Моя чужая новая жизнь

— Так что ты хотела?

— Может быть, для начала вы перестанете обращаться ко мне как к безымянному заключённому? — это безликое обращение тоже уже достало.

— Проблема только в этом, фройляйн Майер? — невозмутимо спросил Винтер.

— Нет. Хотелось бы выяснить на каких основаниях вы лишаете меня свободного времени? — на языке крутилось немного другое, но начнём с этого.

— Ну, так пожалуйтесь на меня гауптману, — в его глазах читалась насмешка. — Расскажите ему, что срочные переводы с фронта отвлекают вас от бурной личной жизни.

Вот как ты всё хочешь повернуть, да? К Файглю я, естественно, не пойду.

— Я прекрасно понимаю срочную необходимость переводов, но в упор не нахожу её именно сейчас.

— Вы хотите сказать, что не понимаете необходимости обезвредить врага? Что у вас есть более важные занятия? — продолжал издеваться Вильгельм.

— Я хочу сказать, если бы я сейчас спала, вы бы стали будить меня ради этого? — я плюхнула смятую листовку ему на стол.

— Ну ты же не спала, — исчерпывающе ответил Вилли.

Ну ладно, сейчас нас с Фридхельмом малость занесло. Всё-таки секс на обеденном столе это да, перебор, но он же перекрывает кислород нам, даже когда мы невинно беседуем.

— Интересно, что это? Братская ревность или хронический… — благо, я не знала, как перевести «недоебит», поэтому получилось более корректно. — Ханжество?

— Знаешь что, — видимо, задетый за живое Вилли отбросил показушную вежливость. — Мне дела нет, с кем ты шляешься по кустам. Лишь бы это был не Фридхельм.

О как. Жёстко, конечно, но зато честно.

— Что так? Вроде бы выяснили, что я не мальчик. С девочками ему тоже нельзя? Не много на себя берёте, герр лейтенант? — меня несло по кочкам, но как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

— Не много, — резко ответил Винтер. — у Фридхельма и так достаточно сложностей, ни к чему добавлять новые.

— По-моему, усложняете всё вы. У нас всего лишь фронтовой роман, — и вообще, ты сам виноват, что я сейчас здесь.

— Да неужели ты сама не видишь? — вот теперь он разозлился по-настоящему. — Он ещё мальчишка, потерял голову. Готов ради тебя на любую глупость. Прикрывал все твои выходки, и это только то, что я знаю.

Да уж, бдительный ты мой, и хорошо, что ты всего не знаешь. Ты не представляешь насколько сейчас прав, говоря про «любую глупость».

— Для тебя это просто роман, как ты только что признала, а он может испортить себе жизнь, — Вильгельм закурил и отвернулся, глядя в окно. — Он мой самый близкий человек, и я буду защищать его от любой опасности, а ты для него опасна. Взбалмошная, лживая девица, которая постоянно нарушает дисциплину и влипает куда-нибудь, явно не то, что ему нужно. Поэтому держись от него подальше.

— Я и была подальше — в госпитале.

Не настолько уж я нежная ромашка, чтобы расплакаться от такой тирады. Наоборот ещё больше взбесилась, лишний раз вспоминая благодаря кому меня вернули.

— Или недостаточно далеко?

— Недостаточно, — ответил Вилли. — Он бы чуть что срывался к тебе, а мне не нужны солдаты, которые думают не головой, а тем, что ниже пояса.

Меня обожгло неприятной догадкой. Он что, надеялся вообще убрать меня? Ну, а что? При должном рвении Файгль вполне мог меня отправить дальше по этапу.

— Я подал прошение снять с тебя военную обязанность и отправить домой, но как видишь, Файгль сделал всё по-своему.

Ну всё, можно считать, что ключ от загашника с терпением я потеряла. Блядь, да что его рота заговорённая, раз я сюда постоянно возвращаюсь неведомыми путями? По-хорошему, если разобраться, Вилли всегда был за то, чтобы избавиться от Карла. Но то, что меня выдернули из госпиталя по его прихоти, я ему не прощу.

— Вот что ты за сволочь такая? — без всякого почтения зарядила ему в лоб. — Захотел — убрал, захотел — вернул обратно. Я конечно натворила глупостей, так что теперь должна зависеть от настроения твоей левой пятки?

— Ну так попроси Файгля перевести тебя в другую часть.

Ни хера себе заявочка. Это то, что я подумала?

— Похлопаешь глазками, а может, и не только, и я думаю, он не откажет.

Да нет, всё я правильно поняла. Этот придурок меня ещё и в шлюхи записал. Прежде чем я успела себя остановить, рука сама собой взметнулась, впечатываясь в щёку Винтера.

Я замерла, готовая к любой его реакции. Не помню, что там за кары полагаются по Уставу за битьё морды лица командира, но он тоже должен знать границы. Как ни странно, в обратку мне ничего не прилетело, хотя его конечно тоже накрыло. Явно прикидывает, что со мной делать дальше. Вовремя вспомнив, что при желании этот красавец сможет ещё больше закрутить мне гайки, я нехотя выдавила: — Извиняться не буду. Пусть вы командир, это не даёт вам права меня оскорблять.

— Вот уж не подумал бы, что девица которая постоянно зажимается с кем-то по углам, так обидчива, — понятно, с его стороны извинений тоже не будет.

Угораздило же меня попасть в этот век махрового шовинизма и непроходимого ханжества. Этот идиот, увидев меня пару раз рядом с Кохом и Шнайдером, уже чёрти чего понапридумывал, но оправдываться перед ним я не собираюсь. Много чести. Вообще бессмысленный разговор получился. Нечего мне тут больше делать.

— Если не нужно перевести очередные расчёты на содержание библиотеки или рекомендации агронома, то я пошла, — я сняла с вешалки шинель и вздрогнула, почувствовав, как его пальцы перехватили мой локоть, разворачивая обратно.

— Раз уж ты снова в моей роте, запомни наконец одну простую вещь. Я требую полного подчинения и соблюдения Устава. Если я говорю, что мне нужен перевод в двенадцать ночи, ты его сделаешь, — он опять включил режим «снежная королева» — взглядом хоть пельмени замораживай. — Что касается твоей личной жизни, она мне глубоко безразлична при условии, что ты держишься от Фридхельма подальше.

Мысленно я послала его в пешее эротическое, но слава богу внутренний тормоз на этот раз сработал вовремя.

— Ты действительно думаешь, что проблема во мне? Пора признать, что Фридхельм давно вырос и имеет право жить своей жизнью. Если ты станешь для него копией отца, ты его потеряешь.

Той ночью я опять практически не спала. Крутилась чуть ли не до рассвета. То, что «нянь» синеглазки окрестил меня безмозглой шлюшкой и прямым текстом запретил портить невинного мальчика, всё же задело за живое. Тем более здравое зерно во всём этом ханжеском бреде было. Фридхельм всё больше и больше привыкает ко мне, а я не собираюсь отказываться от своих планов прорваться в Москву. Вариант остаться я даже не хотела рассматривать. Несмотря на свои чувства, я не уверена, что смогу ещё четыре года провести во вражеской армии. Я ещё раз прикинула, а если бежать вместе? Да нет, это полная дичь. В Германии нам скрыться не удастся. Если скрываться в Союзе, его придётся пожизненно выдавать за немого. Ну или по крайней мере, пока он не избавится от акцента. Это я ещё не говорю про то, что какой-нибудь особист вроде Громова вмиг выведет его на чистую воду. Да и вообще его же призовут в действующую армию, и я уверена, он не пойдёт стрелять в своих даже ради меня. Нет, тут без вариантов. Что-то болезненно заскреблось внутри от мысли, что я больше не увижу его. Судя по тому, что мы уже можно сказать в дальнем Подмосковье, мне осталось пробыть здесь недолго. И как интересно нам теперь встречаться, если Вилли так активно против?