Моя идеальная

Артём Северов: Скучаю. Смайлик с разбитым сердцем.

Поднимаю уголки губ и порхаю пальцами по экрану.

Настя Миронова: Я тоже скучаю, любимый.

Едва откладываю телефон, как прилетает новый месседж.

Артём Северов: Разве Сивилов даёт скучать? Подмигивающий смайл.

С каких пор он так смайликами орудует? Улыбка шире. Мгновенный ответ.

Настя Миронова: С ним не соскучишься, а вот без тебя — да.

Артём Северов: Скинь фотку.

Настя Миронова: И как ты себе это представляешь?

Открываю новую SMSку. Фото. Артём с Антоном сидят на задней парте, судя по фону, и лыбятся.

Толкаю подругу в бок и показываю экран. Она тоже улыбается, глядя на своего парня. Кто бы подумал, что лучшие подруги влюбятся в двух лучших друзей? Сказка какая-то, ей Богу.

Поворачиваюсь спиной к Вике, опускаю телефон под стол и делаю селфи. Смеёмся, отправляя снимок, на котором, не сговариваясь, показываем языки нашим парням.

Остаток пары даже не замечаю, потому как всё время провожу в телефоне. После звонка выходим в коридор и прогулочным шагом направляемся к автомату с кофе. Со стаканчиками продвигаемся по корпусу, и тут у меня происходит такое дичайшее дежавю, что я замираю на месте, как в стену въехала, и едва не роняю пластиковый стакан. Буквально вижу на том конце коридора ухмыляющегося этой своей безбашенной улыбкой Северова, а я снова становлюсь той самой неуверенной в себе девушкой.

От этого странного видения и ощущения слабости по телу летит дрожь, а по позвоночнику — озноб.

— Ты чего, малыш? — спрашивает Артём голосом, в котором сквозит явное напряжение.

Я даже не заметила, как он подошёл. Знаете фокус с зеркалами: когда они создают иллюзию реальности, и ты не можешь разглядеть в этом подвоха, полностью погружаясь в иллюзорный мир? Что-то такое сейчас и происходит со мной, потому что Север всё ещё ощущается каким-то далёким. Нереальным. Не моим. Именно в этот момент в груди появляется странное ощущение, словно в неё затолкали огненный шар, который медленно растекается по всему телу, как неизлечимая болезнь, и парализует работу всех органов.

Моргаю несколько раз, прогоняя странное видение, и трясу головой. Выдавливаю из себя улыбку и прижимаюсь к горячему телу любимого мужчины. Его руки на моей спине вырисовывают узоры, а дыхание согревающими волнами растекается от макушки вниз по телу, которое словно оледенело и только сейчас начало оттаивать. Всю кожу будто иголками колит.

— Насть? — зовёт Тёма, и я вскидываю на него взгляд.

— Всё нормально, любимый, просто... — сглатываю и перевожу сбивчивое дыхание. — Дежавю.

Он коротко хмыкает, скрывая за этим звуком своё беспокойство. Мы чувствуем друг друга на ментальном уровне, поэтому бесполезно отмазываться и делать вид, что ничего не произошло.

Спасаюсь его объятиями, губами и дикими поцелуями.

Северов прижимает меня к подоконнику и в один рывок усаживает на него. Пристраивается между моих раздвинутых ног и жадно целует, пока не звенит звонок.

— Люблю тебя, маленькая. — шепчет и толкается напряжённым членом в горящую от возбуждения промежность.

Всего пара поцелуев, и я готова прямо сейчас отправится с ним домой, но вместо этого иду на пару, бросив перед этим:

— И я тебя люблю, Тёма.

Примерно в том же ритме проходит и весь оставшийся день. Занятия по большей части я провожу в телефоне, а на переменах нескончаемые поцелуи, и с каждым разом они становятся всё откровеннее и необузданней. Перед последней парой Артём уже буквально трахает мой рот, не скрывая похотливого желания. Мой ответ на его действия не менее животный.

Сумасшествие? Определённо.

По крайней мере, это спасает меня от Викиных расспросов. Впрочем, глядя на нас, она и так всё поняла.

— Вот это пожарище. — сипит пониженным голосом.

— Вот как-то так, Вик, всё у нас и происходит. — смеюсь в ответ.

Пожар. Ураган. Цунами. Землетрясение. Гром и молнии. И где-то посреди этого Армагеддона — мы.

На мобильный прилетает сообщение.

Артём Северов: Малыш, писать не могу, надо к декану.

Настя Миронова: Проблемы?

Артём Северов: Три недели прогулов.

Артём Северов: Не волнуйся, всё заебись.

Настя Миронова: Не могу не волноваться.

Артём Северов: Люблю тебя.

Настя Миронова: И я тебя.

После занятий выглядываю Артёма в коридоре, но его всё нет. Половина студентов разъехалась. Остались только те, у кого ещё одна пара. Звоню любимому, но он сбрасывает. Телефон оповещает о месседже.

Артём Северов: Перезвоню.

И как это понимать? Не "скоро буду" или "встретимся на улице", а перезвоню. Мы уже должны были ехать домой. В сердце закрадывается какое-то гадкое предчувствие.

Сажусь на подоконник и сканирую телефон следующие минут двадцать, но он молчит. Набираю Северова, но после длинных гудков, которые, кажется, тянутся слишком долго и громко, в трубке раздаётся роботизированный голос автоответчика. На душе уже не просто кошки скребут, а пируют дикие звери, разрывая на куски. Звоню Арипову.

— Что случилось? — раздаётся раздражённый голос.

— Артём не возвращался из деканата? — спрашиваю с дрожащими нотами.

— А его ещё нет? — удивляется Антон.

— Нет. И трубку он не берёт.

— Пиздец. Расслабься, Миронова, сейчас приедем и разберёмся.

Коротко прощаюсь и направляюсь к декану. К тому моменту, как оказываюсь на месте, внутри уже так штормит, что я без стука врываюсь в кабинет и застываю на пороге, не в силах выдавить ни слова.

Владимир Юрьевич стоит у окна и смотрит на меня ошарашенными глазами. Напротив него, спинами ко мне, но с повёрнутыми головами, двое полицейских. А между ними Артём. И он... Господи... Он в наручниках.

— Настя. — доносится до закупоренного ступором мозга родной голос.

Протаскиваю себя через неимоверные усилия и возвращаюсь в пугающую реальность. За рёбрами громыхает так, что по костям расползаются трещины. Рёв крови и биение пульса в ушах перекрывают все остальные звуки. Перед глазами расплываются очертания не только комнаты, но и всех находящихся в ней людей, кроме одного. Кроме моего любимого человека с наручниками на запястьях. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Понимаю это, только видя, как шевелятся его побледневшие губы. В глазах читается страх.