Муля, не нервируй… Книга 4

— Видел, — кивнул я. — Но мне шум абсолютно не мешает. А вот вам здесь будет гораздо удобнее. И тихо.

Фаина Георгиевна ахнула и только молча хлопала глазами, не в силах вымолвить ни слова.

Но не буду же я объяснять ей, что эта двухкомнатная квартира — это отнюдь не венец моих мечтаний? Что это лишь первая ступенечка. И вскоре у меня будет квартира побольше. А точнее, я хочу добротный дом. Ведь я молодой, и рано или поздно заведу семью. А ютиться в узких комнатах с шумными соседями через тонкие стены, с моей точки зрения — ну, такое себе.

Сколько себя помню, я всегда ценил комфорт. Потому, что я тяжело и много работал. А для того, чтобы быть продуктивным, нужно было хорошо отдыхать. А нормально жить и отдыхать можно только в уютном и комфортном жилище.

И менять свои принципы я не собирался.

А вот Фаине Георгиевне, насколько я помнил, ничего более комфортного не светит. Поэтому пусть хоть шума у неё будет поменьше и окно можно будет открывать. А то в той квартире её так надолго не хватит.

— Только я сейчас ремонт начну тут делать, — пояснил я, — обои эти ужасные…

— У меня ещё хуже, — хихикнула Раневская, но виновато.

— И плитку на кухне положу, — добавил я, — так что вы пока потихоньку там собирайтесь. Ордер мне дадут в конце месяца или в середине следующего…

— Я Глашку сюда ночевать отправлю, — деловито сообщила Раневская, потирая руки, — чтобы не заселился кто… А то времена нынче такое, только узнает народ — сразу начнется…

Я усмехнулся. Козляткин мне то же самое говорил.

— Вот и прекрасно, — сказал я, — а по поводу съемок в этом проекте — подумайте хорошенько. Не отказывайтесь. Это такая возможность…

— Да я и не хотела отказываться, — покраснела вдруг Раневская, — это Ринка мне говорит, что надо Мишку взять…

— Пуговкина? — удивился я. — Вы же не хотели с ним сниматься…

— Кузнецова! — хмыкнула она, — Мишка Кузнецов, красивый сукин сын, и талантливый… вот Рина и говорит…

— Фаина Георгиевна, — строго сказал я, — передайте своей подруге, что она в этом проекте сама практически на птичьих правах. Желающих туда попасть ой как много. А на главные роли я сам подбираю кандидатуры. А не ваша Ринка…

— Да поняла я, поняла, — вздохнула Раневская и хитро добавила, — но попытаться ведь надо было?! А вдруг бы получилось!

Я расхохотался! Ох уж эти женские штучки!

Я вернулся на работу в замечательном настроении. Душа пела и радовалась. Хоть уже был почти конец рабочего дня, но я всё-таки решил вернуться и доделать техническое задание на этот проект. Синопсис у меня был, но нужно было сократить его раза в три и включить в доклад, с которым Большаков будет выступать перед Сталиным.

Время у меня ещё немного оставалось, но оно уходило быстро. Поэтому я решил прямо сегодня набросать черновик. А потом дня два-три буду спокойно редактировать. Иначе в последний день любая фигня произойти может. А так рисковать всем я был не намерен.

Я вошел в кабинет. Он был уже пуст. Коллеги, воспользовавшись моим отсутствием, свалили домой чуть пораньше (не думали, что я вернусь за десять минут до конца рабочего дня).

Но я был этому только рад. Мне теперь никто не мешал.

В кабинет Козляткина я всё ещё так и не перебрался.

Упёрся, что пока ордера не будет — я останусь на своём старом месте.

Поэтому плюхнулся за свой стол, вытащил из ящика стопку писчей бумаги (почему-то люблю писать именно на сероватой бумаге) и начал делать наброски.

Не успел я заполнить и половину листа, как в дверь без стука распахнулась, и в кабинет буквально ворвался Козляткин.

Лицо его было багрово-красным, перекошенным. Губы дрожали.

— Что случилось? — забеспокоился я.

— Муля! — воскликнул Сидор Петрович, тщетно пытаясь взять себя в руки, — Всё пропало!

—?

— Наш проект отобрали, Муля! Советско-югославский! И передали другим исполнителям!

Глава 6

Мне захотелось от души выругаться.

Не то, чтобы я не допускал такой вероятности развития событий, но ведь не столь нагло же! Мы ещё даже Сталину эту идею не донесли, а её уже отобрали. И вот мне даже интересно стало, кто это столь могущественный, что даже сам Большаков спасовал и не смог проект отстоять? Насколько я понимаю, для него этот проект тоже имел важное значение.

Иначе квартиру бы мне за просто так не дали бы.

И вот теперь ещё вопрос: если проекта у нас не будет, то надобность во мне отпадает, и я стопроцентно останусь без квартиры.

Я нахмурился. Не люблю, когда ломают мои планы. Причём столь нагло и примитивно.

— Сидор Петрович, расскажите подробно, — хмуро потребовал я.

Козляткина изрядно потряхивало. Но всё же он начал рассказывать.

И чем дальше он рассказывал, тем больше я хмурился.

Всё было не просто плохо. А очень плохо.

— Это Александров, — тихо пояснил Козляткин.

— Александров? — у меня от удивления аж глаза на лоб полезли. — Да ладно! Я же с ним пару раз пересекался — нормальный он человек. С виду так вообще очень порядочный и даже приличный. Так, по крайней мере, мне показалось. А его жена, Любовь Орлова, так вообще подруга и Фаины Георгиевны, и Рины Васильевны.

— Не тот Александров, — мрачно покачал головой Козляткин. — Не режиссёр, а Агитпроп.

— Что за Агитпроп? — не понял я.

Козляткин посмотрел на меня, как на умалишённого, пожевал губами, затем очень тихо, на грани слышимости, выдавил:

— Георгий Александров. Георгий Фёдорович Александров.

Для меня это имя ничего не значило. Хотя что-то эдакое смутное, тревожное, всплывало. Но столь неясное, что уловить мысль я всё никак не мог.

Ну, да бог с нею.

У меня сейчас на повестке стоят самое важное — проект.

— И что, Иван Григорьевич ничего сделать не мог? — недоверчиво поморщился я, — Не верю.

— Вот сам у него и спроси, — прошипел Козляткин и с недовольным видом отвернулся.

Судя по его лицу, он уже распрощался и с должностью зама, и со всеми остальными чаяниями и надеждами.