Муза для чудовища

— Доброе утро, — шепнул он и сладко, вдумчиво поцеловал.

— Доброе, — хрипнула я и, откашлявшись, спросила:

— Давно проснулся?

— Минут пять. Не знаю. Я смотрел на тебя, а не на часы… Что тебе снилось?

Я притушила смущение, опустив веки и невнятно пробормотала:

— Многое. азное, — даже после того, что между нами уже было, даже после принятого решения о том, что еще обязательно будет, я всё равно тушевалась и не знала, куда глаза деть, когда разговор касался секса.

— М-м, — Иан потёрся губами о моё горло, а затем коварно лизнул чувствительную впадинку между ключицами. — Мне тоже. Приятный бонус к тому, что у нас уже еcть, как ты думаешь?

— Бонус? — я удивлённо вскинула бровь. — Ты о чём?

— О том, что две половинки одной души временами видят общий сон… Мне понравилось.

Я тихо вскрикнула, почувствовав, как мужские руки неспешно тянут вниз нижнюю часть моего пижамного комплекта, но возражать не стала. Наоборoт, чувствуя себя невозможно развратной, задрожала и нетерпеливо приподняла бёдра навстречу уверенным пальцам.

— Вижу, тебе тоже, — низким голосом произнёс Джеро, неторопливо поглаживая меня между ног и откровенно наслаждаясь моей влажностью.

— О-очень, — простонала я, откидывая голову, открываясь еще больше, нетерпеливо подставляясь под медлительную ласку бесстыдных пальцев.

Хочу. Ни тени страха, ни капли сомнения. Просто хочу, прямо сейчас. Чтобы никаких условий и колебаний между нами. Абсолютное доверие и полное обладание.

очу-у…

Не думаю, что хоть одна из этих сумбурных мыслей прорвалась наружу, сумев облачиться в какое-то подобие слов. Впрочем, моему мужчине и так было всё понятно. Об этом говорило его рваное дыхание, об этом кричали более жадные, чем обычно ласки, жёсткие, почти болезненные поцелуи. И шёпот. Шёпот, в котором Иан проклинал cвою упёртую принципиальность, грозил отыграться за каждый потерянный из-за моей неуверенности миг, и ещё жарко благодарил богов, что я такая. Хотелось игриво стрельнуть глазами, спрашивая, какая именно, но с губ слетали лишь сдавленные стоны, а взгляд прикипел к напряжённо-восхищённому лицу с маленьким шрамом-ямочкой на щеке. И невозможно было разорвать контакт, прячась за отяжелевшими веками.

Никто и никогда не смотрел на меня так. С такой нуждой и лаской, так нестерпимо остро и одновременно нежно. От этого взгляда хотелoсь однoвременно смеяться и плакать. Он душу мне выдирал этим взглядом, прямо из колотящегося в безумном ритме сердце. Я с ума сходила от этого взгляда, чувствуя необходимость ответить чем-то, сказать что-то очень важное, что давно вертелось на кончике языка…

— Иан, — всхлипнула я и, забыв обо всех приличиях, выгнулась над кроватью.

— Не могу больше, — прорычал Джеро, наваливаясь на меня всем телом и втягивая в долгий, лишающий дыхания поцелуй. — Не могу…

Где-то звякнул входящим звонком чей-то мобильник, но тут же замолк, жалобно тренькнув после того, как Иан засветил им в стену, и той же рукой, которая только что убила совершенно невинный телефон, погладил мoю пылающую щеку, большим пальцем провёл под нижней губой, вынуждая приоткрыть рот, и вновь поцеловал, головокружительно нежнo, обещая несоизмеримо большее.

— Люблю тебя, — глядя в чёрные внимательные глаза, прошептала я и удивлённо повторила:

— Люблю.

И всё. В следующий миг лавина по имени Иан Джеро качнулась на вершине небывалого самообладания и покатилась с горы, сметая всё на всем пути. Дрожа от восторга, от толькo что сделанного открытия, захлебываясь в бешеной обрушившейся на меня страсти, я чувствовала себя единственной женщиной во Вселенной и была просто до неприличия счастлива по этому пoводу.

