Моя Шамбала

Но до осени еще было далеко. Мальчишки сидели почти всей своей компанией на берегу под ремеслухой. Ве-терок лениво играл темной густой зеленью листвы, и она, будто нехотя, отзывалась легким шелестом. С нами не было только Мишки Монгола и Ваньки Козы. Ну, Ванька-то от нас давно откололся и появлялся лишь изредка, но и тогда больше молчал и тяготился нашей компанией. А вот Мон-гола всем недоставало. Мальчишки с грустью сознавали, что потеряли своего капитана.

– Монгол теперь с Толей Длинным в хоровой кружок в Клуб Строителей ходит, - сказал Витька Мотя.

– Куда ходит?
– не понял Каплунский.

– Туда. Ты что, глухой, что-ли?
– окрысился Мотя и уже спокойней сказал:

– Я с ними тоже ходил, но мне не понравилось.

– А Монгол сказал, что тебя не взяли, - с усмешкой вставил Самуил.

– Чего не взяли? Сам не захотел, - беззлобно отмахнул-ся Мотя,- Чего там хорошего-то? Сто придурков стоят в куче и тянут: "а-а-а!". "А" да "а" - вот и весь хор.

– А откуда Толя Длинный взялся? Он же уезжал жить к матери, - спросил Каплунский.

– Приехал в техникум поступать. Да Монгол корешил-ся с Толей с пятого класса, когда мать Толи еще с отцом Свистковым жила. Дома-то напротив, - объяснил Мотя.

– А он в какой техникум?
– заинтересовался Алик Му-хомеджан.

– В машиностроительный.

– Может и мы в машиностроительный?
– Мухомеджан приподнялся на локтях с травы и посмотрел на Мотю-старшего.

– А чем железнодорожный хуже?
– в голосе Моти зву-чала уверенность.
– Чем плохо работать на железной доро-ге? Будешь поездами командовать. А если не захочешь, мо-жешь где угодно работать. Хоть в связи, хоть где. А машин-ка, что? Только на завод. Всю жизнь через проходную и в четырех стенах, как в тюрьме.

– Да это да!
– сразу согласился Аликпер, который волю не променял бы на золотые горы, потому что любил приро-ду и рыбалку больше жизни. В этом деле он не признавал компаний и ходил по грибы и на рыбалку один. И грибни-ком и рыболовом он был удачливым, и к его удаче относи-лись с уважением даже взрослые рыбаки.

"Мухомеджану бы в лесники или в рыбнадзор", - ле-ниво шевельнулась у меня мысль и вдруг обрела четкую форму: "не поступит". Это было опущение, которое вспыш-кой пронзило мозг и погасло, не оставив следа. Все про-изошло произвольно. Через минуту я уже об этом забыл. Есть вещи, о которых лучше молчать. Как об отце Изи Кап-лунского. Наверно, здесь действовал всесильный инстинкт самосохранения, и это срабатывало помимо воли.

– Ты готовишься?
– ревниво спросил Мухомеджан Мотю.

– Да так, грамматику читаю, - неуверенно сказал Мотя.

– А я что читаю, что не читаю. Темный лес, - засмеялся Мухомеджан.
– У меня всегда с русским нелады были.

– А у кого лады?
– согласился Мотя.
– Вспомни, как учились-то!

– А ты, Самуил, все же с нами не хочешь? Тоже в ма-шинку идешь?

– У него, брат, Haум, мастером на пятом заводе работа-ет, - пояснил Каплунский.

– А я думал, Наум портной, - сказал Мотя-младший,

– Почему портной?
– пожал плечами Самуил.

– Да все время в костюме ходит. Как Исаак.

Ребята засмеялись.

– Вовкин отец тоже в костюме ходит!
– засмеялся Мотя-старший.

– Вовкин отец инженером работает, все знают.

– А чего Монгола вдруг в хор потянуло?
– вернулся к их разговору Пахом. Видно ему никак не давал покоя Мон-гол, который ни с того ни с сего потащился в хор.

– Так у него голос прорезался, - лениво отозвался Мо-тя-старший. Руководительница сказала, что это после мо-тации.

