Мозаика странной войны

Здесь небо было черным. Собственно, его здесь не было вовсе – только звездный ковер над мертвой почвой. Впрочем, откуда здесь взяться почве…

Ни один огонек не горел на куполе, не мигал маячок наверху, не сияли светом иллю­ми­на­то­ры… и ни единого движения возле купола заметно не было. Впрочем, как и во всей ок­ру­ге.

Человек, прикрытый от смертоносного вакуума темным колпаком фонаря, скафандром, обо­греваемым (или охлаждаемым, в зависимости от ситуации) бельем, киборгизированный и сра­щенный с компьютерными системами своего корабля – боялся. Слишком уж жуткой ока­за­лась обстановка. Слишком чужими оказались вершины и моря этого мира, слишком яркими бы­ли солнце и звезды, и слишком вредным для здоровья могло оказаться это задание.

Собственно, вредным разве что для нервов – никакой опасности в мертвом куполе не было и быть не могло уже много десятков лет.

Удар нанесли далеко в прошлом, и судя по тому, что активность в этом секторе исчезла на­прочь, удар был удачным. Хотя, если говорить честно, на самом деле он был мелким и пакостным. Нет ничего ни слож­ного, ни героического в том, чтобы исподтишка и издалека выстрелить в баки корабля-снабженца, поставленного удивительно неудачно – рядом с реактором.

Ядерного взрыва, очевидно, не было – пилот снова, в который раз взглянул на ин­ди­ка­тор радиоактивности, – но грохнуло хорошо. Исковерканные остатки корабля и стартовых со­ору­жений, вплавленный в грунт вездеход и мертвый купол говорили сами за себя.

Колония оказалась слишком дорогой и слишком уязвимой.

Пилот усмехнулся – в том, другом мире, где удар нанесен не был, колония быстро раз­рос­лась до самостоятельного и полностью самодостаточного города, бесплатный вакуум и де­ше­вая энергия дали возможность штамповать очень большие процессоры и огромные крис­тал­лы прямо под открытым небом и скоро – очень скоро! слишком скоро! – колония ощети­ни­лась такими лазерами, что вражеские корабли предпочитали все время прикрываться Землей.

Он осторожно приподнял корабль над пыльной равниной, слегка толкнул ручку вперед и передвинулся еще на десяток метров ближе к куполу.

– Дистанция – сорок, – бросил он в микрофон. – Продолжаю сближение.

Те, кто медленно умирал под куполом от удушья, могли, конечно, и не думать о мести – но кто знает? Было бы очень обидно нарваться на установленную десятки лет назад мину. Или – то­го хуже – попасть под огонь лазерной установки.

Пилот усмехнулся – какой там установки?! В этом мире лазеры остались лабораторными иг­руш­ками. А вот мины…

На дисплее виднелось два подозрительных металлопластиковых пятна. И неизвестно, сколь­ко подозрительных участков могло быть в самом куполе. Одно из пятен расположилось пря­мо перед входным люком. Пилот вздохнул, с сожалением бросил взгляд на гашетку, и не­спеш­но начал проверять герметизацию скафандра.

– Выхожу, – бросил он в микрофон после некоторой паузы.

Выходить не хотелось.

Скафандр был громоздким, и стеснял движения даже здесь, при небольшой силе тя­же­сти. Зато он не был металлическим, и если мина реагировала на металл, то она не взрывалась. А если взрыватель был емкостным или вибрационным…

Впрочем, об этом думать не стоило.

Вблизи мина оказалась скорчившимся на камне скафандром - чужим. Время изъело пластик, но ме­таллические части блестели, как будто катастрофа произошла только вчера. Впрочем, для пилота это и было – “вчера”.

Он потянулся было к чужому шлему, затем резко отдернул руку.

Мине равно, как выглядеть. Она вполне способна притвориться мертвецом в скафандре.

Люк был открыт – что тоже казалось подозрительным. Пилот старательно просветил сты­ки переносным рентгеноскопом, молясь, чтобы взрыватель гипотетической ловушки не ре­аги­ровал на рентгеновские лучи (“ну, это уж слишком подло!”), и, не обнаружив ничего, облегченно вздох­нул.

Не было мины и возле следующего люка – и пилот беспрепятственно вошел внутрь.

Свет звезд проникал сквозь помутневшие, но все еще прозрачные иллюминаторы, вы­хва­тывая из темноты потрескавшуюся пластиковую мебель, рассыпавшиеся после разгер­ме­ти­за­ции комнатные растения, кости…

Пилот вздохнул, закрыл глаза и включил фонарь. Мина вполне могла реагировать и на свет. Но ничего не произошло.

В ярком, но слишком узком луче фонаря скелет выглядел страшновато. Череп с ко­рот­ки­ми тускло-коричневыми волосами, истлевшая рубашка, обвисшие вокруг костей ног брю­ки. В руках скелет держал обыкновенную бутылку из прозрачного стекла с запаянным гор­лышком. В бутылке, разумеется, скорчилась трубочкой записка.

Пилот усмехнулся. Черед записки придет попозже – если он найдет здесь что-то доста­точ­но ценное, чтобы снарядить экспедицию. А если нет – то кому нужны столетней давности от­кровения кучки мертвецов?

В соседней комната два скелета скорчились и прильнули друг к другу. Следов одежды ни на одном не было. Пилот ухмыльнулся, бегло осмотрел комнату и двинулся дальше.

Мины не было – и это казалось подозрительным. Этого просто не могло быть.

В лаборатории было светлее, и прямо в иллюминатор заглядывал огромный голубой глаз. Где-то там, на Земле, жили те, кто отправил сюда этих смертников… или их потомки.

Пилот с тоской посмотрел в окно – на смонтированный процентов на тридцать про­об­раз лазерной пушки. Такой образец был бы очень кстати лет пятьдесят назад. Сейчас, ра­зу­ме­ет­ся, его место было в музее. Вот, например, в таком музее под открытым небом.

Человек прогулялся на камбуз, вытащил из цепкой хватки очередного скелета пустую бу­тылку, проследил взглядом за мертвыми глазными отверстиями черепа – и, удовлетворенно хмык­нув, достал из шкафа две бутылки с черной в свете фонаря жидкостью.

Здесь мины также не было.

Напоследок пилот зашел в компьютерную. Мертвый металл встретил его отблесками его же фонаря, скелет в кресле оператора иронично оскалился. Человек вздохнул и протянул ру­ку к пульту.

И отдернул. Последнее место, где могла жить мина – это компьютер, но все же… Он снова вздох­нул и поднял рентгеноскоп.

И оказался прав. Черная коробка притаилась рядом с выключателем. Как живой, ше­вель­нул­ся детектор, почуяв излучение прибора. И с натугой, еле пошевелившись, сработало древнее электромеханическое реле.

Некоторое время пилот, обливаясь холодным потом, следил, как медленно – ужасающе мед­ленно, – обдирая приварившийся за десятилетия пластик, сближаются две урановые плас­ти­ны, слушал угрожающий треск индикатора, орущего о начале цепной реакции, затем вы­ругался и бросился к выходу.

Уран разогрелся, и пластик начал плавиться.

Пилот длинными прыжками мчался к кораблю.

Пластик крупными каплями начал вытекать из-под пластин.

Пилот рванул ручку на себя, и, потеряв открытый фонарь, на девятикратной перегрузке рва­нул вверх.