Мучимые ересями

Мерлин несколько секунд смотрел на него, потом вздохнул.

— Не знаю, смогу ли я это сделать, Кайлеб, — признался он.

— Попробуй, — посоветовал ему Кайлеб. — Постарайся. Потому что если ты этого не сделаешь, я прикажу тебе вернуться в Дейрос. — Мерлин напрягся, и Кайлеб покачал головой. — Я не собираюсь спорить с тобой об этом, Мерлин. Либо ты получишь — сколько там? Два часа за ночь? — «отключения», о котором ты только что говорил, или же я отправлю тебя обратно в Дейрос, чтобы ты мог отключаться в течение дня вместо того, чтобы прикрывать мне спину. Это не подлежит обсуждению.

На мгновение карие глаза встретились с голубыми, а затем Мерлин снова вздохнул.

— Всё было достаточно плохо, когда ты был просто кронпринцем, — пожаловался он. — Теперь эта чепуха с «императором» явно ударила тебе в голову.

— То, что я услышал, это было «да»?

— Ладно, Кайлеб. — Мерлин покачал головой, чьё выражение лица искривилось. — Я буду вести себя хорошо.

.II.

Апартаменты викария Замсина, и апартаменты викария Жаспера,

Храм,

Город Зион

— …отклики на Послание всё ещё поступают, особенно из наиболее отдалённых епископств, — сказал Замсин Трайнейр поверх бокала вина. — Однако, честно говоря, я не совсем удовлетворён тем, что слышу.

— Нет? — Жаспер Клинтан намазал маслом новую булочку и откусил огромный кусок. — А почему нет? — спросил он немного невнятно, так как продолжал жевать.

— Я не уверен, что все они полностью понимают серьёзность ситуации, даже после того, что произошло в Фирейде, — ответил Трайнейр. — Конечно, у них есть только сокращённая версия Послания, без конкретных ссылок на Священную Войну, и, вероятно, потребуется время, чтобы сообщения о повешениях распространились, учитывая погоду этой зимой. Я полагаю, что это может объяснить тот факт, что они, как мне кажется, не проявляют должной степени срочности во всех случаях.

Лицо Клинтана на мгновение напряглось при упоминании о Фирейдских казнях. Несмотря на то, что он перенёс своё публичное покаяние со всем внешним видом смирения и принятия, не было никакого смысла притворяться, что унижение от «признания собственной вины» не наполнило его добела раскалённой яростью. Или что он всё ещё не винит Трайнейра как человека, ответственного за это унижение. Тот факт, что его интеллект был способен точно понять, почему канцлер настоял на этом — и даже то, что он был совершенно прав — не очень помог ему справиться с упрямым чувством обиды. В результате в их отношениях возникло новое, неоспоримое напряжение, но в то же время они оба ещё больше, чем когда-либо, осознавали, как сильно нуждаются друг в друге. И, несмотря на весь свой гнев, Клинтан знал, что это никогда не было личным. Или, во всяком случае, не очень личным. Когда речь шла о выживании Матери-Церкви (и «Группы Четырёх»), дело оставалось делом, насколько это касалось Великого Инквизитора.

Даже если это по-прежнему выводило его из себя.

Поэтому он запил кусок булочки, забивший его рот, здоровенным глотком вина и пожал плечами.

— Если они не понимают сейчас, то поймут, достаточно скоро, — сказал он немного чётче и снова потянулся к своей вилке.

Невзирая на то, как мало он и Трайнейр могли нравиться друг другу, особенно в последнее время, оба они знали, что именно они были двумя истинными полюсами власти в «Группе Четырёх». По этой причине, с тех пор как черисийцы решили устроить такой хаос, они стали в частном порядке обедать вместе, по крайней мере, дважды в пятидневку, в дополнение к общим ужинам, на которых неизменно присутствовали Робейр Дачарн и Аллайн Мейгвайр. Как обычно, когда речь должна была идти о серьёзных церковных делах, оба викария отпустили своих слуг, и Великий Инквизитор самостоятельно наполнил свой бокал, прежде чем снова взглянуть через стол на Трайнейра.

— Я уже ясно выразил своё неудовольствие этому идиоту Джинкинсу в Дельфираке, — нахмурился он. — Если бы он сохранял надлежащий контроль над ситуацией, у нас никогда не было бы всех этих неприятностей в Фирейде.

