Моя Шамбала

– Это, где Китаец сидит?
– уточнил Орех.

– Все время в нашу сторону зырят, - подтвердил Мирон.

– Не, пацаны, не здесь. Здесь лягавые ходят. Запросто сесть можно. Опять же, драка начнется, перебьем все, х... рассчитаешься. Давай лучше еще по сто пятьдесят возьмем.

– Я не хочу, - вдруг сник Кум.
– Завтра на работу. Под-ниматься тяжело.

– Ну как хочешь, - удивленно посмотрел на Кума Орех.
– А ты?
– повернулся он к Мирону.

– Мне тоже хватит.

У Мирона чуть заплетался язык, но выглядел он трезво.

– Ну, тогда пошли. Что я один что ль буду?
– обиделся Орех и встал.

Когда шли к выходу, Кум сделал маленький зигзаг в сторону, вроде обходя бочки, и, оказавшись рядом с един-ственным столиком, за которым сидели курские во главе с Китайцем, вдруг ногой подсек стул, выбив его из-под паца-на, ближе всех сидевшего к проходу. Тот растянулся на по-лу. Кружка с недопитым пивом упала, но не разбилась, и остатки пива растеклись лужицей по дощатому полу. Кур-ские вскочили, но Китаец грозно рявкнул на них и усадил на место, повернул к Куму перекошенное лицо, и едва сдерживая ярость, сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Зря ты это сделал, Кум. Ты за это ответишь. И за Ми-хея с Гундосым ответишь. Это же ты их уложил?

– Ну, пошли, отвечу. Выводи свою кодлу, - почти про-шипел Кум, а глаза его горели такой дикой ненавистью, что казались безумными.

"Псих, настоящий псих, - подумал Китаец, отводя взгляд в сторону и ненавидя себя за это. Он, уже имевший три "ходки", вор, которого уважает вся курская шпана, бо-ится какого-то поганого фраера.
– С ним надо кончать".

Моя кодла останется здесь, - выдавил из себя Китаец.
– Мы вас не боимся! Но тянуть срок по глупости нам не ре-зон. С вами мы встретимся в другом месте.

– Погоди, Кум, - Орех обнял Кума за плечи и с силой подтолкнул к двери.

– Надо б выпить!
– сказал Кум уже на улице, возбуж-денный.

– Говорил, давай возьмем по сто пятьдесят, - напомнил Орех.

– Можно бутылку взять. Магазин напротив сквера Ге-роев. Все равно в ту сторону идем, - посоветовал Мирон.
– А выпить в сквере можно.

– В сквере нельзя, лягавые ходят. В вытрезвитель по-падем. Выпьем во дворе пятиэтажки, - сказал осторожный Орех.

Пили из горла, закусывали огурцом, который им вы-ловили из бочки в магазине. Мирон сильно захмелел и все порывался идти к Верке, официантке привокзальной сто-ловой, на другой конец города.

– Все, Кум, допиваем и пойдем, - сказал Орех.
– Мирона надо до дома проводить.

Орех тоже захмелел и говорил медленнее обычного, тщательно подбирая слова, но на ногах держался твердо. Кума, казалось, водка не брала, но он был не в духе, - гово-рил мало и больше слушал, но Орех этого не заметил.

– Я матери хотел пряников купить, - сказал Кум.
– Вы идите, я догоню.

– Да ладно, сам доведу, не суетись. Все равно по домам расходимся. Мы сейчас по Дзержинской, там рядом. Ты да-вай через дворы, - решил Орех.

– Ну, гут! Тогда до завтра! Они обнялись и разошлись...

Удар был страшным. Кум, как оглушенный на бойне бык, упал на колени и сделал попытку подняться, но тело не подчинилось, будто многопудовая плита придавила его и гнула к земле, а земля уходила из-под ног и вдруг стала с бешеной скоростью вращаться, меняясь местом с небом, по-том все слилось в один сплошной круг, который стал быст-ро уменьшаться, превращаясь в черную точку. Сознание померкло, и он распластался на снегу темного полупроход-ного двора, рассыпая розовые пряники и окрашивая снег кровью, не дойдя двух шагов до невысокого кирпичного за-бора, через который он собирался перемахнуть легким ко-шачьим касанием, чтобы через минуту быть дома.

– Готов!
– сказал мужик в фуфайке, склонившись над Кумом.

– Ну вот, а говорили, здоровый!
– другой, в полупальто с кроличьим воротником, сплюнул сквозь зубы:

– Мотаем отсюда.

И они растворились во тьме двора.

Когда его нашли утром в луже крови, он еще был жив и что-то пытался сказать, но только пошевелил губами. Врач, осмотрев рану на голове пострадавшего, безнадежно махнул рукой. Рану, как могли, обработали, перевязали, и Кума отвезли в палату. К вечеру Кум впал в кому, а ночью умер, не приходя в сознание...

– Да ничего подобного, - кричал Семен Письман.
– Их было человек десять. И они ничего не могли с ним сделать. Если бы сзади не стукнули ломом по голове, он бы их по-убивал там.

– Откуда лом-то?
– усмехнулся Мухомеджан.
– Кто с собой лом на такое дело берет? Там невдалеке обрезок тру-бы нашли.

– Не, огольцы, - сказал Пахом, - не так все было. В кафе на них задрались курские. Курских было человек шесть. Орех, Кум и Мирон отметелили их, дай боже. Тогда курские послали кого-то выследить Кума. Наши, ничего не подозре-вая, шли себе своей дорогой и не видели, что за ними кто-то следит. Тот, кто следил, дождался, когда Кум останется один, и сзади ударил по голове.

– Откуда же курские знали, что Кум останется один?
– заметил Самуил.
– Они же втроем шли. А Орех с Кумом и живут рядом.

– А они и не знали, - вмешался Мухомеджан.
– Кто ос-тался, того и грохнули.

– Как же теперь Орех с Мироном против шпаны?
– ска-зал, ни к кому не обращаясь, Пахом.

– Орех летом вообще один останется, - заметил Мотя-старший.
– Мирон, вроде, в мореходку собирается.

– Если доживет до лета, - мрачно буркнул Пахом.

– Вчера мне Мишка Горлин, сосед Ореха, сказал, что они вместе решили в мореходку ехать. А если кто не посту-пит, вместе в Армию пойдут, - сообщил новость Мухомед-жан.

– Ореха в армию не возьмут, у него бронь, он же на оборонном заводе работает.

– Бронь на мирное время не распространяется. Все равно в армию идти, позже - хуже. А Орех уже давно дол-жен был служить, - объяснил Самуил.
– У Ореха мать одна останется, он единственный кормилец.

– Кум тоже единственным кормильцем был, - поста-вил точку в этом невеселом разговоре Самуил, и мы разо-шлись, похоронив самую яркую легенду наших дворов и нашей юности.

Глава 23

Запах весны. Подарок к 8 Марта. Индивидуалист Себеляев. Ворованные деньги. Позор.

В последний день зимы погода стояла весенняя. Люди, отвыкшие за зиму от солнца, жмурились от нестерпимо яр-кого света и улыбались. Хотелось снять шапку и варежки. Но солнце еще только примерялось, и его холодные лучи не грели, хотя мягкий, податливый снег уже не скрипел под ногами, а с крыш капали капели, и с грохотом рушились со-сульки. На ум ничего не шло. Хотелось на улицу, и ученики все чаще смотрели не на доску, а на окна, за которыми, не торопясь, шли люди в пальто нараспашку и вдыхали через форточку сводящий с ума запах весны, по лошадиному раз-дувая ноздри.