– Чего?
– не понял Пахом, - После мотяции?

– Ну, ты, в ухо хочешь?
– обиделся Мотя.
– Мотация у всех бывает. Это когда голос меняется. Когда в мужика пре-вращаешься.

– Вот у тебя еще не прошла, потому ты и пищишь. А у меня уже прошла, видишь, голос какой грубый. Только я петь не умею. А Монгол вот запел.

– Это где ж я пищу?
– от возмущения Пахом сел.
– Да я сроду не пищал. Скажите, пацаны.

Пахом действительно не пищал. Голос у него был мальчишеский, но сиплый, и все это подтвердили.

– Ну ладно, не пищишь - согласился Мотя.
– Но все равно у тебя мотация.

– Мутация, - поправил я.
– Возрастная ломка голоса в период полового созревания.

– А ты, Вовец, откуда знаешь?
– на всякий случай опро-сил Пахом.

– Читал.

– Вовец все знает, - польстил мне Мотя-старший.

– Половое созревание - это как у Андрияна?
– уточнил Пахом. Все засмеялись. Эту историю с Валькой Андрияно-вым знала вся школа.

Валька Андрианов в оккупации, как другие перерост-ки, не был, но к шестому классу умудрился два раза остать-ся на второй год. Это был симпатичный крепкий парень, улыбчивый и не драчливый, но лентяй, каких мало. На уроках он сидел с такой постной физиономией, что его ста-новилось жалко даже учителям.

Но с некоторых пор его стала беспокоить плоть, и он время от времени развлекался с не дававшим ему покоя предметом прямо на уроке. Особенно он приходил в волне-ние на уроке биологии. Молоденькая симпатичная биоло-гичка была невысокая, худенькая, но с сильно развитой грудью. Эта грудь видно и доводила Андрияна до исступле-ния. Он двигал рукой под партой, не сводя глаз с биологич-ки. При этом физиономия его розовела от невыразимого удовольствия, и он сладострастно закатывал глаза. Сначала биологичка не понимала в чем дело. Только как-то раз сде-лала замечание: "Андрианов, что ты там все возишься?". В конце концов, ее не так беспокоил Андрианов, как осталь-ной класс, который тридцатью парами глаз вдруг начинал косить в его сторону. Так долго продолжаться не могло, и однажды, когда началась очередная возня, биологичка, как бы невзначай приблизившись к Андриановой парте, вдруг кошачьим движением быстро откинула крышку. То, что она увидела, повергло ее в ужас. Она покраснела, глаза ее ок-руглились, и она по-рыбьи стала хватать воздух ртом. Анд-риану бы прикрыться, но он уже не мог остановиться и с выпученными глазами и перепуганным лицом все же за-канчивал начатое дело.

И вдруг биологичка взревела:

– Вон, скотина! Вон из класса!
– Гримаса брезгливого отвращения передергивала ее лицо.

Андриян, прикрываясь руками, боком неуклюже вы-лез из-за парты и под смех и улюлюканье класса бросился к двери, на ходу заправляя свой срам.

Биологичка, не смея сама пойти к директору с этим вопросом, рассказала все Нине Капитоновне, пожилой учи-тельнице географии, а та директору школы.

Директор Костя вызвал Андрияна, но долго с ним не разговаривал, не читал нотаций, просто отобрал сумку и сказал, чтобы за сумкой пришла мать. А матери сказал, что без справки врача в школу его не пустит. Мать Андрияна высекла, а через день Андриян принес справку от невропа-толога: "Здоров. Беседа о вреде онанизма проведена".

На том дело и кончилось.

– Вовец, какой будет счет?
– вдруг спросил меня Пахом.

– Откуда я знаю?
– пожал я плечами.

– Да ладно, можешь не говорить, - не поверил Мотя.
– Но хоть кто выиграет?

– Да не знаю я, - сказал я, раздражаясь.

Знание приходило независимо от меня и чаще всего, когда я не ждал этого. Конечно, иногда я мог заставить свое сознание настроиться на непонятное мне и болезненное восприятие загадочного мерцающего пространства, которое несло информацию. Но для этого нужны были особые усло-вия, при которых я мог бы управлять своим сознанием.