Моя новая сестра
Шрифт:
– Аби, – говорит он с небрежным смешком. – Конечно.
Он выглядит растерянным, слегка смущенным.
– Хочешь, чтобы я ушла?
Я с надеждой хватаюсь за перила, и стеклянный лепесток гирлянды впивается мне в ладонь. Я даже не замечаю боли. К моему ужасу, Бен качает головой и проводит рукой по своим песочно-белокурым волосам.
– Нет, не уходи. Прости, я солгал тебе. Я хотел, чтобы ты вернулась домой, и знал, что ты не согласишься, если будешь думать, что я здесь.
В этом он прав.
Я поворачиваюсь, чтобы оглянуться. На дверь, которую я закрыла на ключ, на свою сумку, которая валяется у подножия лестницы, на мобильный телефон, который выпал из кармана, – и на долю секунды задумываюсь
Но я должна принять эту игру.
– Может, нам следует поговорить? – предлагаю я, зная, что он не сумеет сказать ничего, что могло бы оправдать все его поступки и всю его ложь.
Секунду он смотрит на меня с надеждой, но потом она сменяется недоверием.
– Ты этого хочешь?
– Конечно, – подтверждаю я. – Давай посидим на кухне? Мне нужно взять кардиган из своей комнаты, я ужасно замерзла.
Он отходит в сторону, чтобы пропустить меня на лестничную площадку, на его лице написано облегчение.
– Я поставлю чайник, – говорит он, одаривая меня своей привычной кривоватой, очаровательной улыбкой.
Если раньше эта улыбка вызывала у меня трепет вожделения, то теперь она заставляет меня холодеть. Каким-то образом я должна заставить его поверить, будто все в порядке, пока не придумаю, что мне делать.
– Я буду через пять минут, – сообщаю я, пытаясь улыбнуться в ответ, но получается скорее гримаса.
По моей коже ползут мурашки, когда он легонько целует меня в щеку, и я наблюдаю, как он спускается по лестнице, как наклоняется, чтобы собрать вещи, выпавшие из моей сумки. Он кладет мой мобильный телефон на стол рядом с ключами, и я в шоке от того, что он может вести себя так, словно ничего не произошло, словно это не он несет ответственность за цветы, фотографию, жуткую запись в «Фейсбуке». «Он очень талантливый актер, – думаю я, наблюдая за ним. – У него словно вообще нет совести, он совершенно не чувствует себя виноватым».
Когда он скрывается из виду, я проскакиваю мимо гостиной и поднимаюсь по лестнице к спальне. «Я возьму оставшиеся вещи и уеду отсюда», – думаю я, пытаясь сдержать нарастающую панику. Все будет хорошо, пока я сохраняю спокойствие. Пока Бен думает, что между нами все нормально. Я нажимаю на выключатель светильника на площадке. Теперь, когда темнота отступила, я нервничаю меньше.
Дверь в спальню Бена распахнута, и мне открывается вид на его балкон. Я вижу, что он оставил стеклянные двери широко открытыми, белые занавески колышутся на ветру, как два призрака, впуская в комнату дождь, от которого на ковре уже образовалось темное пятно.
Я уже собираюсь развернуться и направиться в свою спальню, как вдруг замираю. Там нога. Босая ступня и голень, виднеющиеся из-за французских дверей в свете полной луны. Я понимаю, что это нога Беатрисы – по татуировке в виде гирлянды маргариток, обвивающей ее лодыжку, и с тошнотворным ощущением в животе вдруг осознаю, что темное пятно на ковре – это не дождь, а кровь. По телу пробегает холодок.
