Музей суицида

Я объяснил, что тоже жалею, что не попрощался с ним в тот день, 11 сентября, что будет облегчением похоронить прошлое во время этой церемонии в Сантьяго.

– В Сантьяго! – презрительно бросил Карикео. – Все будут там, в Сантьяго, в безликом городе. А почему не здесь? Почему бы тебе не вернуться завтра ночью, чтобы попрощаться приватно?

Он что, правда предложил мне присутствовать? Да, серьезно: он тайно меня проведет, есть место, откуда можно будет наблюдать за церемонией так, что никто не заметит присутствия постороннего, затаившегося в тени. Он знает это кладбище como la palma de su mano, как свои пять пальцев. Ему будет приятно думать, что тут присутствует человек, близкий к Альенде, как представитель всех чилийцев, которых не допустят на эксгумацию, которые даже не знают, что она вот-вот состоится.

Я записал его телефон (еще и этим мы обязаны нашему Чичо, проводной связи) и пообещал дать ему знать, смогу ли приехать. Я объяснил, что мне не хотелось бы снова оставлять одних жену и маленького сына, но я постараюсь завтра вернуться в Винью. Он понял это как вежливую отговорку и стал настаивать, что это будет мне полезно, что мне больше не придется и дальше повторять себе: «Я должен был быть там в тот день», он дает мне шанс.

Будь я настоящим детективом, я ухватился бы за столь щедрое предложение. Однако мне показалось омерзительным, святотатственным таиться на кладбище, словно упырю, пока тело Альенде будут выдергивать из земли, открывать всем этим любопытным взглядам – в том числе и моему. Не такой я представлял себе свою новую встречу с президентом, не в качестве единственного наблюдателя в ночном одиночестве. Мне вскоре представится совсем другая возможность, не из-за случайной встречи у могилы, а как результат множества усилий массы людей. Я смогу снова принести свои клятвы Альенде 4 сентября, став частью огромного потока граждан, погрузившись в поток прощающихся. Я слишком часто мечтал об этой победе над Пиночетом и смертью, чтобы испортить ее смысл и эффект.

Неожиданное появление Орты в Чили изменило и подвергло испытанию эту мою решимость. Анхелика воспользовалась моей поездкой в Винью, чтобы я смог отказаться с ним говорить – однако нельзя было отрицать, что мое паломничество к могиле Альенде, задуманное как приватная вылазка, действительно подарило мне реальные новости в рамках моего расследования. Счастливое совпадение выявило факты, о которых я не подозревал и которые не пытался получить, но которые несомненно создавали видимость успешной работы, принесло нечто реальное, что можно было вручить Орте. Удача упала мне в руки совершенно случайно. Похоже, мой президент действительно мог спасать меня даже из могилы, хоть я ничем и не заслужил подобной помощи.

– Ты опять за свое! – раздосадованно сказала Анхелика. – Опять себя принижаешь! Почему не считать приглашение Карикео доказательством того, что, может, ты действуешь не так уж и плохо? А еще – возможностью установить контакт с Ортой: он будет настолько рад отправиться с тобой в Винью, чтобы тайно присутствовать при эксгумации Альенде, что любые твои неудачи покажутся ему второстепенными. Или ты мог бы сказать ему правду, признаться, что все испортил, вернуть деньги и обо всем забыть. Вот только не похоже, чтобы все те причины, по которым ты согласился этим заниматься, куда-то исчезли. У тебя останутся все те же вопросы, то же чувство вины – но будет гораздо меньше возможностей. Давай, бери его на побережье, пакуй пижаму и зубную щетку, смену белья, не переохлаждайся, возвращайся завтра целым и невредимым. Я справлюсь с Хоакином и домом: видит Бог, я не для того так часто держалась, пока ты отправлялся в свои поездки и на свою солидарность, и кто знает, на какие еще проказы, оставалась одна на многие дни, чтобы ренегаты, которые пришли к власти, могли предавать идеалы Альенде.

Я не собирался с ней спорить: не мне говорить ей, что она, как всегда, преувеличивает, и что мои прежние товарищи не все стали ренегатами, и что я ни на какие проказы не пускался, а старался обеспечить поддержку Сопротивлению, что дело того стоило, раз мы избавились от Пиночета, что я против угнетения женщин, но вынужден был подчиняться приоритетам, и так далее, и тому подобное. У нас уже бывали такие бесконечные домашние споры: нет смысла начинать еще один прямо сейчас, потому что она права в главном: это действительно отличная возможность убедить Орту в том, что я прекрасно справляюсь.

Я нашел его в его апартаментах в «Каррере»: он стоял у окна, взирая на «Ла Монеду».

– Вот прошлое, которое вас дожидается, – сказал Орта.

