Муля, не нервируй… Книга 4

Я опять промолчал и не стал комментировать, что Модест Фёдорович и я — личности тоже разного масштаба.

Мулин отчим вздохнул и добавил:

— Если бы мне пришлось бороться против Александрова, я бы лучше взял Машку и уехал в Киргизскую ССР.

Но я был не Мулин отчим и поэтому сказал:

— Ты мне расскажи, всё, что знаешь. А я уже сам сделаю выводы. Может быть ты и прав, и мне лучше туда не лезть, а уехать тихо в Якутию, как и хочет Адияков.

При упоминании имени биологического отца Мули, лицо Модеста Фёдоровича приняло расстроенное выражение. Он ещё немного поколебался, а потом, всё же, начал рассказывать:

— Александров — страшный человек, Муля. Очень опасный. Его перевели из Агитпропа на должность директора Института философии. Говорят, пересадка на более высокую должность. Но что он там сейчас вытворяет — это просто кошмар… ты даже не представляешь…

Он сделал паузу и крепко затянулся.

— А ты расскажи, — попросил я, — и я пойму. Мне же разобраться надо.

— У нас кандидатские минимумы по философии для аспирантов там сдают. А перед этим аспиранты и соискатели ходят туда слушать лекции. Недолго, примерно полтора месяца начитка идёт. А за это время им надо реферат по философии на заданную тему написать. Ну и сам понимаешь, туда ходят аспиранты из большинства крупных НИИ. И все между собой общаются. И с местными тоже. Так вот, в Институте философии почти нет девушек. Во всех институтах девушки есть, даже в нашем, по физколлоидной химии. А в Институте философии — нету. Как думаешь, почему?

Я задумался, наморщив лоб, что-то такое всплывало в памяти. Но всё же окончательно чётко сформулировать мысль я не мог.

Поэтому просто пожал плечами и вопросительно уставился на Мулиного отчима.

Тот тяжко вздохнул, затушил окурок в пепельнице и подкурил новую сигарету.

— Потому что Александров там настоящий феодализм развёл…

И, видя, что я всё ещё не понимаю, со вздохом пояснил:

— Пользуясь служебным положением, он заставляет девушек эммм… спать с ним. Им-то деваться некуда. Вот и не идут девчата туда учиться. Порядочные девчата.

И я понял. Точнее вспомнил. Имя Александрова я слышал ещё в том, моём мире. Точно не помню, кем именно он был, но знаю, что при Хрущёве было очень громкое дело. Что-то связанное с подпольными борделями, куда убедительно приглашали актрис и аспиранток.

— А ещё он заставляет аспирантов вписывать себя во все статьи, — осуждающе покачал головой Модест Фёдорович.

Я усмехнулся, с точки зрения Мулиного отчима, не было на свете более тяжелого преступления.

— Если посмотреть, то из всех его публикаций и монографий, он самостоятельно почти ничего не написал. Даже куцые тезисы на конференцию! Зато везде его имя нужно первым вставлять. Как-то наши хотели выпустить совместно с Институтом философии хрестоматию по истории химии. Так Александров там такие требования воздвиг, что наши все моментально отказались. Очень подлый человек он, Муля. Держись от него подальше, ладно? Прошу тебя.

Я не стал успокаивать Мулиного отчима, что мол ладно, просто промолчал.

Модест Фёдорович не выдержал и спросил:

— А что он у тебя отобрал? Или что сделал?

И я выложил, как мой советско-югославский проект благодаря этому человеку, отобрали. Как рухнули мои мечты и, главное — квартира.

— Мда, — нахмурился Мулин отчим, немного подумал и тут же просиял:

— Ну так возвращайся к нам. Квартира у нас огромная, места всем хватит! Зачем тебе в коммуналке этой сидеть?

Я усмехнулся. Как представлю себе, то точно такая же коммуналка тут получается. А ещё скоро у Маши и Модеста Фёдоровича ребёнок будет. А тут ещё я с Дусей. А если я захочу жениться? А если дети пойдут? Как мы все здесь будем? Нет, не хочу я такого.

— Я сам решу этот вопрос, — отмахнулся я и улыбнулся.

Очевидно, усмешка вышла кривоватой, потому что Модест Фёдорович тяжко вздохнул:

— Ты такой же упёртый, как и покойный Пётр Яковлевич.

— Так это дед мой, — хмыкнул я. — Яблочко от яблоньки, как говорится…

От Мулиного отчима я выходил в решительном настроении.

Что-то начало проясняться.

Во всяком случае, кое-какой компромат на Александрова и его подтанцовку у меня теперь был. Теперь осталось составить план действий.

И вот, пока я шел, план сложился у меня в голове. Точнее у меня было теперь три параллельных плана. Я хотел одержать победу наверняка, поэтому решил действовать сразу по трём направлениям.

И потому немедленно отправился к Осиповым. Хоть и было поздно, но ждать следующего дня я физически не мог. Надеюсь, они все в своей загородной резиденции.

И вправду, в городской квартире мне открыла Валентина, и я обрадовался — именно то, что мне нужно.

— Валентина, — без обиняков сказал я, — помнишь, ты говорила, что готова пойти на всё, чтобы изменить свою жизнь. Ты не передумала?

Валентина посмотрела на меня сияющими глазами и замотала головой.

— А опасностей не испугаешься?

Монументальная Валентина сжала свой полупудовый кулак и задумчиво посмотрела на него, затем перевела взгляд на меня и отрицательно покачала головой.

— Отлично, — улыбнулся я, — сейчас апрель. У нас ещё всё лето впереди, чтобы ты изменилась полностью. Особенно внешне.

— З-зачем? — удивилась и одновременно обрадовалась Валентина и спешно добавила, — но я согласна, Муля!

— Потому что на весенний набор мы уже опоздали, да и институт ты ещё не окончила. А вот на осенний ты вполне успеваешь.

— Какой набор? — не поняла она.

— Набор в аспирантуру, — пояснил я и добавил, — ты поступаешь в аспирантуру в Институт философии.

Глава 8

— Но я же не знаю философию, — пробормотала Валентина и удивлённо воззрилась на меня, — Никогда эту гуманитарку не любила… зачёт сдала и забыла.

Я хмыкнул.

— Нет, марксизм-ленинизм, конечно, это очень важно, для советского человека, — на всякий случай сообщила она, но потом всё же добавила, — но это для меня слишком… эммм… сложно.

Очевидно, хотела сказать «скучно», но не решилась. Так-то мы были не слишком близкими друзьями. Да что там говорить, не просто не друзьями, но даже и не товарищами. Так, соратники, не больше. Поэтому правильно. Времена такие.

— Но попробовать можно же? — усмехнулся я, — ты хотела измениться? Проверить себя? Вот у тебя сейчас прекрасная возможность.

— Но я никогда не хотела быть агитпропом, — смутилась Валентина, — я даже выступать боюсь. Нет, Муля! Давай что-нибудь другое придумай!

— Жаль, — подчёркнуто тяжко вздохнул я, — а я-то думал, ты готова на всё. Тем более тебя учиться там никто не заставляет. Я говорю о поступлении. Считай проверка такая — сможешь ли ты поступить на совершенно противоположную специальность или нет.