Муля, не нервируй… Книга 3

— Самому интересно, — согласно сказал я, понимая, что срочно придётся идти опять в театр.

— Постарайся это выяснить, и то срочно, Муля, — приказал Козляткин мне строгим голосом, видно было, как он обеспокоен. — У вас с ним общие делишки, ремонты. Вот и спроси его. Сегодня же!

— Спрошу, — вздохнул я и вознамерился уже уйти, как Козляткин прицепился опять:

— Муля, ты уже общую концепцию проекта делать начал? Техническое задание? Смету? А сценарий как там?

Он строчил эти вопросы, словно Чапаев из пулемёта. И ни один из этих вопросов мне не нравился. Особенно последний.

Поэтому на все вопросы я изобразил таинственный и загадочный вид и сказал кратко и ёмко:

— Ага.

— Что «ага»?! Что «ага»?! — загорячился Козляткин и аж подскочил от эмоций, — время-то идёт! Иван Григорьевич две недели дал. А уже прошло сколько дней?!

Я и сам знал, что время уходит. Ну, а что было делать, если сейчас ни одной нормальной мысли в голове у меня не появилось. Но отвечать что-то надо было, и я скромно ответил:

— Согласно структуре по Декамерону, фильм будет состоять из десяти отдельных, но крепко связанных между собой общей идеей, историй.

— Давай отсюда подробнее, — заинтересованно сказал Козляткин.

Ну ладно, раз просит. Мне не трудно:

— История первая. Югославия. Весна. Ранее утро. Белокурая Розамунда, примерная домохозяйка и мать семейства, провожает детей в школу, а мужа на работу. Возвращается обратно в дом, чтобы добросовестно испечь морковный пудинг со шпинатом на обед. И тут она обнаруживает, что в доме внезапно сломался кран, и вдобавок тоже внезапно забилась труба. Розамунда в отчаянии. Мечется, ломает руки. Здесь можно небольшой её монолог в стиле принца Датского включить, — деловито уточнил я.

Козляткин согласно кивнул, сюжет его явно заинтересовал, так что я продолжил:

— И тогда она принимает единственно важное решение — вызывает сантехника…

По мере моего подробного пересказа всем известного сюжета про «даст ис фантастишь», лицо Козляткина багровело всё больше и больше.

А когда я закончил, шеф сидел пунцовый и не знал, как реагировать.

— Может, воды? — с чувством перевыполненного долга спросил я, в душе радуясь, что только что приобщил человека к прекрасному.

— Муля! — наконец, мощным усилием воли взяв себя в руки, раненным бизоном взревел Козляткин, — иди отсюда! И чтобы сегодня же… нет, я не зверь, завтра к концу дня черновик сценария уже был у меня на столе! Ты меня понял?! Нормальный сценарий! Не про сантехника!

Надо ли говорить, что дважды меня просить не надо было?

Я шел по улице домой и думал, что вот как жизнь к отдельным категориям граждан несправедлива. Взять хотя бы того же Козляткина: белая кость, чиновник с перспективой. И почему он вдруг так взъелся на бедных сантехников?

Так как Козляткин отправил меня работать над сценарием и ещё зайти в театр к Глориозову, то я пошел домой. Сначала подумаю и прикину, что делать со сценарием, а потом уже пойду к Глориозову. Они, в театре, репетируют долго. А сегодня, если не ошибаюсь, Фаина Георгиевна говорила, что у них там опять какая-то премьера.

Я вернулся в квартиру и, схватив пачку с сигаретами, отправился покурить на кухню. При этом я чутко прислушивался к комнате номер пять. Но там было тихо и казалось, всё вымерло.

Разочарованно я вытащил сигарету, закурил от конфорки и, не чувствуя вкуса, выпустил дым в форточку.

— Муля! А что это ты не на работе? — удивлённо спросила Белла, вплывая на кухню могучим ледоколом.

Этим утром она была в старом линялом халате, на лице толстый слой жирного крема нежно-зеленоватого оттенка, а папильотки она сняла, но расчесаться не успела и волосы торчали сейчас вертикально вверх.

Каюсь, в первый миг, увидев её, я содрогнулся — она напоминала привидение или утопленницу после праздника «Ивана Купала».

Тем временем Белла, не дожидаясь ответа, подошла к конфорке и тоже прикурила:

— У тебя всё нормально? — задала она общепринятый вопрос, просто так, без интереса.

Так как я был весь в заботах, то ответил несколько не так, как следовало по этикету:

— Не нормально у меня, Белла, — сказал я и опять затянулся.

— Что? Что случилось? — взволновалась Белла, — Чем я могу тебе помочь?

— Даже не знаю, — ответил я.

Я посмотрел на Беллу и подумал, эх, была, не была, и кратко рассказал ей о ситуации с проектом. Конечно же, не вдаваясь в подробности и взяв у неё клятву о неразглашении.

— Ого! — констатировала Белла и задумалась.

Так, в задумчивости, мы с нею молча докурили и разошлись по своим комнатам.

Зря рассказал.

Я сидел за столом и пытался починить свой старый будильник, когда в дверь постучались.

Вздохнув, я крикнул:

— Открыто!

Дверь распахнулась, и в комнату вошли… Белла, Муза и Фаина Георгиевна.

Они все имели скорбно-торжественный вид.

— Муля, — сказала Фаина Георгиевна, — мы хотим помочь тебе со сценарием. Каждая из нас, так или иначе, служит или служила, искусству. Так что можем быть полезны. Тем более одна голова хорошо, а четыре — лучше.

Я укоризненно посмотрел на Беллу. Та с независимым видом пожала плачами и сделала вид, что она не при делах.

Ну, ладно, дареному коню, как говорится…

— Сделать вам чаю? — спросил я, — Дуся в холодильнике запеканку оставила. Творожную. С изюмом.

Дамы явно ничего не имели против запеканки, так что пришлось мне раскочегаривать примус и делать чай.

— Как вам такой сюжет? — сказала Белла, — «Советский дирижер Степан Иванов приезжает в Белград, чтобы поставить совместный концерт. Югославская скрипачка Любица Джукич настаивает, что народные мотивы нужно играть „с огнём“, а не по нотам. Во время репетиции дирижер, пытаясь дирижировать, случайно запутывается и падает в оркестровую яму. Любица смеётся: „Ваши руки танцуют, а музыка спит!“. В финале они играют марш…».

— Бред какой-то, — проворчала Злая Фуфа, — «Ваши руки танцуют, а музыка спит!» — а сценарий, видимо, вообще в коме! Надо бы вызвать санитаров с уколами для автора!

— А мне кажется, очень даже так… живенько… — пискнула Муза.

— Конечно живенько! А марш в финале — просто идеально! — фыркнула Злая Фуфа, — Он прекрасно заглушит стоны зрителей, которые досидели до конца этого безобразия. Хотя, возможно, это марш похоронный — для тех, кто умер от эмоций при просмотре фильма!

— Ну, а как такой вариант, — сказала Муза. — Советский инженер женится на югославской учительнице. Их семьи пытаются объединить традиции: свекровь настаивает на каравае, а тесть — на обряде с разбиванием кувшина. И вот они…