Я пробегаю через комнату и выскакиваю на балкон. Беатриса полусидит, привалившись к кованым перилам, ее голова повернута под странным углом, на шее красные пятна, чайное платье насквозь промокло от дождя. На один страшный миг мне кажется, что она мертва, что он убил ее. Я прикасаюсь к ее запястью, пытаясь нащупать пульс; когда я его
нащупываю, меня охватывает облегчение. Я наклоняюсь над ней и трясу ее, а платье прилипает к моему телу под проливным дождем. «Очнись, Беатриса, пожалуйста, очнись!» Но она не шевелится. С ужасом я замечаю на ее голове рану, по лицу стекают струйки крови. «О, Бен, что ты наделал?» И в тот же миг я понимаю, что Пол говорил правду: Бен невероятно опасен. Он способен на гораздо большее, чем подбрасывание угрожающих фотографий и загадочных сообщений. Он способен на насилие, на убийство.– Пожалуйста, Беатриса, – плачу я, дергаю ее за руки, шлепаю по щекам, пытаясь привести в чувство. – Пожалуйста, очнись! Мы должны выбраться отсюда. – Дождь с силой лупит меня по спине, пока я отчаянно трясу ее. – Пожалуйста, Беатриса! Очнись. ОЧНИСЬ! – Мне нужно увести ее отсюда, пока Бен не спохватился, что меня так долго нет. – Ну же, пожалуйста, давай!
– Что происходит?
Ужас пронзает меня при звуке его голоса. Я поднимаю взгляд. Бен стоит в дверях и смотрит на нас. Сощурившись, он окидывает взглядом нас обеих, скрючившихся на балконе – в почти одинаковых промокших платьях, с прядями светлых волос, прилипших к щекам.
– Что ты наделал? – не в силах поверить, шепчу я, прижимая Беатрису к себе. Кровь на моих руках, на моем платье. – Она твоя сестра – твоя сестра-близнец!
У меня кружится голова от страха, когда до меня доходит, в какой ловушке мы оказались – на этом крошечном балконе во время непогоды, где никто не услышит, никто даже не узнает, что мы здесь.
– Это все твоя вина, Би, – холодно говорит он. Голос у него жесткий, глаза пустые и невидящие. Лицо уродливо искажено, словно живущее в нем чудовище вот-вот выберется наружу. Я уже видела этот взгляд раньше, в тот день на террасе, когда он узнал, что я встретилась с Каллумом. Тогда передо мной промелькнуло зло, скрывающееся за его очаровательной внешностью, но я была слишком слепа, чтобы заметить.
– Бен, я Аби. Не Би. Би – вот она. Позволь, я помогу ей.
– Вы думали, будто можете управлять мной, – продолжает он, как будто не слыша меня. – Вы думали, что можете указывать мне, что делать, – вы обе. Вы обе, мать вашу! Но ты была хуже, Би. Ты думала, будто можешь отобрать у меня все: деньги, дом, – ты скрыто угрожала мне, когда я не делал того, что ты хотела. Так вот, я не позволю тебе. Не позволю, чтоб тебя! – шипит он. И я знаю, что он смотрит на меня, но видит Беатрису.
Он не в себе, он не видит меня – вернее, он видит только Би, даже когда смотрит на меня, – и внезапно мне становится до ужаса ясно: он собирается убить меня.
Я хочу кричать, бороться, спасать себя и Би, но в то же время меня охватывает спокойствие, потому что наконец я буду с Люси. Это неизбежно: за ее смертью должна последовать моя собственная. Как это было с нашим рождением. А потом я думаю о своих несчастных родителях. Они уже потеряли одного ребенка. Они не могут потерять второго.
– Бен, пожалуйста… – пытаюсь достучаться до него я. Кричать бессмысленно. Мой голос потеряется в ветре и дожде. – Пожалуйста, – повторяю я. Я должна образумить его. Он не может этого сделать. На его лице мелькают растерянность и сомнение, и я чувствую, как он колеблется. – Я Аби. Я вернулась… – Мой голос дрожит. Я слишком напугана, чтобы плакать. – Пожалуйста…
– Заткнись, заткнись, – бормочет он, мотая головой. И вдруг бросается ко мне, хватает за запястья, его пальцы впиваются в шрамы на моих руках, он оттаскивает меня от Беатрисы так, что я обдираю колени об пол. Он рывком ставит меня на ноги. – Ты тоже сука, – говорит он и сильно бьет меня по лицу. Я чувствую во рту вкус крови. Я слишком шокирована, чтобы реагировать, хотя моя щека пульсирует болью. – Ты, наверное, считаешь меня кретином, раз городишь всякую чушь – мол, ты хотела поговорить!