Моя чужая новая жизнь

— Ты бы слушала свою няньку, деточка, — насмешливо поддразнил Бартель. — Будешь плохо кушать — винтовку поднять не сможешь.

Ну давайте, издевайтесь. Это же так весело — обсудить мои успехи в тире. Кребс ещё днём вернул мне «парабеллум», объявив, что мои тренировки на стрельбах никто не отменял. Мол, даже если я теперь переводчица, при необходимости я должна встать в строй и прорываться из окружения вместе во всеми.

— Да тебе скорее всего и не придётся стрелять на передовой, — утешал меня Кох. — Так что не переживай.

— И вообще для девушки у тебя неплохо получается, — подбодрил Каспер. — Если боишься, что Кребс будет лютовать, можем сначала потренироваться на пустых бутылках.

— Смотри как бы она не прострелила тебе вторую руку, а может, кое-что и пониже, — хохотнул Шнайдер. — Один я вижу, что она безнадёжна, да?

— Смотри, как бы я случайно не попала в тебя, — интересно, он когда-нибудь прекратит ко мне цепляться? — Я же косоглазая мне ничего не будет.

Ну, ладно его бесил Карл, но сейчас то я девушка, в чём дело? Не став продолжать перепалку, я вышла на крыльцо. Ледяной ветер пронизывал насквозь, и я плотнее запахнула шинель. Сейчас вернусь в чужой дом, опять буду полночи пытаться уснуть, ворочаясь на продавленной кровати, а утром Вильгельм снова прикажет мне промывать мозги упрямым русским, которые не понимают своего счастья. Жить под оккупацией такой ахиренно великой страны. Не жизнь, а сплошная сказка. Да ещё эти непонятки с синеглазкой. Завтра же припру Вилли к стенке и потребую внятного ответа, куда он дел брата, и плевать, что мы друг друга не переносим и вообще в состоянии холодной войны. Без ответа я не уйду.

Не сразу я разглядела, что к казарме кто-то идёт. Блин, в этих дурацких вязаных шлемах ни хрена не разобрать. Все теперь на одно лицо. Да не может быть… Я торопливо сбежала по ступеньками и тут же врезалась в бережно подхватившие меня руки. Сердце заколотилось как заполошное, когда я увидела, какой ещё по-детски яркой радостью засветились его глаза.

— Фридхельм, — успела выдохнуть прежде, чем его горячие губы накрыли мои с нетерпеливой нежностью.

Язык требовательно очертил контур нижней губы, побуждая открыться навстречу, и я приподнялась выше, подаваясь к нему, отвечая на поцелуй, растворяясь в ответных мягких движениях губ и языка, в легких невесомых прикосновениях к щеке. Где-то внутри щекотной волной пробегали пресловутые мурашки.

— Я наверное сейчас говорю как эгоист, но я рад, что ты теперь рядом.

Если отбросить то, что мы в эпицентре войны, то я тоже. Тёплые пальцы нежно до сдавленного дыхания гладили мои подбородок, скулы. Несмотря на невинность этой ласки, меня снова ведёт словно девчонку, которая впервые влюбилась. Наверное, надо как-то найти остатки здравого разума, не утонуть в водовороте чувств, которые он поднял внутри. Давно уже пора признаться себе, что синеглазка занял место в моём сердце. Даже, скажем так, обосновался там с полным комфортом, а учитывая, что рано или поздно мне придётся исчезнуть, такая привязанность грозит болью нам обоим.

— Правда? — чуть насмешливо спросила я. — А вчера мне так не показалось.

Вместо ответа он снова склонился, сминая мои губы глубоким французским.

— А сейчас веришь? — словно услышав мои мысли, Фридхельм сжал руки, притискивая к себе ещё плотнее. — Веришь, что я больше не оставлю тебя?

Вот же влюблённый дурашка, да как можно давать такие обещания, если в любой момент шальная пуля может оборвать твою или мою жизнь? Но глядя в его счастливые глаза, я велела внутреннему цинику заткнуться и смогла лишь так же бездумно-счастливо улыбнуться:

— Довольно опрометчивое обещание, учитывая, что никто не знает, что будет завтра или через месяц, но… Да, верю.

Глава 21 У жизни нет сценария - импровизируйте!

«Никогда не сдавайся!» — помнится такой слоган болтался на заставке моего компа в прошлой жизни. Что ж, актуально. Учитывая, что сейчас я напоминала себе ту самую лягушку, которая будучи проглоченная прожорливым аистом, упрямо пыталась сжать лапки на его шее. Хотя я пока не знаю, как буду проходить новый уровень сложности в этой «игре». Похоже, мы здесь наглухо застряли. Насколько я поняла по переговорам с основным штабом, все ждали отмашки от Гудериана.

— Обнаружили что-нибудь важное, Эрин?

