Мозаика странной войны

Глина была холодной и вязкой, и отвратительно чавкала под ногами, а солома колола босые пятки, недовольно-воспитательное ворчание время от времени доносилось то из кух­ни, то из свинарника, пот со лба капал в рыжую жижу под ногами, и вредные размышления о бес­смыс­ленности всего сущего снова подползали – подло и незаметно.

– Бог в помощь!

Голос был знакомым, но вот интонация – откровенная насмешка – никакой сим­па­тии не вызывала.

Человек поднял голову.

На крыше сарайчика, из-за которого выглядывали два одинаковых странных крылатых механизма, сидел… он сам.

– Что… Кто ты? – прохрипел ошеломленный крестьянин.

– Об это чуть позже, – широко усмехнулся гость. – Сначала скажи – только честно! – как тебе нравится такое вот существование?

– Кто ты такой, чтобы задавать подобные вопросы! – уже возмущенно воскликнул хозяин.

– Хорошо, давай так. Я – это ты. Ты, такой, каким мог бы стать, если бы не…

– Не – что?

– Не все это! – человек небрежно повел рукой вокруг – охватывая жестом весь двор с хо­зяйством, курами и странно молчащими собаками, поросенком в свинарнике, огородом на пол­километра и прочим, прочим, прочим…

Крестьянин скрипнул зубами. Было ли случайностью, что мысли его так вот совпали со сло­вами пришельца?

– А что есть у тебя? – спросил он со все еще недовольными интонациями.

– Все.

– Как – все?

– А вот так. Денег – сколько угодно… вот только они мне не очень нужны. Техника – сам видишь. У вас вообще такой нет. Бабы – на любой вкус в любых количествах…

– Ну, этим как раз лучше не увлекаться. Вон, с одной справиться не могу, – крестьянин до­садливо поморщился.

– С одной? – голос пришельца стал подозрительно сочувственным. – А что, наверное, го­во­рит много?

– Много?! Это называется много? – хозяин хмыкнул. – Это очень много!

– У меня предложение, – наконец перешел к деловой части гость. – Бросай к черту все это… хозяйство и полетели со мной.

– Что? А, нет, не могу.

– Это почему же еще?

– Ну, жена… дети… нет, не могу.

Гость улыбался – молча.

– Хозяйство, опять же… жена, дети…

Гость улыбался.

Все обошлось бы благополучно – для хозяйства, жены и детей, разумеется, если бы же­на, бдительным оком углядевшая что-то подозрительное, не выскочила во двор с благородным на­мерением прогнать очередного друга-пьяницу, и призвать к порядку, то есть к работе своего без­дельника, и не успела открыть рот:

– Опять…

Этим "опять" она и ограничилась, а рот ее так и остался открытым, потому что чу­до­вищ­ные черные птицы за сараем и затянутый в черное пилот никак не подпадали под зна­ко­мые и привычные категории – но крестьянину хватило и этого. С неожиданной ловкостью он взлетел на опасно затрещавший забор и прыгнул в кабину второго ап­парата. Гость тоже среагировал мгновенно, фонари захлопнулись, и только приемник со сби­той настройкой в саду у соседа неожиданно прохрипел насмешливым голосом:

– А как же жена, дети?

И сам же себе ответил:

– А черт с ними!

Через несколько минут с ясного безоблачного теплого неба донеслись приглушенные гро­мовые раскаты.

 А еще через минуту женщина, придя в себя, неожиданно завыла и зарыдала что-то вроде: "Да на кого ж ты нас покинул… бездельник чертов!.. бродяга!..", но и на это не сре­агировал никто, кроме соседки, да и та была озабочена только тем, чтобы ее, волокущую с чужого огорода два кочана капусты, никто не заметил.

Эпизод 11

Трава была пушистой и мягкой до неправдоподобия, воздух - чистым и светлым, далеко-далеко на горизонте высилалась цепочка ЛЭП, а где-то в прозрачной голубизне неба прятался жаворонок, и дразнил людей звонкой задорной песней.

Людей было двое, и сопровождали они небольшую самоходную тележку. Судя по внешнему виду, главной частью тележки был толстый, бронированный, измазанный в глине шланг - впрочем, вся установка так и называлась - "Der Grosse Schlange" - очевидно, у разработчиков было свое представление о юморе.

Впрочем, у эксплуатационщиков оно тоже оказалось своеобразным.

– Какой воздух, а! Ганс, ты принюхайся, какой воздух!

В ответ второй громко этот воздух испортил и захохотал.

– Тьфу!
– в сердцах сплюнул первый и весьма заковыристо выругался.
– Никакого в тебе романтизьму.

– О, да, - важно согласился Ганс.
– Зато у тебя, Иван, никакого.... как это... чувство ответственности и технический знаний.

– Это почему же ?
– набычился тот, но немец только небрежно ткнул пальцем в один из приборов на панели управления, Иван охнул, снова выругался - на этот раз с другой интонацией, очевидно, обозначающей легкое смущение и поспешно начал вращать верньеры настройки.

– Ха-ха, - Ганс покровительственно похлопал его по плечу.
– Можно не так спешить. Я не собираюсь запускать schlange, пока ты не закончить.

Иван возился минут пять, немец успел еще раз продемонстрировать "отсутствие романтизьму", выкурить сигарету и отыскать взглядом жаворонка в небе. Тот не обращал на людей никакого внимания, и самозабвенно выводил свое "тень-тень-тень".

Как колокольчик.

Даже не верилось, что прямо здесь, под всем этим природным великолепием, под тонким слоем земли лежит целый слой перемешанных с глиной костей.

– Кстати, - Иван явно старался отвлечь внимание от своего промаха.
– Ганс, а ты не знаешь, кто это?..

Он попытался кивнуть головой в сторону предполагаемых залежей, но поскольку кивать пришлось вниз, получилось черт-знает-что; немец однако понял его правильно.

– Скорее всего, наши ваших, - голос его звучал невозмутимо, и если бы коллега не знал его несколько лет, то ни за что не догадался бы, что Ганс шутит.

Немец, однако, выдержал паузу, затем так же невозмутимо добавил:

– Или ваши - наших...

Иван с готовностью хохотнул. Война была короткой и глупой, фюреры вовремя одумались, армии объединились, и обрушились на правильного врага. Мелкие идеологические разногласия отложили, а после победы они как-то сами собой исчезли. В самом деле - что значит ариец - не ариец по сравнению с покорением Марса ? Как говорил parteigenosse Hering

"У себя в штабе я сам решаю, кто у меня еврей, а кто нет !"

Тьфу, ерунда.

Schlange, наконец, сориентировался на местности, втянул спутниковую антенну, заурчал и перебрался на несколько шагов в сторону. На первый вгляд никаких выгод это не принесло, но можно было смело заключать пари, что под прошлым местом оказался камень, либо с новой позиции шлангу требовался на один изгиб меньше, либо... вообщем, немецкая машина с русской программой в японских мозгах сама знала, что делать.