Моя Шамбала

Злополучная круча мне больше не снилась, но во мне поселилась высокомерная уверенность в том, что для меня отныне нет ничего невозможного. Это пугало и раздражало меня, потому что это было сродни гордыне, которая, как я знал от бабушки Маруси, была великим грехом...

Перед Днем Советской Армии меня и Генку Дурнева принимали в комсомол, потому что нам исполнилось по че-тырнадцать. В нашем классе уже многие ходили комсо-мольцами. Кого приняли перед ноябрьскими праздниками, кого перед Новым Годом. Не комсомольцами оставались только переростки: Агарков, Андрианов, Семенов, Аникеев, да Аркашка, брат Барана. Им уже давно перевалило за пят-надцать и даже за шестнадцать, но как-то само собой разу-мелось, что им в комсомол путь заказан.

Комсоргом класса у нас был выбранный единогласно Женька Третьяков. Недаром он читал собрание сочинений товарища Сталина. Тут не все художественную книжку мог-ли осилить до конца, a oн собрание сочинений товарища Сталина читает.

На собрании мы с Генкой Дурневым сидели за первой партой в белых рубашках, застегнутых на верхние пугови-цы, напряженные и торжественные. За учительским столом сидели Женька Третьяков, Женька Богданов и приглашен-ный председатель Совета Пионерской дружины Валя Кли-мов. Он был в пионерском галстуке и с тремя красными нашивками на рукаве - символом его пионерской власти. На прошлой неделе мы с Дурневым стояли в этих же белых рубашках, но с повязанными поверх красными галстуками перед пионерской дружиной, а Валя Климов рекомендовал нас в комсомол, после чего собственноручно снял с нас гал-стуки, и мы как бы уже не были пионерами, хотя еще и не комсомольцами. Вторую рекомендацию мне дал Женька Богданов, а Дурневу сам Третьяков.

Первым к столу пригласили Генку. Комсорг дал ему хорошую рекомендацию-характеристику и спросил у соб-рания, готовый в любую минуту поддержать своего проте-же: "Вопросы к Дурневу есть?"

– Что такое демократический централизм?
– раздался насмешливый голос Пахома.

Собрание сразу оживилось. Раздались смешки.

– Пахомов!
– Женька привстал на стуле.
– Не превра-щай комсомольское собрание в балаган.

– При чем здесь балаган?
– обиделся Пахом.
– Пусть ответит на вопрос по уставу. Меня в райкоме спросили: "Что такое демократический централизм?"

Генка Дурнев растерянно смотрел в зал и молча пере-минался с ноги на ногу. Женька Третьяк полез в Устав. По-листав, сразу не нашел, и захлопнув тоненькую красную брошюрку, спросил Пахома:

– Ну и что же такое демократический централизм? Сам-то знаешь?

– Теперь знаю. Выборность всех руководящих органов комсомола сверху донизу, отчетность комсомольских орга-нов, строгая комсомольская дисциплина и подчинение меньшинства большинству. И еще, обязательность реше-ний высших органов для низших, - отрапортовал Пахом и, довольный, сел.

– Вот видите, товарищи, как плохо мы знаем Устав!
– нашелся Женька Третьяк.
– А в райкоме могут задать лю-бой вопрос, и будет стыдно не ответить. Еще вопросы?

Вопросов больше не было. Всем хотелось, чтобы соб-рание поскорее заканчивалось, да разбежаться.

– Обязанности члена ВЛКСМ, - задал вопрос сам Женька. Дурнев оживился и стал бойко перечислять:

– Член BЛKCМ обязан: быть активным борцом за пре-творение в жизнь величественной программы коммунисти-ческого строительства, быть патриотом советской Родины, отдать для нее все свои силы, а если понадобиться, отдать за нее жизнь; настойчиво овладевать марксистско-ленинской теорией, показывать пример, хорошо учиться...

– Смело развивать критику и самокритику, вскрывать недостатки в работе, сообщать о них в комсомольские орга-ны, вплоть до ЦК ВЛКСМ, - добавил Женька Третьяков, на-верно, важный для себя пункт.
– Так?

Дурнев кивнул.

Когда очередь дошла до меня, вопросов не было. Женька Богданов, как поручитель, сказал о том, что я от-личник и всегда готов по первому зову прийти на помощь товарищу, что никогда не вру, и прочие такие слова.

Слова в какой-то степени стандартные, но они гладили и елеем ложились на душу. Приятно лишний раз ощутить себя положительным примером. Правда, эта эйфория про-должалась недолго.

– А я бы воздержался рекомендовать Анохина в комсо-мол.

Слова Женьки Третьяка ударили меня как обухом по голове.

По классу прошел недоуменный ропот. Я почувство-вал, что кровь приливает к лицу, и я краснею.

– Это почему?
– опешил Богдан.

– А потому что Анохин занимается знахарством. И во-обще в нем нет комсомольской устремленности. Какой-то он не наш, не комсомольский. Эти его фокусы, гипнозы.

– Ну, ты говори, да не заговаривайся. Наш, не наш. Все мы здесь наши, советские. Не наших мы в Берлине добили, - зло отчитал Третьяка Женька Богданов.

– Да у него отец, выполняя задание партии, чуть не по-гиб в этой, как его, Турции.

– Это мы знаем, - упрямо стоял на своем Третьяк.
– Но сейчас мы в комсомол принимаем не отца.

– Ты что, Третьяк, сдурел что-ли?
– вскипел Пахом. Он встал из-за своей парты и, не давая опомниться Женьке Третьякову, который тоже вскочил при этих словах и уже поднял ладонь, чтобы хлопнуть ей по столу, но Пахом не дал ему и слова сказать:

– Каким знахарством? К нему что, толпами в очередь стоят? Он что, объявление повесил, что он знахарь. Это ты его этим словом обозвал. Ты у нас всего без году неделя, а мы Вовца сто лет знаем. Как немцы ушли, они и приехали. Ты наших пацанов про него спроси, они тебе скажут. Спо-собности у человека такие особенные. Может, он для людей еще такое сделает, что тебе и не снилось.

– А помнишь, у тебя зуб болел?
– ехидно спросил Третьяка Пахом.
– Ты же на стенку чуть не лез: "Ой, ма-мочки".

Пахом передразнил Третьяка. Все засмеялись.

– Кто твой зуб вылечил? Вовец. За три минуты все прошло.

– А это неизвестно, вылечил или так совпало, что сам прошел, - уже спокойно произнес Третьяков.
– Комсомолец этой чепухе не должен верить. В Уставе что сказано?
– Женька Третьяков взял Устав, открыл и на этот раз быстро нашел нужное место: "Вести решительную борьбу со всеми проявлениями буржуазной идеологии, с тунеядством - ну это ладно, вот - религиозными предрассудками, различ-ными антиобщественными проявлениями и другими пере-житками прошлого".

– Ну и какие же ты видишь антиобщественные прояв-ления в том, что Вовец тебе зуб вылечил?
– с усмешкой спросил Пахом.

– Я считаю, что спор бессмысленный. Давайте спросим у Анохина, что он думает о религиозных предрассудках и буржуазной идеологии, и будем голосовать. Если большин-ство "за" - принимаем, "нет" - значит, нет, - поставил точку разумный Богданов.

Я чувствовал себя так, будто меня вывернули наизнан-ку и теперь скребком скоблят внутренности, задевая живые нервы и проводя железом по голым костям.

– А что я думаю?
– вяло ответил я.
– Тоже, что и вы. Как всякий нормальный человек я принимаю нашу идеологию и не принимаю буржуазную. Только при чем здесь идеоло-гия? Гипноз - это наука. Гипнозом лечат во всем мире, и есть люди, обладающие даром гипноза в большей или меньшей степени. А энергетическими способностями обла-дают все люди. Только у разных людей они разные. Это как память: у кого она есть, у кого ее нет, но память можно раз-вить. Всё это - общенаучные факты. И ничего здесь буржу-азного нет.