов-то нет.

— Вы что-то хотели? — разглядев во мне потенциальную покупательницу, тётка услужливо заулыбалась.

— Подскажите, есть ли где-нибудь мастер по гравировке?

Она задумалась.

— Есть. Пройдёте через этот сквер, там ещё ресторан для… ваших. Вот рядом был раньше магазин, где всякие цацки продавали.

Время у меня ещё есть, так что можно прогуляться. Я без труда нашла бывший ювелирный, удивившись, что он ещё работает. Ну, как работает… Разумеется, всё ценное немчура уже подмотала, но предприимчивый хозяин быстренько нашёл как заработать. Ну, а что? Немцы же народ сентиментальный, видно не одной мне пришла в голову идея выбить красивую фразочку. Перед прилавком стоял здоровенный немец, что-то раздражённо объясняя перепуганному мужчине. — Сделаешь надпись «Моей дорогой Хельге от Стефана».