Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
— В этом фильме даже умереть не получится — слишком плоский юмор вытянет обратно из гроба! — скривилась Злая Фуфа.
— Ладно! Вот ещё! Югославский поэт приезжает в Москву на литературный съезд, — опять внесла предложение Белла. — Переводчик-стажёр путает его стихи о природе с рецептом приготовления ракии. Зал взрывается аплодисментами «гениальной метафоре»: «Как дрожжи бродят в душе народа!». Поэт, не понимая русского, кланяется, а потом спрашивает: «Почему они все так наперебой просят у меня автограф?».
Фаина Георгиевна вообще ничего не ответила и подтянула к себе тарелку с
Белла ждала её замечание, но Злая Фуфа отрезала кусочек вилкой и поднесла ко рту. Медленно-медленно, она прожевала. Запила глоточком чая. Поставила чашку на блюдечко. Опять отрезала кусочек запеканки…
Белла не выдержала:
— Фаина Георгиевна! — Возмущённо воскликнула она.
— А? Что? — Спросила Злая Фуфа, при этом не отрываясь от запеканки.
— Как вам последний вариант сценария? — повторила Белла.
Злая Фуфа вздохнула и отпила ещё чаю.
— Нет! Вы скажите?! Не нравится? — прицепилась к ней Белла.
— После таких сценариев я снова чувствую себя «выкидышем Станиславского». Хотя, может, он просто благословил меня не участвовать в этом марше безумия? — проворчала Раневская и невозмутимо вернулась опять к запеканке.
— Всё вам не так! Всё не так! — возмущённо выпалила Белла, — а вот возьмите сами и придумайте! Раз такие умные!
Раневская пожала плечами и принялась доедать запеканку.
— Что? Даже ответить нечего?! — продолжала накалять обстановку Белла, — не хотите помочь Муле, да? Зато он всегда всем помогает!
На эти слова Раневская нахмурилась, отставила пустую тарелку и пустую чашку в сторону и с достоинством ответила:
— Мне не обязательно делать то, что я не умею. Но зато я могу найти того, кто сделает это прекрасно!
— Ну, так найдите! — вскинулась Белла.
— Думаю, где-то через час я сделаю это, — посмотрела на часы Раина Георгиевна, — и вопрос будет решён.
С этими совами она встала, поблагодарила за чай и с достоинством удалилась.
А мы остались в комнате допивать чай.
— Думаю, ничего не выйдет, — хмуро сказала Белла. Она остро отреагировала на критику Раневской и теперь сидела и злилась.
— Если Фаина Георгиевна сказала, что сделает, значит точно сделает, — уверенно ответила Муза.
— Давайте лучше просто поболтаем, — предложила Белла, — устали уже от этих проблем. Что ни день — то событие!
— А давайте!! Вот у нас возле зоопарка, есть двухэтажный дом. Я мимо него каждый день на работу иду. Так вот там, на втором этаже живёт тётя Поля. Представляете, она каждое утро поёт «Интернационал» в форточку. А ведь я иду на работу рано — полшестого утра. А она уже поёт. Соседи думают — это новый ритуал по выявлению врагов народа. Мол, кому не нравится. А своего попугая она приучила говорить: «Вставай, буржуй! Завод тебя ждёт!» Можете себе представить, что было, когда попугай сбежал от неё и прилетел в кабинет начальника ЖЭКа?!
Мы рассмеялись. А Белла махнула рукой:
— Это ещё что! А вот моя подруга Соня тридцать лет играла в провинциальном театре. Однажды на «Вишнёвом саде» в зале сидел только пьяный тракторист и глухой сторож. Она вышла на сцену и сказала: «Дорогой Фирс, давайте монологи прочитаем
на троих!». А тракторист не понял и отвечает: «На троих? Наливай!»— А вы знаете, я получила письмо от Ложкиной, — похвасталась Муза.
— Да ты что! — вскинулись мы с Беллой. — И что пишет?
— А мне не написала, — обиженно, с ноткой зависти, надулась Белла, — вроде вы с нею особо никогда не дружили. Она твоего Софрона ненавидела.
— Да это потому, что она хочет яйца страусов, чтобы я помогла купить. Решил Пётр Кузьмич в саду у себя страусов разводить…
— Лучше бы павлинов, — сказал я, — они хоть красивые.
— Зато орут, ты знаешь как? — засмеялась Муза, — я, как в зоопарк пришла и первый раз услышала, думала, умру от страха!
— Вечно Печкин что-то такое норовит выдумать! — фыркнула Белла, — ещё и козу Эсмеральдой назвал!
— Зато внучатого племянника Варвары они из детдома забрали к себе, — заступилась за бывшую соседку Муза, — теперь у них настоящая семья, с ребёнком.
Она завистливо вздохнула.
— Мда, одни детей из детдома берут, а другие родных детей в деревню отправляют! — недовольно поджала губы Белла.
— Ты Лилю имеешь в виду? — спросила Муза.
— Ну, а кого же! — ответила та, — вот уж хвойда, так хвойда! Даже Нонна Душечка и то не настолько испорченная.
— Замуж она таки вышла… за Герасима нашего, — мечтательно вздохнула Муза, — он теперь у них в деревне жить будет.
— Откуда ты все эти сплетни знаешь? — фыркнула уязвлённая Белла.
— Да я Верку недавно встретила, — объяснила Муза, — Прям на улице столкнулись. Ну, которая тоже здесь была. С Нонной вместе…
— Аааа, Вера Алмазная, — хмыкнула Белла, — попыталась девка жизнь свою по-нормальному устроить. Даже на комбинат пошла работать, вахтёршей. Правда продержалась всего неделю… Вернулась обратно в кабак.
Мы сидели и мирно болтали. И так было хорошо, что я уже совершенно забыл и о необходимости писать этот проклятый сценарий, и о том, что нужно идти к Глориозову. Просто так хорошо было сидеть с соседками, слушать их истории, по-доброму сплетничать и пить чай.
И тут в дверь постучали.
— Открыто! — сказал я.
Дверь открылась и на пороге возникла Фаина Георгиевна. Она улыбалась триумфальной улыбкой.
— Вот! — сказала она, и отошла на шаг в сторону.
За её спиной оказалась женщина, которая сейчас предстала перед нами. Была она невысокого роста, полновата, небольшие пронзительные глаза и ехидная улыбка на губах завершали образ. Одета она была также, как и все советские женщины немолодого возраста.
— Знакомьтесь, — усмехнулась Злая Фуфа. — Моя подруга — Рина!
Глава 24
Я с интересом разглядывал Рину Зелёную. Несомненно, это была именно она. Если не ошибаюсь, было ей уже лет пятьдесят, хотя определить оказалось сложно: эта женщина при желании могла выглядеть хоть на тридцать пять, хоть на шестьдесят пять. Причём никакого грима ей даже и не требовалось.
— Здравствуйте! — заметно оживились Белла и Муза, — а мы тут чай пьём. Проходите, пожалуйста!
Они усадили Рину Зелёную за стол и принялись угощать чаем и остатками Дусиной запеканки.