Мучимые ересями

«И я полагаю, если говорить начистоту, у меня действительно была потребность увидеть линию фронта своими собственными глазами. Просто чтобы убедиться, что проклятая хрень всё ещё там, где я оставил её прошлой ночью».

Он фыркнул от этой мысли, затем взглянул на небо. Одна из тропических бурь сезона штормов надвигалась на Корисанд с востока, через Великий Западный Океан. Опытному глазу Гарвея было ясно, что на Дейрвин и графство Корис вот-вот снова обрушатся проливной дождь и сильный ветер. Это будет уже второй шторм с тех пор, как он окопался здесь, а это означало, что у него было довольно чёткое представление о том, что произойдёт, когда он обрушится. Здесь, на перевале, будет очень неприятно, когда вода начнёт заливать его земляные укрепления и траншеи, но и для черисийцев это будет не пикник. И это должно удержать проклятых стрелков на день или два подальше от склонов, как минимум.

«И чем дольше Кайлеб позволит нам сидеть здесь, тем лучше. Может это и тяжёлая работа — кормить людей, но это лучшая проклятая оборонительная позиция по эту сторону Менчира. А Кайлеба очень скоро ожидает свой собственный сюрприз, если последнее семафорное сообщение отца окажется точным».

Ружья черисийцев стали неприятным — по честному даже можно было сказать «ужасающим» — сюрпризом для Гарвея и его армии. Они оказались столь же неприятным сюрпризом, пусть даже второстепенным, и для графа Каменной Наковальни. Никто не мог себе представить, как черисийцы умудрились снабдить каждого из своих морских пехотинцев ружьём, которое на поверку стреляло быстрее, чем большинство гладкоствольных мушкетов.

До тех пор, пока один из хирургов Гарвея не вытащил полдюжины пуль из тел его раненых людей.

Пули были сильно деформированы во время своего калечащего прохождения сквозь человеческую плоть и кости, но были достаточно целы, чтобы Гарвей понял, на что он смотрит. Это было ещё одно из тех чертовски простых «нововведений», которые так нравились черисийцам. Он был уверен, что существовали аспекты, которые потребовали экспериментов со стороны черисийцев, но основополагающий принцип был до абсурда прост для понимания. Вместо того чтобы вбивать в ствол слишком большую пулю, как это делали все остальные, заставляя её вставать в нарезы, черисийцы просто сконструировали полую с конца, коническую пулю. Когда порох детонировал, сила взрыва раздвигала донце пули^[30], загоняя её в нарезы и запечатывая канал ствола позади неё, а вытянутая форма пули означала, что она была тяжелее сферического шара того же диаметра. Вероятно, это была также и наилучшая форма для движения по воздуху, хотя Гарвей не был точно уверен в этом. А вот то, что до того, как донышко расширялось на своём пути к цели, она на самом деле более свободно вставлялась в ствол, чем круглая пуля обычного мушкета, позволяло заряжать одну из новых винтовок быстрее, чем любой из гладкоствольных мушкетов, которыми пользовались его собственные люди.

Переломный момент наступил, когда хирург понял, на что он смотрит, и обратил на это внимание Гарвея, а граф Каменной Наковальни и его мастера поставили для себя наивысшим возможным приоритетом выяснить, как именно черисийцы проделали конструкторскую работу… и как её скопировать. Согласно последнему сообщению отца, они, похоже, смогли сделать это. Не было никакого способа, с помощью которого они успели бы изготовить что-то подобное количеству нарезных мушкетов, которыми располагали черисийцы, но его отец нарезал каналы в каждом спортивном ружье, которое мог найти, и изготавливал для них новые формы для пуль. Гарвей удивился бы, если бы во всём герцогстве Менчир набралось больше двухсот ружей. Это были дорогие игрушки, которые могли позволить себе только богатые охотники, и тот факт, что они были представлены в таком большом разнообразии калибров, означал, что каждое из них потребует своей собственной специально разработанной формы для пуль. Но даже пятьдесят из них в руках его собственных натренированных стрелков стали бы неприятным сюрпризом для черисийцев, которые постоянно выклёвывали его людей.

«И если, скажем, Кайлеб даст мне ещё один месяц — например, до конца сезона штормов — тогда отец сможет приступить к запуску производства значимого количества нарезных мушкетов. У нас по-прежнему не будет ничего похожего на те же самые цифры по количеству, но у нас будет их достаточно, чтобы… убедить Кайлеба приближаться к нам более осторожно, чем он сделал на Переправе Хэрила. И если случится так, что в следующий раз, когда мы будем сражаться в открытом поле, у меня будет несколько сотен или даже тысяч нарезных мушкетов, а он об этом не узнает…»

Сэр Корин Гарвей знал, что он принимает желаемое за действительное. Тем не менее, это могло сработать именно так. А пока, по крайней мере, он прочно забил пробку в бутылку Перевала Талбора, и не собирался вытаскивать её обратно.

* * *

— …по-прежнему говорю, что мы должны двинуться вперёд и атаковать его, Ваше Величество. — Трудно было представить себе почтительный рык отвращения, но Ховилу Чермину удалось сделать это. Командующий морской пехотой Кайлеба стоял у дальнего края стола с картой, сердито глядя на змеиные изгибы Перевала Талбора, и, судя по выражению его лица, ему хотелось лично придушить сэра Корина Гарвея своими большими, жилистыми руками.

— Это только потому, что ты по складу ума противник безделья, Ховил, — мягко сказал император. Генерал поднял на него глаза и смущённо покраснел, а Кайлеб усмехнулся. Но этот смешок не был звуком неподдельного веселья.

— Поверь мне, — сказал он. — Я тоже совсем не в восторге от идеи сидеть сложа руки. Но если здраво подумать, ты не хуже меня знаешь, что если ты в лоб атакуешь позиции, которые Гарвей сумел выстроить для своих войск, то не получишь ничего, кроме кровавой бани, с ружьями или без них. И, к сожалению, не корисандийской кровавой бани.

Чермин выглядел очень похожим на человека, которому очень хотелось не согласиться, но он не мог, и вместо этого он печально кивнул.

— Вы, конечно, правы, Ваше Величество. Мне просто ненавистна сама мысль о том, чтобы сидеть здесь. У нас тут стоит лагерем практически весь Корпус Морской Пехоты, а мы ничего не сделали с Переправы Хэрила. Мы даём им время, Ваше Величество, а сами тратим его впустую.

— Согласен. — Кайлеб даже не взглянул на высокого телохранителя с сапфировыми глазами, стоявшего позади него. — Проблема в том, что мы не обладаем достаточной мобильностью на суше, чтобы обойти Гарвея. Если бы у нас было больше войск, чем у него, мы могли бы попытаться растянуть наш правый фланг, заставляя его выделять гарнизоны на другие перевалы, пока он не истончит Талбор настолько, чтобы мы могли пробить его. К сожалению, у него больше людей, чем у нас. А ещё у него гораздо больше — и притом она гораздо лучше — кавалерии, чем у нас. Черисийцы — моряки, а не всадники. Возможно, ты захочешь узнать мнение адмирала Остров Замка о должной степени знакомства между морскими задницами и сёдлами. Поверь мне, он не считает, что они должны проводить больше времени в контакте друг с другом, чем они могут избежать. И это, к сожалению, в данном случае, довольно хорошо отражает отношение Флота в целом.

— Всё это правда, Ваше Величество, но…

— Мы знали, что всё будет именно так, — заметил Кайлеб. — О, я не верю, будто кто-то из нас думал, что всё будет настолько плохо, но мы с самого начала понимали, что столкнёмся с проблемой, похожей на эту. Так что, хотя я прекрасно понимаю, почему ты испытываешь такое нетерпение, я думаю, что мы будем придерживаться нашей первоначальной стратегии.

Если бы он говорил с кем-нибудь другим, Чермин надул бы усы, глядя на Кайлеба. Поскольку, однако, он говорил не просто со своим вышестоящим офицером, а со своим императором и главнокомандующим, он этого не сделал. И, ради справедливости по отношению к морпеху, Кайлеб знал, что Чермин прекрасно понимает, о чём он говорит. В конце концов, генерал с самого начала помогал строить их первоначальную стратегию.

— Вы, конечно, правы, Ваше Величество, — сказал Чермин через мгновение. — Просто не по нутру сидеть здесь, ничего не делая.

— Так уж получилось, генерал, что «ничего» — это именно то, чего мы не делаем, — сказал Кайлеб с неприятной улыбкой. Глаза Чермина сузились, и император снова усмехнулся. На этот раз это прозвучало гораздо более приятно.

— Чем дольше он будет готов сидеть там, тем больше мне это понравится, Ховил, — сказал ему Кайлеб. — Я всё ещё перевариваю эту мысль у себя в голове, но поверь мне, если мы сможем убедить его дать мне ещё примерно месяц в распоряжение, он очень, очень пожалеет, что сделал это.

— Поверю вам на слово, Ваше Величество, — сказал Чермин с простой искренностью, затем поклонился и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась, и Кайлеб повернулся к Мерлину.

— Вот ведь, — заметил он, — нетерпеливый человек.

— Не столько нетерпеливый, сколько упорный, я думаю, — ответил Мерлин. — Он напоминает мне многих морпехов, которых знала Нимуэ. Их инстинктом всегда было атаковать, ускорять темп и выводить противника из равновесия как только возможно. Когда Гбаба заставили нас полностью перейти к обороне, они возненавидели это… и не только потому, что это означало, что мы проигрываем.