Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
— Малыш, мы оторвались! — Кох в порыве радости едва меня не придушил.
Да уж, толстячок, ваше счастье, что мы сейчас вынужденно в одной лодке.
Когда мы, покрытые пылью, с дурным азартом в глазах ворвались в деревню, куда перенесли штаб, меня уже поджидал Кребс. Пока Каспер докладывал о наших приключениях, его лицо мрачнело всё больше и больше.
— Майер, своей смертью ты точно не умрёшь, — этому прожжённому вояке я была, как заноза в заднице. Только отвернется — Карл уже встрянет куда-нибудь по самые ушки. — Пойдём, с тобой хотят побеседовать гауптман и наш лейтенант.
Н-да, положение у меня мягко говоря не айс. Не хватает только таблички: «Отдайте меня под трибунал, я дебил». Связался с русской, которая чуть не угробила всю часть, позволил захватить
— Как русским удалось захватить тебя в плен? — Файгль пристально елозил глазёнками по моей физиономии. Так, никаких милых гримасок. Это не доверчивый Винтер. Держим покер-фейс.
— После взрыва гранаты у меня на какое-то время пропал слух. Кто-то из русских подкрался сзади и оглушил меня, — пусть лезет проверять, на затылке у меня до сих пор красовалась небольшая шишка. — Очнулся я в лесу.
— Тебя допрашивали?
Вот же чёрт, у Файгля такой же покер-фейс. И Кребс с Вильгельмом тоже стоят, как истуканы. Блядь, да как же достало всё!
— Допрашивали.
Я пыталась припомнить, как у немцев обстояли дела с побывавшими в плену солдатами. Насчёт позиции наших я знала, что, если попался в плен, лучше сразу застрелиться, ибо по возвращении на родину НКВДшники всю душу вытрясут. Эти товарищи по-моему лояльнее, а там не знаю.
— Я ничего им не сказал. Даже своего имени.
— Имя и звание скрывать не было необходимости, — слабая улыбка скользнула по тонким губам гауптмана.— Но ты молодец, показал, что мы можем держаться не хуже их партизан. Ты смог узнать что-то полезное?
— К сожалению нет. Меня связали и держали в какой-то берлоге из веток. Когда прошёл налет, их главный сказал мне, что я приговариваюсь к расстрелу, — без колебаний выдала я.
— Ты знал о том, что девчонка, с которой вы кувыркались на сеновале, партизанка? — прищурился Файгль. — Может, заметил что-то подозрительное и не хотел её выдавать?
— Нет, — не отводя честного взгляда от его лица, уверенно ответила я. — С чего бы мне так делать? Так уж получилось, что мы… — я вроде как стыдливо замялась. Блин, мужики, догадайтесь сами, что я имею в виду. — …но если бы я её уличил, то молчать бы не стал.
— Что скажете, Винтер? — Файгль кивнул на меня.
— Скажу, что вы поторопились с решением оставить мальчишку на фронте, — ровным голосом ответил Вильгельм. — У него абсолютно нет реакции, в бою он впадает в ступор. Связался с русской девчонкой и даже не заметил, что она замыслила диверсию. Я бы отправил его на обучение, здесь ни у кого нет возможности всё время с ним нянчиться.
— Вы несправедливы к мальчишке, — улыбнулся Файгль. — Насчёт русской надо было вовремя ему подсказать, что не следует воспринимать их как равных. Кстати, не один Карл проморгал её вылазки к партизанам. А что касаемо его навыков — я думаю, он научится. Ведь сегодня он как-никак спас жизнь троим солдатам.
— Почему ты не сказал раньше, что умеешь водить машину? — неожиданно вякнул до этого молчавший фельдфебель.
— Да собственно прав-то у меня нет. У отца была авто мастерская, и я немного пробовал ездить. Так, пару раз. Не думал, что это так важно, вот и не говорил, — чувствуя, что вроде мне в очередной раз худо-бедно поверили, дальше врать пошло как-то полегче.
— Я надеюсь, мой мальчик, ты сделал правильные выводы, — менторским тоном задвигал Файгль. — Никому из русских нельзя доверять. Ни мужчине, ни женщине, ни ребёнку. Это война идеалов, двух политических систем. Мы предоставляем им возможность принять новый уклад, но все несогласные должны быть уничтожены. Просто делай то, что от тебя требуется и будь всё время начеку. Ты меня понял?
