Моя идеальная
Шрифт:
Стальной тон. Ледяные интонации. Жёсткие слова. Они сами разорвали меня на части, и во мне не осталось ни капли сострадания или жалости к этим людям. Сплёвываю окрашенную кровью слюну под ноги отцу и направляюсь к машине, в которой сидит единственный на свете человек, который имеет для меня значение.
Много позже я узнаю, что в этот момент я выглядела ни как готовое рвать на части чудовище, а как падший ангел возмездия. Много позже я узнаю, что в глазах других людей я была чем-то нереальным. Много позже мне скажут, что никого не смутило отсутствие одежды, но окрашенные бордовыми каплями волосы, измазанное красными полосами лицо, залитые кровью
Ни разу не обернувшись на крики очухавшегося отца и причитания матери, запрыгиваю на заднее сидение Гелендвагена.
Северов сидит, откинув голову на спинку сидения. Хриплое дыхание вырывается из приоткрытых, посиневших и чертовски бледных губ. Веки опущены. Грудная клетка практически бездвижна.
Арипов срывает машину с места, едва за моей спиной закрывается дверь. Вылетаем с территории академии на максимально-доступной в данной ситуации скорости. Вика сидит с другой стороны от Артёма, поджимает губы и тихо плачет. Ловлю в зеркале заднего вида глаза Тохи и в них тоже замечаю слёзы. Только я не позволяю слабости взять верх, иначе это будет конец. Сохраняя трезвый рассудок, беру ледяную руку любимого и легко сжимаю. Его ресницы слабо подрагивают, и он открывает глаза.
— Любимая... — шепчет едва различимым голосом.
Закусываю язык до крови, чтобы не слететь с катушек.
Нельзя! Сейчас нельзя!
— Я здесь, родной... С тобой... Всё будет хорошо... — делаю слабые попытки успокоить не только его, но и саму себя.
Чувствую жгучую влагу в глазах и зло схлопываю веки, не позволяя ни единой капле пролиться, потому что если хоть одна из них выскользнет, то их поток уже не остановить.
— Обними...
И я обнимаю. Пропускаю руки под его и обхватываю торс. Кладу голову на плечо, в то время как Артём роняет свою мне на макушку. Сосредотачиваю всё внимание на сбивчивых ударах его сердца. На надорванном дыхании. На приводящих в ужас хрипах в его груди.
Даже злейшему врагу я не пожелаю пройти через то, через что сейчас протаскиваю себя.
Знаете, как это страшно, прислушиваться к замедленному сердцебиению любимого человека и бояться, что оно в любой момент затихнет? Перестанет качать кровь по венам? Что дыхание просто смолкнет и тогда уже ничего нельзя будет сделать? Не знаете? И я предпочла бы не знать, но судьба редкостная сука, которой мало было извалять нас в дерьме, так она решила ещё и утопить в крови.
— Миронова, — бросает Тоха с водительского места и тянет мне мою куртку, — оденься.
Молча беру одежду, но просто прикрываю ей грудь.
— Не называй... её...так... — хрипит Артём, снова поднимая веки.
— Не говори, Тём. — прошу я.
— Блядь, Север, молчи. — рычит Арипов. — Не трать силы.
Но упрямства моему парню не занимать. Он с трудом отрывает голову и повторяет:
— Не называй её так!
Друг кивает и сипит:
— Прости.
Тёма роняет голову обратно на меня и шепчет.
— Люблю...
— И я люблю. Люблю тебя, родной. Ты только держись, Тёмочка. Не оставляй меня. — умоляю, ласково поглаживая его тело везде, куда удаётся дотянуться.
— Не... — глухой кашель. На разрыв уже не только мои нервы, но и каждая жила. — дождёшься.
Улыбаюсь сквозь слёзы, которые смешиваются с кровью и молчаливыми каплями стекают по лицу.
Да где же эта скорая? Вика с Антоном выгладывают машину, но в плотном потоке
ползущих в пробке авто нет ни одной кареты скорой помощи.Как держаться? Как справиться? Как не умереть от боли за любимого человека? Что ещё сделать? Как помочь ему?
В моей голове вертится шквал вопросов, но ответов нет. В салоне автомобиля застывает зловещая тишина, которую нарушает только рваное дыхание Северова. Страх, словно физическое явление, заполняет всё пространство и проникает в наши тела и головы.
— Скорая! — вскрикивает Вика.
Арипов резко бьёт по тормозам и, выскочив из Гелика, бежит к ней.
Дальше всё происходит как в тумане: звуки смазываются, люди и окружающее нас пространство расплываются. Артёма грузят на носилки. Переносят в машину скорой. Несколько автомобилистов ставят свои авто поперёк дороги, полностью парализуя движение, давая медикам возможность развернуть машину.
Я должна их поблагодарить за это. За то, что они Люди с большой буквы. Сказать "спасибо" или просто кивнуть, но я ничего из этого не воспроизвожу.
Подлетаю к дверям "кареты", когда туда грузят Тёму, и запрыгиваю следом, не просто не спросив разрешения, а коротко проинформировав офигевших от моей наглости медиков:
— Я еду с ним.
— А вы кем приходитесь пострадавшему? — спрашивает женщина-фельдшер, сканируя меня сквозь толстые стёкла очков.
— Она... — сипит любимый. — моя... невеста...
— Молчите, молодой человек. Вам необходимо беречь силы. — командует та же женщина и отвечает лёгкой улыбкой на вымученную усмешку Артёма, когда он смотрит на меня.
Я стараюсь ему ответить, но мышцы на лице разбивает параличом, и я стискиваю зубы, только чтобы не разреветься, глядя на любимого человека с иголкой в вене, кислородной маской на лице и залитого собственной кровью.
Обнимаю себя за плечи, вгоняя в них ногти, и сползаю спиной по металлической двери. Боль немного отрезвляет, и я коротко информирую врачей:
— Его ударили камнем в висок. Пульс слабый, но стабильный. Дыхание затруднённое. В груди хрипы.
На этих словах в кровь разгрызаю губы, потому что это самое страшное. Если человек остаётся в сознании при черепно-мозговой травме, то шансы обойтись без критических последствий достаточно высоки, но вот хрипы...
— Надо срочно проверить лёгкие. — командует медик. — Может, ушиб или контузия. Кровохаркание было? — обращается уже ко мне.
Медленно веду головой из стороны в сторону. Женщина кивает, давая понять, что приняла мой ответ. Даёт мне бутылку с водой, но я, несмотря на жажду, только смачиваю губы. В горле стоят слёзы, крики и паника. С трудом выдерживаю всю дорогу до больницы, держа ледяные пальцы любимого человека.
— Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. — повторяю, как мантру, скорее сама для себя. — Всё будет хорошо.
В больнице, когда Тёму увозят на обследование, рвусь с ним, едва ли не зверем, бросаясь на медперсонал, преграждающий мне путь.
— Я должна быть с ним! — ору во всю глотку. — Пустите меня! Пустите к нему!
— Успокойся, девочка. — сочувственным тоном просит пожилой врач и обнимает за плечи. — Ты сейчас только будешь мешать. Ему необходимо сделать КТ, МРТ, рентген и УЗИ, чтобы понять степень повреждения. Но я уже сейчас могу сказать, что он крепкий парень и точно справится со всем этим. К тому же за него переживает такая красивая девушка, что у него просто нет выбора. — улыбается той улыбкой, с которой отцы успокаивают своих истерящих чад.