Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
— Что они делают, это же гражданские, — растерянно спросил Каспер.
Фридхельм смотрел с неподдельным ужасом, как полицаи стали гнать дубинками людей к машинам. Их наверное собираются отправить в концлагерь? А гады из СС даже руки не стали пачкать, стояли и преспокойненько наблюдали за тем, что происходит. И всё-таки зачем вызвали ещё и нас? Краем глаза я увидела, как девочка лет восьми пытается в суматохе ускользнуть обратно к подъезду. Вот зачем — наконец-то дошло до меня — чтобы не дать ускользнуть никому из них. Здоровенный полицай перехватил её поперёк живота и, не обращая внимание
— Ах ты жидовка, тикать удумала?
— Эй, а ну стоять! — крикнул Каспер ему в спину.
Мужик никак не прореагировал, и тот сразу схватился за винтовку, прицеливаясь.
— Отпусти ребёнка сейчас же! — Винтер, продублировал приказ на русском.
Мудила полицай прикинулся бревном с глазами. Застыл, мол моя твоя не понимать. К счастью, наш Вилли всегда умел нарисоваться вовремя.
— Что здесь происходит? Отпустите ребёнка.
Мудила стоял, не шелохнувшись. Винтер кивнул братцу, как эксперту в русском, и тот повторил:
— Отпусти её!
О, а это у нас кто? К нам уверенно топал очередной эсэсовский хрен. Ну и наглая же у него самоуверенная морда. Хотя наверное и есть с чего, судя по количеству всякой дребедени на форме. Небрежно махнул рукой хохлу и зигнул Вилли: — Герр лейтенант!
Тот, отдавая честь, ответил:
— Герр штурмбаннфюрер!
— Что тут происходит? — скривился этот гад. — Девочка, как и все остальные евреи, находится в ведении нашей части. — Гражданские в зоне боевых действий находятся в ведении вермахта, — смело возразил Винтер.
— Это не гражданское лицо, а всего лишь еврейка, — мужик, я смотрю, без комплексов или мало что слышал об элементарном этикете. Закинул в пасть какую-то конфету и чуть ли не чавкал в лицо Винтеру. — Приказ есть приказ, сами знаете.
— Сомневаюсь, что фюрер приказывал связываться со всяким отребьем, — презрительно кивнул Вилли в сторону хохлов. — Есть же в конце концов честь офицера. Девочка остаётся у нас.
Штурмбанфюрер снисходительно слушал Винтера, нагло жуя конфеты, затем пожал плечами:
— Как хотите, лейтенант.
Он снова небрежно кивнул хохлу, и тот, словно послушная псина, выпустил девочку и побежал к своим. Винтер, уверенный, что всё удачно разрулил, снова зигнул коллеге и повернулся, чтобы идти. То, что сделал этот гад, не ожидал никто низ нас. Сначала дружелюбно протянул девочке жестянку с леденцами, дождался, пока ничего не понимающий ребёнок автоматически возьмёт конфету, и резко перехватил её за шею. Затем хладнокровно выстрелил в затылок девочки.
— Ах ты выродок, — тихо прошипела я, всё ещё не веря глазам.
Фридхельм сдавленно вскрикнул, Каспер перепугано смотрел, как немец небрежно, словно куклу, отшвырнул в сторону тельце ребёнка. Даже у Вильгельма дрогнули губы, когда он обернулся на звук выстрела.
Эсэсовская мразь,
как ни в чем не бывало, отёр брызги крови с лица и, не глядя на нас, пошёл к своим. Вильгельм первый взял себя в руки. Чуть дрогнувшим голосом сказал:— Мы сделали, что могли. Поменьше думайте о том, что видели.
Как у тебя всё просто, Винтер. Вроде и сердобольный, и справедливый, но я хорошо знала цену этой мнимой безобидности. Толку от моральных принципов, если не готов их отстоять? Ну вот как можно жить с насквозь промытыми мозгами? Хотя с другой стороны, что он бы сделал? Поднял оружие против своих и гордо отправился под трибунал, перед этим посетив подвалы гестапо? Не могу я его обвинять в том, в чём грешна сама. Вроде как выбирать не приходится, но градус мерзости от того, что мы творим, ниже не станет. В гробовом молчании мы вернулись в деревню. Я даже не хотела знать, что видели остальные.
И хотя все были немного подавлены сегодняшним рейдом, за обедом скользкая тема всплыла сама собой. Поскольку в деревне сейчас толклись несколько военных частей, и погода позволяла, парни устроились трапезничать на улице. Я протиснулась с миской к общему столу как раз к началу жаркой дискуссии.
— Это же ради чистоты нашей расы, — поучал народ Шнайдер.
— Ей было не больше одиннадцати, — в сердцах бросил ложку на стол Каспер.
Я думаю, наш блондинистый козёл просто не видел своими глазами, как это жутко, вот и повторяет заученное дерьмо: — Евреи портят немецкую кровь.
Идиотище, да у вас в каждом пятом сто пудово есть примесь этой самой еврейской крови. Неслучайно арийская раса делилась на несколько групп по степени чистоты. От всех сразу одним махом Гитлеру не позволил избавиться элементарный расчёт. Если уж затеял крупномасштабную войну, ясен хер, нужна огромная армия.
— Заткнись, Шнайдер, — не выдержал Вербински.
— Но это написано в «майн кампф».
Вот не пойму, он действительно такой прям идейный или просто тупой? Ведь потихоньку у многих начинали сползать розовые очки с носа.
— А ты умеешь читать? — нежданчиком огрызнулся синеглазка.
Я только сейчас заметила, что он какой-то нервный, есть уселся отдельно. Что там происходит с его нежной психикой, непонятно. Подозреваю, что ничего хорошего. Подойти, что ли, побеседовать по душам? Не, сначала надо самой прийти в норму.
— Мы защищаем нашу Родину, — поддержал дружбана Бартель.
Господи, иногда мне кажется, что я единственный адекват среди психов.
— А что они делают? — усмехнулся Кох. — Тоже самое.
Я отвлеклась, наблюдая, как из штаба выходит Вильгельм. Какой-то дёрганый, с посеревшим лицом. Что там интересно с ним делали? А тут ещё по закону подлости к нам пожаловал штурмбаннфюрер собственной персоной. Уж не знаю, что он там ему сказал, да только Винтер, резко сменив траекторию движения, подошёл к нам.
— Внимание! — он присел на лавку и немного завис, видимо, собираясь с мыслями.