Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:

Я постучал в дверь.

Один раз.

Второй.

Третий…

На восьмой раз дверь открылась.

На пороге стоял тщедушный мужичонка, в растянутой несвежей тельняшке и линялых кальсонах. Новый сосед был явно поддатый, потому что сильно раскачивался и периодически икал.

При виде меня он усмехнулся, громко икнул и сказал:

— Тебе чаво, мужик?

— Сосед я ваш. Знакомиться пришел, — сказал я и добавил. — Музыку слушаешь, да?

— Что, ик! музыка мешает? — набычился мужик, — имею право, ик! отдыхать культурно! Советскому, ик! пролетарию не воспрещается, ик! слушать

музыку!

— А зачем так громко? Плохо слышишь? — спросил я и мужик завис.

Несколько мгновений он пытался сообразить, что это я эдакое выдал, а потом грозно помахал пальцем перед моим лицом:

— Ты, мужик, не того! Ик! Я, между прочим, не абы кто! Ик! Я в органах служу! Ик! Сгною!

Глава 22

— Так ты важная шишка, получается? — спросил я и недоверчиво прищурился.

И что-то, видимо, в моём прищуре не совсем понравилось новому соседу. Потому как он занервничал, заелозил взглядом, а потом воинственно буркнул:

— Ты это, мужик, не того! Ик!

— А то что? — спросил я, и мужик совсем увял.

Ладно. Зайдём с другой стороны:

— Ты кто? — опять спросил я.

— Вася, — вздохнул мужик, икнул и окончательно скис.

— А скажи-ка мне, Вася, зачем буянишь, а? — ласково спросил я, — Зачем всех соседей раздраконил? Ты хоть знаешь, кто твои соседи?

Вася не знал и до сего момента об этом как-то не задумывался.

— Василёк, чего там такое? — из недр комнаты выглянула юркая тётка в раздёрганном ситцевом халате.

При виде меня она чуть смутилась и плотнее запахнула полы. Но настроена она была явно решительно:

— Ты кто? — повторила она Васин вопрос.

— Сосед, — не стал вдаваться в подробности я. — А вы сталбыть, новые соседи, да? Вы хозяйка, как я понимаю?

— Да! Я — хозяйка! — подбоченясь, гордо заявила тётка и тут же задала важный вопрос. — А что?

— Да ничего! — махнул рукой я, — ну раз вы тут жить будете, то, значит, хорошо. Теперь всем нашим соседям как-то спокойнее станет.

— Почему спокойнее? — сразу же насторожилась тётушка, пока Вася-дундук ловил гав.

— А вас не предупредили разве? — удивился я.

Судя по вытянутым лицам Васи и юркой тётки — точно не предупредили.

— Так чё? — спросила тётка.

— Да ужас, — ответил я, для аргументации подкрепив свои слова тяжким вздохом.

Я уже собрался выдать юркой тётке и Васе-дундуку версию того, что здесь, в этой комнате, все предыдущие жильцы умирали странным образом. Ну, или что-то подобное. Поэтому на секунду завис, обдумывая версию поядрёней, когда сзади, за моей спиной раздался голос:

— Что здесь происходит?

Голос был нежный, словно серебристый колокольчик. Я обернулся и обмер — на меня смотрело воздушное создание с белокурыми косами и небесно-синими глазами.

— Они шумят? — зазвенел хрусталь, — извините, пожалуйста, больше этого не повторится.

С этими словами девушка-виденье решительным образом втолкнула и тётку, и Васю внутрь комнаты и захлопнула дверь прямо перед моим носом. Буквально через миг шумная музыка умолкла, и за дверью послышался виноватый мужской бубнёж, который периодически прерывал гневный хрустальный колокольчик.

Я немного постоял перед дверью, но

так как никто оттуда не выходил и вообще, словно все звуки там утихли, то я развернулся и пошел домой спать.

Неужели этот бесконечный день когда-нибудь закончится?

Уснул я даже не коснувшись подушки. И снился мне хрустальный колокольчик и синие-синие глаза.

А днём, воспользовавшись, что Козляткина вызвали на планёрку, я отправился решать вопрос Мулиного отчима. Была у меня одна превосходная мыслишка. Да и нужный адресок тоже был.

Квартира Фёдора Фёдоровича меня удивила и поразила одновременно: она напоминала лавку коллекционера антиквариата и берлогу сумасшедшего, который ищет смысл жизни на дне стакана. На резных полках красного дерева пылились пустые бутылки из-под водки, на инкрустированном орехом массивном столе сиротливо стояла банка из-под засохшей кильки в томатном соусе. Помпезные занавески, явно из дорогущего шелка, прожжённые там и сям сигаретой, выглядели дико и неубедительно, а на полу, покрытом шелковым ковром ручной работы, валялись обрывки бумажек, густо исписанных формулами — похоже, Фёдор Фёдорович пытался вычислить уравнение счастья, но застрял на коэффициенте безысходности. Ну, или чем он там занимался, я так и не понял. Сам же он сидел за столом, уткнувшись в подшивку пожелтевших журналов и газет. Под глазами его залегли синяки, такие густые, будто их нарисовали сажей от сгоревших надежд.

— Давно не виделись! — пошутил я, переступая порог. — Может, я не вовремя, но…

— Муля! — Фёдор Фёдорович вскочил, опрокинув стакан. Жидкость залила газету «Правда», и я невольно подумал, что это метафора. — Что случилось?

— Глядя на вас, я понимаю, что у меня всё прекрасно, — я убедился, что стул чистый, сел и пристально посмотрел на него. — Но, по правде говоря, у меня проблема размером с вашу хандру, если не больше.

— Меня жена бросила, — угрюмо буркнул Фёдор Фёдорович. — Это смягчающее обстоятельство для хандры. И с работой проблемы начались вон всякие…

— Она вас давно уже бросила, — ответил я, — вы просто ищете причины жалеть себя.

— Ой, не начинай! — фыркнул Фёдор Фёдорович и добавил, — говори, зачем пришел?

И я рассказал о том, как Попов украл у моего отчима Модеста Фёдоровича проект по синтезу вермикулитовых веществ.

— Вермикулит? — Фёдор Фёдорович озадаченно хмыкнул. — Это который для мелиорации, да?

— Угу, это минерал, — вздохнул я. — Но Попов превратил его в «рычаг власти». Теперь отчиму придётся уволиться, а Попов скоро будет ходить с орденом «За заслуги перед наукой».

— Нет такого ордена, — автоматически поправил меня Фёдор Фёдорович и задумчиво посмотрел на подшивку газет, — и что ты предлагаешь, Муля?

— Как что? — я вскочил, чуть не опрокинув стул. — Вы же тут в ипохондрии своей пребываете, не знаете, чем заняться! А мой отчим мечется — как реактив без формулы! В Киргизскую ССР уехать надумал! Но ему без своего института и без науки не жить…

— Кто твой отчим? — хмуро уставился на меня Фёдор Фёдорович.

— Бубнов Модест Фёдорович, — сказал я и на всякий случай добавил. — Он профессор и академик. ПО Химии. В смысле по физколлоидной химии. Очень толковый учёный.

Поделиться с друзьями: