Мозаика странной войны

Сую я, значит, эту самую голову в шлем, накладываю матрицу, смотрю – начинает у не­го в мозгах проявляться, кто я, и что мне нужно, открывает он рот и первое - заметь-те, пер­вое! – что произносит: “Так что, - говорит, - дьявол не существует? А бог?”

Тут уже я не выдержал – заржал, как свинья… пардон, как лошадь, Переход врубить не могу, а он все глаза пялит и лепечет:

– А почему, - говорит, тот черный, который мне три года предложил… напомни, что он тебе предложил?

– Что, что… Деньги, власть и баб кучу – что ж еще?.. – неохотно бросил хмурый.

– Во! Слышали?! ...так, говорит на тебя похож ?

– И он берет и подписывает договор, что, значит, через три года он снова яв­ляется, и его душа поступает в полное его распоряжение. Да, говорит, и сделали еще при­ложение к договору, где указано, что тело является неотъемлемой собственностью души – это как специально для того адвокатишки! До сих пор не пойму, как так совало все – вплоть до параграфов этого чертового... тьфу, то есть не чертового договора ?..

Так что, леди и джентльмены, перед нами, – Бух встал, выпрямился и пророкотал, как кон­фераньсье в цирке, – доктор Фауст собственной персоной! Только душу-то он продал кому-то, а забрал-то ее – я!

Все дружно грохнули смехом, и даже девушки заулыбались.

– Да ладно вам, – недовольно пробурчал новоокрещенный. – Тоже мне, Мефистофель с тех­нологически отсталой линии…

Все заржали еще громче, а одна из девушек прыснула, засмущалась и очень очаро­ва­тель­но покраснела.

– А как линия Фауста? – встревожился вдруг Стратег. – Ты ее оборвал?

– А как ты думаешь, уважаемый? – ехидно поинтересовался Фауст. – Вспышка ре­ли­ги­оз­ного маразма в обществе, которое стояло на грани выхода в космос – это что?

– Это бзец, – прокомментировал окончательно окосевший Бух и хотел свалиться под стол, но передумал.

– Постеснялся бы, – проворчал еще один неизвестный. – Девушки все-таки рядом.

– Да-да! – оживился Бухгалтер. – Кстати, о девушках. Прилетаю я, значит, в следующий мир – а там полный… этот, ну как его… ну, конец, одним словом. Все куда-то бегут! Сирены орут! В воздухе черт знает что творится! На улицах паника, пробкотворение, давка и кучи за­топ­танных! Сканер морду крутит туда-сюда, еле, значит, нашел родственничка, снижаюсь ря­дом с ним – а народ вокруг как завоет! И мордами в асфальт! Что, думаю, за фигня, атомная вой­на, что ли? И что же вы думаете? Точно! Союз у них в девяностых не распался, чего-то они с Америкой сильно не поделили, ну, и вмазали друг по другу! Я, честно говоря, сам струхнул, тем более ящик начинает орать под руку: “Объекты приближаются! Девять минут до контакта! Во­семь минут до контакта! Семь…”

– Ты дело говори! – оборвал его все еще обиженный Фауст. – Считать здесь все умеют.

– Да. Так вот. Снижаюсь, значит, ору в динамик: прыгай, мол, в “зомби”, спасаться бу­дем! – а народ как услышал, как ломанется, как давай за крылья цепляться, за ста­би­ли­за­то­ры – думал, или отломают, или взлететь не дадут! Бабахнул пару очередей над головами, снова все мор­дами в асфальт уткнулись, и тут вскакивает эта киска, – он притянул рукой за талию одну из де­вушек, – и кричит: “Спасите меня, спасите! Я все для вас сделаю, любое желание выполню!” И вторая за ней. И еще шара народу! Ну что оставалось делать – открыл бомболюки, запихал ту­да двух самых красивых, и ходу! Переход запустить не успел, не говоря уж о матрице, сзади – как полыхнет! Как е… пардон, как долбанет! Датчики все сразу взбесились, “радиация!” орут, “гам­ма-излучение!”, еще там что-то… Ну, пришлось переходить, даже не набрав высоты. Ох и тряс­ло ж нас при этом, как девчонки в бомболюках выдержали, не представляю…

На какой-то неуловимый миг маска веселого, бесшабашного и слегка циничного пар­ня не удержалась на его лице, и он стал тем, кем и был на самом деле – человеком, че­ловеком, пережившим гибель нескольких миров, потрясенным и испуганным. Но еще через мгно­вение все стало на свои места и Бух бодро налил всем еще по стопке.

– Быть тебе Погорельцем, – прокомментировал Стратег, обращаясь к одному из но­во­бранцев. Этого отличала от остальных короткая прическа… и еще едва заметные тос­ка и ужас в глазах. Остальные линии тихо рвались где-то в невообразимой дали, а увидеть соб­ственными глазами огненную кончину родного мира – это было слишком для нормального че­ловека. Только мощная, рационалистическая и циничная матрица, сочетающая в себе лучшие – с определенной точки зрения – черты родственников удерживала Погорельца по эту сторону от проходимой только в одном направлении полосы, отделяющей разум от безумия.

Вопрос об уничтожении линии на этот раз не возник.

– А ты кто? – Пилот толкнул в бок еще одного парня – с немного напряженным, бе­га­ющим взглядом, своеобразным прищуром и без того узковатых глаз. Парень слегка сутулился и при толчке вздрогнул и метнулся было рукой к карману, затем вспомнил, что карманы сго­ре­ли вместе с прошлой жизнью и смущенно положил руку обратно – на колено второй девушки. Та явно восприняла это благосклонно.

– О, а это приобретение Фауста! – отозвался Стратег. – О нем мы уже все знаем. А это, по­знакомься, Пилот и Подводник. А это, кстати, Гангстер.

– Серьезно?

Парень кивнул.

– Я его выхватил из-под носа у полиции, или как там она у них называется. Прямо из авто­мобиля!

– Линию ты не совсем корректно оборвал, – поморщился Стратег. – Лет пятнадцать еще точ­но протянет, да и потом неизвестно сколько дергаться будет. Как бы Враг не пролез.

Упоминать Врага явно не стоило – все умолкли и даже до некоторой степени про­трез­ве­ли, Бухгалтер извинился и вышел из-за стола, и Пилот не преминул этим воспользоваться.

– Тебе очень страшно? – тихо спросил он одну из девушек.

Вторая была ярче и красивей, но глаза первой были черными, и расширенные зрачки ка­за­лись похожими на зеркало воды в глубоком колодце, и почему-то девушка показалась ему зна­комой и похожей на кого-то… кого-то…

Матрица спружинила и мягко, но настойчиво вытеснила сознание из опасной зоны.

Девушка молча кивнула и прижалась лбом к широкому плечу Пилота.

– Не мучай себя, – прошептал он ей в ухо. – Тем, кто остался там, ты ничем не помогла бы. А они радовались бы, узнав о том, что ты жива и в порядке. Не думай об этом.

Девушка снова кивнула и прижалась еще теснее.

– Странно, – сказала она позже, когда, слегка утомленные любовью, они лежали вместе в тес­ной комнатке с единственной узкой кроватью.

– Что странно? – Пилот нежно погладил ладонью ее волосы, убрал со лба непокорную прядь и снова положил руку ей на грудь.

– Я знаю тебя только несколько часов… а чувствую себя так спокойно и уверенно… Мне кажется, что мы всю жизнь провели вместе.

Мужчина вздрогнул. Что-то подобное он уже слышал – от другой девушки, в давно-дав­но, уже несколько дней окончившейся жизни.

Матрица шевельнулась, просыпаясь, и снова направила мысли Пилота в нужное русло.

– О чем ты думаешь? – чуть слышно прошептала девушка. – О чем-то важном?

– Да, – соврал он. – О тебе.

Девушка благодарно вздохнула, гибко согнулась и нежно провела губами по груди Пилота, опус­тилась ниже, они снова занялись любовью, но все остальное время мужчина мысленно об­ду­мывал план самоубийственной атаки на защищенную, как резиденция диктатора, базу Врага и искал способ сделать атаку менее самоубийственной.