– И во многих смыслах, – отозвался я. – Я жил в этом отеле в начале 1945 года, когда мне было два с половиной года: мы ехали из Аргентины в Нью-Йорк, чтобы встретиться с моим отцом. Из-за военных ограничений нас вычеркивали из списка пассажиров раз за разом, так что в результате мы задержались в Сантьяго на несколько дней.

– А! – подхватил Орта. – Тот первый раз, когда вы потеряли страну. Не подозревая, что остановились на той земле, которая в итоге вас призовет, – что вы видите то место, где спустя десятки лет избежите смерти. Вы что-то о том визите помните?

– Абсолютно ничего, – ответил я. – Мне нравится воображать, что, когда моя мать устроила мне экскурсию по городу, наш путь пересекся с Анхеликой и ее матерью, что два младенца (ей тогда был год) обменялись взглядами или даже играли в одном парке. Но это просто выдумка – картинка прошлого, которого никогда не было, история, которую я рассказал Анхелике, когда мы познакомились, чтобы она решила, что мы предназначены друг другу.

– Мы постоянно так делаем, – проговорил Орта. – Выдумываем такое прошлое, которое придает смысл нашему настоящему, подгоняем его снова и снова, пока эта выдумка не вспоминается так, как будто это было на самом деле. Вот почему всем так трудно прийти к общему мнению относительно того, что случилось там, в президентском дворце. Но мы раскопаем правду, да, Ариэль? Итак, как шли дела?

Я начал с того, что звучало наиболее внушительно – с возможности наблюдать за эксгумацией Альенде этой ночью, – и он преисполнился такого энтузиазма, что тут же позвонил швейцару и попросил немедленно арендовать автомобиль и порекомендовать какой-нибудь отель в Винья-дель-Маре. Только после этого он готов был слушать о моих многочисленных достижениях. Я объяснил свою неготовность расспрашивать близких Альенде – и он это понял, понадеявшись, что после похорон к ним проще будет обратиться. Блестяще, сказал он, добиться такой важной роли в церемониях: вы рождены, чтобы стать первоклассным шпионом. Что до Пепе, то он согласился со мной, что комиссия слишком поспешила признать версию самоубийства и что я правильно сделал, не открыв свои планы, хотя было бы полезно узнать содержание того отчета патологоанатома… Но ничего: у него на это есть собственные планы, свои источники. Я не стал настаивать, предпочтя похвастаться, что у меня они тоже есть (не признаваясь, что он только один – Херардо) и мне вскоре скажут, причастны ли к смерти Альенде Гарридо или Риверос.

К тому моменту, как я подошел к его приоритетной цели, Патрисио Кихону, он уже готов был верить каждому моему слову. Я объяснил, что Кихон уехал из Сантьяго, чтобы вернуться на родину и помогать людям там. До этого все было правдой. А вот дальше пошла полная выдумка. Одна из причин этого переезда – желание избежать дополнительного внимания, которое стали на него обращать при восстановленной демократии, когда вопросы о смерти Альенде стали обсуждаться более открыто. Я передал ему наши вопросы через знакомого, подчеркнув противоречия в его разных версиях. Кихон не ответил: возможно, доказывая, что ему надоело бесконечно повторять свой рассказ. Я сказал, что у меня сложилось впечатление, что он предпочел бы встречаться только с сочувствующими ему репортерами. И я даже не запаниковал, когда Орта фыркнул: «Ну так пойдем поймаем его – и я сделаю вид, будто верю всему, что он говорит. Я ведь все-таки выдаю себя за голландского журналиста».

У меня уже были приготовлены возражения против такого плана, я ответил, что незапланированный визит может заставить Кихона молчать или выставить нас за дверь. Нужно, сказал я, проявить терпение: через несколько месяцев с рекомендациями от людей, которым он доверяет, я навещу его в Конститусионе… Я и правда буду не против поездки на юг, когда потеплеет, много лет назад мы с Анхеликой останавливались лагерем на берегу неподалеку от этого города. И я добавил, что разумнее было бы опросить Кихона, уже имея на руках данные судмедэкспертизы и отчет следователей.

– Вы меня убедили, – сказал Орта. – Вы отлично поработали! А теперь хватит разговоров о нашем расследовании. Каково вам в Итаке?

Видимо, задав этот вопрос, он заметил, что в моем взгляде что-то промелькнуло: тревога или недоумение – потому что добавил:

– Ваше возвращение. Во всех мифах содержится истина, наше глубинное стремление. Конечно, Одиссей отсутствовал двадцать лет, а у вас их было семнадцать, и в последние семь вы то приезжали, то уезжали, но все же параллели должны найтись. Некое подобие Итаки ждет нас всех. И кто-то из нас возвращается домой, а кто-то – нет.