Мрачный похититель

Она не может умереть.

Все меркнет вокруг меня, пока я продолжаю наблюдать за тем, как фельдшер пытается ее спасти. Когда он прибегает к дефибриллятору, я понимаю, что у нас серьезные проблемы. Серьезность ситуации уже прошла, и я надеюсь, что она справится с этим, если ей помогут нужные люди. Те, кто обучен спасать жизни.

Это уже прошло. Пришло время чудес. Время молитв и пожеланий, всего, что поможет. В последний раз я видел, как мои братья плачут, когда Ма нашли мертвой в реке. Мы все были детьми. Это было много лет назад, и если мы потеряем Кэндис, я не знаю, как я смогу справиться с такой потерей.

Я вижу выражение лица фельдшера. Его коллега смотрит на него так, будто он должен остановиться, но я думаю, он продолжает пытаться из-за нас.

Он смотрит на меня, и я молча прошу его продолжать. Никогда не останавливаться, пока она не вернется. Никогда не останавливаться, пока жизнь не вернется к девушке, которую мы так любим. Никогда не останавливаться, пока он не вытащит ее с того света.

Отвернувшись от меня, он делает ей один толчок, потом другой, и… ее сердце начинает биться.

Это слабый сигнал, но он есть. Я слышу его. Сигнал… сигнал… сигнал, сигнал.

Ее сердце бьется! Я выпускаю дыхание, которое сдерживал.

Мне хочется броситься к ней и поблагодарить ее за то, что она вернулась, поблагодарить ее за то, что она осталась и не присоединилась к призракам близких на другой стороне. Однако быстрота, с которой двигаются парамедики, говорит мне, что она еще не выбралась из беды.

— Нам нужно немедленно отвезти ее на операцию, — говорит фельдшер, и они отправляются в путь.

Следующие несколько часов пролетают как в тумане, потому что все происходит так быстро. Кэндис везут в больницу на операцию, и мы все идем туда и ждем.

Проходит один час, за ним следует другой, и мы ждем.

Приемный покой больницы заполнен людьми, живущими молитвами и надеющимися на то, что их близкие выживут.

Мы все здесь, но сидим порознь, разрозненные, словно дикие карты, которые нам раздала жизнь.

Доминик находится в дальнем углу, Массимо стоит у стеклянных окон от пола до потолка и смотрит в ночь, а я сижу с Изабеллой.

В глубине души я пытаюсь определить, когда именно Доминик начал меняться. Его горе по Па заставило его оступиться. Это было ясно, но я думаю, что предательство Андреаса сделало что-то с нами как с братьями. Оно должно было, и это все объясняет, поскольку мы всегда были близки.

Я смотрю на его бледную, убитую горем фигуру, сидящую в углу, и понимаю, что едва могу смотреть на него. Он выглядит так, будто спустился с высоты и снова стал самим собой, но, черт возьми… черт возьми, посмотри на дерьмо, которое произошло. Он явно не знал, что, черт возьми, он делает, когда просто стрелял в этот чертов дом, и размахивал пистолетом, когда Кэндис попыталась вмешаться. Я знаю, что это был несчастный случай. Поскольку тот же пистолет был направлен на меня, я могу сказать, что он с большей вероятностью прицелился бы и выстрелил в меня, чем в нее, даже в его состоянии наркотического безумия.

Не могу себе представить, что он сейчас чувствует.

Почувствовав пристальный взгляд, он бросает на меня взгляд, и стыд заставляет его опустить голову.

Да, черт возьми, он прав, потому что, случайность или нет, если бы он не был моим братом, он был бы сейчас мертв. Я знаю, что Массимо чувствует то же самое, и именно поэтому он держится подальше от всех нас. Мы пришли сюда вместе и автоматически разошлись, когда нам сказали, что нам придется подождать.

Мягкие пальцы гладят мою ладонь. Движение такое мягкое и резкое на фоне бурлящих во мне эмоций. Я смотрю на свою руку и вижу, что держу руку Изабеллы. Я не помню, как взял ее. Я держу ее руку и сжимаю. Вот почему она гладит меня. Она знает, что я в ярости.

Мой взгляд поднимается, чтобы встретиться с ее заплаканными глазами, и она тянется, чтобы коснуться моего лица. Я иду к ней, когда она притягивает меня ближе, чтобы обнять, и позволяю себе утешиться. Мне это нужно. Мне нужен этот момент передышки. Мне нужна она.

Мне просто нужен перерыв, чтобы я мог найти опору. Мой разум должен отдохнуть от беспокойства, и ее руки вокруг меня помогают.

Пока она обнимает меня, мои мысли уносятся в прошлое. Далеко-далеко в прошлое, когда я был ребенком.

Я уверен, что у всех моих братьев есть одно воспоминание, и это то, как мы все играли на лугах Сторми-Крик. Мама рисовала нас. У Массимо дома висит картина. Мы думали, что он будет лучшим человеком, чтобы сохранить ее, но я сохранил это воспоминание в своем сердце.

Я помню, потому что это были дни, когда мы просто были друг у друга. Жизнь была тяжелой. Я помню, что жизнь была очень тяжелой, но иметь друг друга было всем, что нам было нужно. Это был жизненный урок того, что нам понадобится со временем.

Проходит еще час, затем еще один, и я обнаруживаю, что на самом деле не могу успокоить свой разум, особенно когда не понимаю, что происходит.

Я выпрямляюсь, когда хирург входит в комнату. Он ближе всего к Массимо, поэтому тоже его видит. Доминик следующий.

Мы все встаем по стойке смирно и бросаемся к нему.

— Как она? — спрашивает Массимо, первым произнося слова, вертящиеся у нас в голове.

— Она стабильна, — отвечает хирург. — Нам удалось вытащить пулю, и, похоже, нет никаких серьезных повреждений, над которыми мы не могли бы поработать, но поскольку она была без сознания некоторое время, прежде чем ее сердце начало биться, мы не знаем, когда она проснется. Такая травма может сильно повлиять на мозг.

— Она в коме? — спрашиваю я.

— Да. Я не могу сказать, когда она выйдет из этого состояния. Мы закончили операцию час назад и следим за ней. Она может проснуться скоро, или это может произойти завтра, или на следующей неделе, или в следующем месяце, или… ну, мы понятия не имеем. Ее жизненные показатели сильные, так что у нас есть надежда, сейчас все зависит только от нее.

— Спасибо, что спасли ее.

— Пожалуйста. Предлагаю вам всем пойти домой и немного отдохнуть. В любом случае, вам не разрешат увидеть ее еще несколько часов, пока она будет в палате для восстановления. Я могу позвонить вам и сообщить, если будут какие-то изменения.

— Позвони мне. Я записал себя как ее ближайшего родственника, — говорит Массимо.

— Хорошо, я так и сделаю, — говорит доктор и уходит.

— Вы, ребята, идите домой, — говорит Массимо, глядя на каждого из нас. — Я останусь, но посижу в своей машине.

— Я остаюсь, извини, я знаю, что ты только что отдал мне приказ, но я не могу уйти, — говорит Доминик. Слеза скатывается по его щеке, и он уходит, не дожидаясь ответа Массимо.

Лицо Массимо смягчается, когда он наблюдает, как тот возвращается на место, где сидел ранее.