Трайнейр сумел кивнуть, не поморщившись, несмотря на то, что случившееся в Фирейде оставалось больным вопросом между ними. Но ещё больше его беспокоило, если уж он хотел быть честным с самим собой, что Клинтан, похоже, честно убедил себя в том, что именно его собственная версия событий случившегося там была правильной, несмотря на официальные выводы Фирейдского Трибунала и его собственное публичное признание и покаяние. Пытаться справиться с последствиями всей этой катастрофы, не заставляя Великого Инквизитора активно обманывать себя по этому поводу, виделось достаточно плохой идеей!

«Вот интересно, он всегда был способен на это?» — подумал Трайнейр. — «Возможно ли, что всё то, что я всегда считал цинизмом и прагматизмом, на самом деле было полной — хотя и бредовой — искренностью? Способностью сделать свою версию реальности «правдой», какой бы настоящая правда не была… неудобной? Или всё же это что-то, что проявилось в нём — или, как минимум, стало сильнее — лишь с тех пор, как черисийцы не сделали ему одолжения, умирая по расписанию?»

Канцлер не имел ни малейшего представления, как ответить на свои собственные вопросы, но, по крайней мере, теперь он знал, что внутри Клинтана есть течения, которые до этого не распознавал даже он. Потенциально опасные течения, и не просто опасные для оппонентов «Группы Четырёх».

Но даже если это было правдой, или, возможно, особенно, если это было правдой, то просто стало более важным, чем когда-либо, держать Клинтана одновременно сосредоточенным и подконтрольным.

«Как будто мне и так уже не о чем беспокоиться! Я действительно не знаю, что хуже — Жасперовский подход «дракона в стеклодувной мастерской» ко всему, отдалённо напоминающее черисийское, вновь обретённая набожность Робейра, или глупость Аллайна! Я действительно начинаю чувствовать себя мастером Трейниром!»

Его поднятый бокал с вином скрыл улыбку, на непроизвольно дёрнувшихся губах. Он был хорошо осведомлён о рассказываемых шёпотом в кулуарах Храма каламбурах, связывающих его собственную фамилию с фамилией традиционного режиссёра кукольного театра. Конечно, никто не собирался повторять подобные шутки там, где он мог их услышать, но они никогда особенно его не раздражали. В конце концов, во многих отношениях, именно им он себя и видел.

«Но раньше ставить пьесу было гораздо легче», — напомнил он себе, и его улыбка погасла.

— Я не так уверен, как тебе кажется, Жаспер, что епископ Эрнист мог бы предотвратить то, что изначально произошло, — мягко сказал он спустя мгновение, опустив свой бокал. — И, честно говоря, я не понимаю, как он может нести ответственность за результат черисийской атаки на порт.

— Нет? Ну, а я, чёрт возьми, могу понять, — прорычал Клинтан. — Если бы он с самого начала настоял на том, чтобы Инквизиция полностью контролировала арест кораблей, не позволив, в первую очередь, этим косоруким, так называемым «солдатам» всё испортить, то ни один из этих проклятых черисийцев не смог бы сбежать. Вероятно, многие из них также не были бы убиты, но даже если бы и были, Кайлеб и его банда чокнутых не получили бы дико преувеличенных отчётов о том, что произошло в Фирейде, которые поставили дыбом волосы на их задницах!

Несмотря на своё решение не возобновлять ссору с Клинтаном, и, несмотря на все веские причины, имеющиеся у него для этого решения, губы Трайнейра сжались. Одно дело — избегать конфликтов в рядах «Группы Четырёх», и совсем другое — позволить одному из двух самых могущественных её членов впасть в столь опасный самообман. Особенно когда версия черисийцев о случившемся в Фирейде получила столь широкое распространение.

Письма и отпечатанные листовки, которые они оставили после отступления из Фирейда, включали в себя воззвание «Императора Кайлеба и Императрицы Шарлиен», которое делало их причины для атаки на город и сожжения большей его части дотла кристально ясными. И, как и обещал этот ублюдок Каменный Пик, содержимое архива Грейвира также было предано широкой огласке. Трудно было точно сказать, где именно они были впервые распространены, но печатные копии каждого самообличающего слова из отчётов казнённых инквизиторов таинственным образом откуда-то появились. И, несмотря на все возможные усилия Клинтана, по крайней мере некоторые из них циркулировали по материковым королевствам, особенно в Сиддармарке и самом Дельфираке. Черисийцы понимали ценность пропаганды, как выяснил Трайнейр, по меньшей мере не хуже, чем Церковь, и казалось невозможным помешать их печатным листовкам и памфлетам выйти наружу.