— Да, герр гауптман, — покаянно закивала я.
Я стала можно сказать героем дня — парни заценили мой форсаж, только как-то это не радовало. Нет, сожаления, что спасла этих чудиков, меня не посетили, но раздрай на душе царил знатный. По совести оно выходило так, что я должна была позволить Громову поджарить нас в машине. Ну ладно, геройское самоубийство совсем не моя тема. Но как можно не желать смерти фашистким тварюгам это уже вопрос интересный. Приходилось
признаться, что я всё-таки немного привязалась к этим чудищам. Не ко всем конечно — Шнайдера, например, до сих пор терпеть не могу и вряд ли что-то поменяется. Но вот синеглазка, Кох, Каспер, да даже Вилли — им я смерти точно не желала. Также не могло радовать весьма туманное будущее. Как жить-то теперь? То, что мне придётся ещё какое-то время ломать среди немцев комедию, это понятно. Но вот не хотелось бы начинать всё заново в другой роте. Я ведь так и не знала, оставит ли меня Вилли или сплавит гауптману. Файгль вон от меня в полном восторге, непонятно правда почему. Всё равно я мысленно упиралась всеми руками и ногами против того, чтобы перейти под его командование. Господи, мне всего и нужно каким-то чудом продержаться, если я ничего не путаю в исторических датах, ещё пару месяцев.***
— Зачем нас везут в город? — недоумённо спросил Каспер.
Да какая тебе разница? Обычно вы прёте, куда прикажут, не думая, как толпа зомби.
— Войска СС запросили помощь основной армии, — кратко ответил Кребс.
Что, не справляются? Столько приходится убивать, что нужна помощь? Мы въехали в Кричев. Я так скоро стану знатоком Белоруссии. Когда-то мечтала съездить в Брестскую крепость. За малым не попала и там в центр событий. Как всё-таки жутко выглядят города в оккупации. Деревни, где мы останавливались на постой, всё же особо не трогали, а здесь повсюду стёсанные бомбежками стены зданий, зияющие пустотой проемы окон. На улицах груды щебня, битого кирпича, осколков шифера. Люди, которые изредка встречались, выглядели ужасно — запуганные, лица отмечены той болью, когда теряешь кого-то близкого. Наверное, у многих на фронте отцы, мужья, братья. А ведь это только начало войны. Откуда у наших людей было столько мужества держаться, не сдаваясь долгие годы?
Нас привезли на городскую площадь.
— Вытряхивайтесь и поживее! — поторопил нас Кребс.
Я чуть ли не первой спрыгнула и в ожидании дальнейших приказов залипла на старую афишную тумбу. Точнее на объявление, наклеенное поверх красочных афиш ещё с того, счастливого довоенного времени. На грубой бумаге было отпечатано по-русски и по-немецки:
«Все жиды города Кричева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Докторовской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также тёплую одежду, бельё и прочее.
Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».
Я заметила что Кребс по два-три человека рассовывает бойцов в близлежащие переулки. Что за херота здесь готовится?
— Здесь будет проводиться операция СС, — Кребс что ещё и мысли умеет читать? — Майер, Винтер, Каспер, сюда! Стойте здесь, приказ никого не впускать и не выпускать.
Ничего не пойму, зачем в каждом переулке расставлять часовых, если боевых действий в городе не проходит?
Мы стояли, так и не поняв толком, что от нас требуется. Каспер со скучающим видом целился в крадущуюся по крыше сарая кошку. Синеглазка как всегда выглядел так, словно невинное дитяко, заброшенное в самый разгар разгульной вакханалии. Я же задницей чуяла очередную крипоту.
Эсэсовские ублюдки появились внезапно — подъехала пара военных грузовиков. И если бы только они — с ними приехали знаменитые полицаи. Похоже, действительно хохлы. По виду полуграмотные хитрожопые мужики и болтают на характерной национальной мове. Помощнички шустро ломанулись в подъезд дома и, когда они стали выгонять оттуда перепуганных жителей, я догадалась, что здесь творится. Это те самые жуткие зачистки евреев. Мужики гнали всех подряд: женщин, детей, стариков — причем не скупились на пинки и зуботычины. Парни надо сказать прифигели от такой картины.