Этот хорёк гауптман заставил меня перерыть планшеты пленных и убитых красноармейцев, рассчитывая, что те пачками таскали ценные бумаги. Не погнушался даже затребовать переводы найденных писем. Вот какой бы идиот стал сливать в открытой переписке секретные данные? Но начальству, как говорится, виднее, так что работой я была обеспечена по самое некуда.

«…для нашей страны снова настали смутные времена. Самое главное для победы — в неё верить. Не быть малодушным, делать всё, чтобы уничтожить врага, сплотиться и поддерживать друг друга. Мы с детьми думаем о тебе каждую минуту и верим, что ты вернёшься к нам с победой…»

— В основном письма из дома, — я нехотя посмотрела ему в глаза, стараясь не выходить из образа исполнительной переводчицы.

— Зачитать дословно?

— Не надо, — Файгль непринуждённо цапнул с моего стола тонкую пачку писем и, небрежно перебирая сложенные листки, спросил: — Вы написали текст листовок для этих иванов?

— Да, — я подала ему очередной листок.

«Гениальные» немецкие стратеги наивно полагали, что если призвать красноармейцев сдаться, пообещав в качестве бонуса якобы сносную жизнь, те прямо так и бросятся к их ногам. Может рассказать им, что командиры и особисты даже поднять никому не дадут эту гадость? За прочтение вот такой листовочки советскому бойцу светил чуть ли не расстрел. Но кто я такая, чтобы обламывать немчикам оптимистичный настрой. Пусть пока думают, что их методы сработают.

— Вы прекрасно справляетесь, Эрин, — улыбнулся Файгль. — Кстати у меня для вас кое-что есть, — он положил передо мной новый военник и игриво добавил: — Единственное, в чём я могу вас упрекнуть — это внешний вид. Вы же красивая девушка. Какая необходимость продолжать носить мужскую форму?

А тебе какая разница, в чём я расхаживаю? Ничего не имею против по-прежнему носить свой прикид. Если закрыть глаза на то, что это вражеская форма — сплошные плюсы. Удобно, никто на сиськи не пялится, что весьма актуально, учитывая повальный сперматоксикоз, и самое главное — тепло. Нет, я конечно в своё время была этакой зимней феей, которой завистливо смотрели вслед другие девчонки. Сапожки на шпильке, шубка с рукавами три четверти, никакой шапки, чтобы не портить причёску. Но так это было, во-первых, в южном регионе, во-вторых, я передвигалась на собственном авто. Здесь же при мысли одеться как нормальная женщина — юбочка, чулки, каблучки — меня заранее охватывал озноб. Прямо чувствую, как зарабатываю последовательно переломы обеих ног, цистит, пневмонию и отит среднего уха. Ещё только начало декабря, а здесь дико холодно. Не зря немцев пугали генералом Морозом. Не-не, требую пуховик до пяток, лыжные штаны, штук пять свитеров и ботинки с подогревом и тракторной подошвой, чтоб по сугробам удобно было передвигаться. Ещё варежки из «Спортмастера» с какой-нибудь особо греющей хренью внутри. Ну, тогда уже и шапку-ушанку, чтоб не выбиваться из образа медведицы. Но вообще-то мысль разжиться нормальными женскими шмотками в теории неплохая.

— Ваша машина готова, герр гауптман, — Вильгельм скользнул по мне неприязненным взглядом и быстро сменил его на вежливо-бесстрастный.

Ещё одна моя головная боль. Я конечно всё понимаю, но сколько можно злиться? Не настолько уж я ему и насолила, если разобраться. Парни какое-то время добродушно посмеивались, вспоминая чудеса моей маскировки, Файгль в общем-то тоже закрыл глаза на мою выходку. Ну, или правдоподобно делал вид. Во всяком случае пока я не дала повода для подозрений. Крутился вокруг меня а-ля заботливый «папочка». Я простодушно хлопала глазками и делала вид, что в упор не понимаю его намёков. Поехать в город немного развеяться? Сожалею, герр Файгль, очень много работы. Ужинать в «элитной» столовке для офицеров? Спасибо, не стоит. Я уж лучше к «своим» пацанам. Тоже гады, конечно, но не все же.

Файгль отчалил, а мы с Винтером продолжили молча копошиться в бумагах. Я пыталась найти среди писем хотя бы один конверт с обратным адресом. Погибших солдат ждали дома жёны, матери, дети. Я прекрасно знала, что не на всех приходили похоронки. Может, и эти бедняги много лет будут числиться пропавшими без вести. Меня осенило, что нужно просто просмотреть военники, переписать фамилии и анонимно отправить письмо. Опять же куда? Ай, ладно, разберусь.

— Что ты здесь делаешь? — я подняла глаза, увидев, что Вильгельм отчитывает просочившегося в штаб братца.