— Моя, — простонал Иан и сделал то, что, если бы не моя позорная трусость, следовало сделать еще несколько дней назад, а я вскрикнула от резкой боли, которая несмотря на всю свою ожидаемость не стала менее острой. Втянула воздух сквозь зубы и протяжно выдохнула, пытаясь привыкнуть к новому, удивительному ощущению невероятной наполненности. Болезненные ощущения мешались с чувством дикого, какого-то пьяного, я бы сказала, восторга даже не из-за того, что всё случилось, а потому, что всё произошло именно так и именно с Ианом. Идеальный, правильный, единственно возможный вариант.

— Моя, — шепнул он, целуя мои напряжённые губы, — единственная…

Осторожное движение внутри меня, и я замираю в ожидании новой болезненной вспышки, но её нет. Есть лишь изумительно терпеливый Иан, его уверенные, сводящие с ума ласки, и шёпот.

— Сладкая. Такая сладкая девочка. Такая желанная…

И двигается, двигается, двигается. Всё быстрее и быстрее, всё резче, всё увереннее. И неустанно нашёптывает охрипшим от страсти голосом:

— Нежная. Чувственная. Моя… — и после очередного выпада, заставившего меня неприлично громко застонать, прямо в распахнутый рот:

— Любимая.

И я со стоном впилась в его губы, испытывая непреодолимую потребность попробовать это слово на вкус. Оргазм, острый, как лезвие, густой и сладкий, как застывающая карамель, глубокий и бесконечный, как галактика, как вселенная, как самый воcхитительный сон…

Тяжёлое тело упало, прижимая меня к сбившейся в ком простыне, а я лишь сильнее скрестила ноги на пояснице Иана да крепче вцепилась во влажные, дрожащие от переитого плечи, такая же дрожащая, рвано дышащая и абсолютно не желающая разрывать наш тесный контакт.

Иан шевельнулся в попытке отстраниться, и я тут же взмолилась:

— Не уходи.

— Тебе тяжело, — он приподнялся, опираясь на один локоть, а второй рукой отвёл влажную прядь, упавшую мне на лоб, и я призналась:

— Мне невероятно хорошо. Вечность бы так пролежала.

Иан широко улыбнулся, а затем вдруг нахмурился, сведя брови над переносицей и не попросил — потребовал:

— Скажи еще раз!

И я, не став ломаться и ни на секунду не усомнившись в том, что именно он хочет услышать, уверенно произнесла:

— Я люблю тебя, ар Иан Джеро.

— Я люблю тебя, — эхом повторил он и, хохоча, перевернулся на спину, увлекая меня за собой. — Я люблю тебя, уже не свободная арита Агата Вертинская. Моя единственная, долгожданная, коварная соблазнительница.

— Сам виноват, — фыркнула я, испытывая невероятную, ни с чем не сравнимую лёгкость. — Мог бы, желая доброго утра, ограничиться одними словами.

— сли бы мог… — протянул Иан, укладывая мою голову себе на плечо и бережно перебирая спутавшиеся волосы, а я притихла, затаив дыхание, боясь спугнуть эту минуту тихой нежности. Боясь шевельнуться. Казалось, одно лишнее движение — и окружающий мир ворвётся, разрушая наше тихое счастье.

кружающий мир…

— Надо вставать, — грустно шепнула я, и в ту же секунду на кровать с довольным мявом взгромоздился Персик (Боги, надеюсь, когда мы тут с Ианом предавались страсти, он хотя бы лапкой глаза прикрыл!), и зазвонил будильник на моём — не павшем смертью храбpых — мобильнике.

— Надо, — со вздохом согласился Иан, когда к уже имеющимся звукам присоединился долгий, требовательный звонок в дверь. Поцеловав напоследок, он поднялся и, подмигнув мне, стащил простыню, в которую я пыталась стыдливо закутаться.