Муля, не нервируй… Книга 3

— А как же твои люди? — прищурился я, — мэнээсы, лаборанты, простые техники-аналитики? Ты же сам говорил, что им всем семьи кормить надо. Как они? На улицу? Или тоже в Киргизскую ССР?

— Нет, Муля, я похлопотал, их возьмут на комбинат по производству серной кислоты. Там как раз лаборатория создаётся. А тут уже готовый спаянный коллектив.

— Погоди? В Москве есть такой комбинат? — изумился я.

— Нет, это не в Москве, к сожалению… — вздохнул Модест Фёдорович. — Далеко, конечно, отсюда, в Подмосковье…

— А они захотят переезжать из Москвы? — удивился я.

— А куда деваться? — развёл руками Модест Фёдорович.

— Так! — сказал я, и Модест Фёдорович вздрогнул.

— Ч-что? — спросил он.

— Никуда переезжать не надо, — твёрдо ответил я, — тем более в Киргизскую ССР. При всей моей любви к Киргизской ССР, но степень бытового комфорта и развитие медицины чуть уступает нашему, московскому. Согласен?

Модест Фёдорович кивнул, но тут же вскинулся:

— А при чём тут это?

— А при том, что Маше рожать давно пора! — чётко припечатал я, — сколько ей уже? Тридцатник почти? А рожать она когда будет? После защиты её диссертации, небось, планируете? В тридцать пять где-то? По меркам этого времени, она старородящая. И лучше не шутить с этим делом и рожать под наблюдением профессионалов, а не с акушеркой в глухом ауле!

— Так мы это… — покраснел Модест Фёдорович и сильно смутился.

А я понял, на что намекала Дуся и почему, невзирая на ссоры с Машей, она практически вернулась обратно к Бубновым.

— Опа! — сказал я и улыбнулся, — ну поздравляю!

Я хотел сперва пожать ему руку, но передумал, и мы крепко обнялись.

— Да что там… — покраснел Модест Фёдорович, а я быстро перевёл тему:

— Тем более никакой Киргизской ССР! Тут Дуся, поможет и ужин приготовить, и дитя покачать. Маше в любом случае женская помощь нужна будет. А там что?

Модест Фёдорович согласно вздохнул. Но тут же посмотрел на меня:

— А что тогда делать? Заявление-то я написал уже. И даже, если я его обратно заберу, то мою лабораторию всё равно сокращают. И меня в Институте вряд ли оставят. А если даже и оставят, то идти младшим научным сотрудником под руководство Попова — хуже некуда! Я уже думал. Думал, оставлю Машу здесь. Пусть рожает. А когда малыш подрастёт, тогда они ко мне приедут…

— Ты совсем с ума сошел? — всплеснул руками я. — Во-первых, как ты представляешь, бросить жену в такой критический момент одну? Во-вторых, красивую молодую жену?

Модест Фёдорович опять вздохнул и не ответил ничего.

— А, в-третьих, зачем сдаваться?

Модест Фёдорович вскинулся и с надеждой посмотрел на меня:

— Других вариантов-то больше нет!

— Почему это нет? — пожал плечами я, — сколько тебе по закону нужно отработать до увольнения?

— Две недели, — буркнул Модест Фёдорович.

— Странно, — удивился я, — если они так мечтают тебя выгнать, то почему в трёхдневный срок не подписали? Или вообще сразу?

— Да что там странного! — отмахнулся Модест Фёдорович, — Попов горазд только чужие результаты за свои выдавать, а работать на результат он не умеет!

— То есть сам он проект этот завершить не сможет? — уточнил я.

— Ну как не сможет, — поморщился Модест Фёдорович, — я, его, считай, до ума уже довёл. Там осталось несколько мелких штрихов навести и выполнить основные циклы синтеза, которые я уже расписал. А так-то всё уже сделано…

— И после этого ты им не нужен? — ещё раз уточнил я.

— Угу, — буркнул Мулин отчим.

— Замечательно, — сказал я, — А ты этот свой синтез Попову уже отдал?

— Еще нет, — покачал головой Модест Фёдорович, — говорю же, ещё девять дней у меня есть, как раз успею закончить.

— А что за расчёты синтеза? Как они выглядят?

— Ну как? Как обычно: формулы, расчёты, опять формулы…

— А ты можешь сделать в этих формулах и расчётах ошибку? — хитро прищурился я. — только такую, чтобы её сразу и заметить нельзя было. И чтобы, когда по этим расчётам вещества синтезировали, то большой барабум аж на последней стадии случился? За пять минут до конца. И желательно, чтобы бабахнуло!

— Да ты что, Муля! — возмутился Модест Фёдорович. — Как я могу? Это же моя работа! Я не могу халтурить! Не по-советски это!

— А чужие результаты тырить — это по-советски? — возмутился я, — а молодой девчонке срывать защиту диссертации, на которую она сколько лет угрохала — это по-советски? А рожать эту девчонку в Киргизскую ССР отправлять — это по-советски?

С каждым моим словом, плечи Модеста Фёдоровича опускались всё ниже и ниже.

В конце концов, мне его аж жалко стало. Но я отбросил от себя это недостойное чувство. Мне следовало его сейчас хорошенько встряхнуть и дать ему конкретную надежду. И чёткий алгоритм действий. А пожалеть его — пусть вон лучше Маша жалеет. Иначе, зачем тогда жена нужна?

— Ну, так что? — строго спросил я.

— Могу, — устало кивнул он.

— Тогда действуй! — велел я.

— А потом что?

— А что будет потом — я тебе завтра расскажу, — подмигнул ему я, — уверен, тебе это очень понравится. Ты ещё долго потом смеяться будешь.

— Ты уверен? — тихо спросил Модест Фёдорович.

— Конечно, уверен, — сказал я и добавил, — не зря моя любимая книжка про графа Моте-Кристо…

А дома вовсю сердилась Дуся:

— И как заселились они, тут два дня такой шум стоял, аж дым коромыслом! — выпалив это, она так распсиховалась, что выпустила из рук тарелку, которую вытирала полотенцем. И та разлетелась на мелкие осколки.

Дуся чертыхнулась и бросилась подметать.

— А что, никто даже замечание им не сделал? — спросил я, дождавшись, когда она уберётся.

— Да бесполезно! Уж я ругалась, ругалась. И Белла ругалась. Даже Фаина Георгиевна ходила замечание высказывать. Потом не выдержала и съехала обратно на свою ту квартиру. А эти опять гужбанят. Даже не знаю, как жить теперь туточки. Невозможно же!

— А участкового вы почему не позвали?

— Дык это знакомый какой-то ихний, — вздохнула Дуся, потянулась за следующей тарелкой, затем одумалась и махнула на эту затею рукой.

— Ладно, я сейчас сам схожу. Попробую поговорить, — пообещал я и отправился к новым соседям.

Здесь следует сказать, что каким-то непонятным образом о свободной комнате в нашей коммуналке прознали все, кому не лень. Только-только удалось отбиться от наглых Желткова и Семёновой, как сюда нагрянули новые жильцы. Меня как раз дома не было — я обсуждал советско-югославский проект с Большаковым на природе. А эти вселились.

Я вышел в коридор и поморщился — воняло, словно в сортире (я после посиделок на природе запахи перегара и спиртного воспринимал резко отрицательно). От двери слева неслась громкая музыка.