My December

Драко раздраженно выдохнул, делая глоток спиртного.

Мерлин, она неисправима!

— Да, Грейнджер. Ты должна изображать это несчастное животное, не знаю, чем оно заслужило такую участь.

Гермиона обижено поджала губы, испепеляюще посмотрев на Малфоя. И это действие, конечно же, сопровождалось хохотом Забини.

Это была самая нелепая ситуация в жизни девушки. Если бы ее сейчас увидели Гарри и Рон, было бы веселье. И Блейзу с Малфоем тоже.

И кто бы мог подумать, что Гермиона пойдет на это без всяких зазрений совести. Но гриффиндорке было так хорошо, так легко, будто бы в ее жизни не было никаких проблем и больше никогда не будет, а на все остальное — плевать. Грейнджер ощущала себя свободной, словно птица, и хотела делать все, что угодно, лишь бы это чувство никуда не уходило.

— Ладно… — пропищала девушка, становясь на четвереньки.

Желтенькая маечка задралась, оголяя плоский живот. Драко громко выдохнул, переводя взгляд левее — на ужасно коротенькие шортики, на впечатляющую длину которых заметил даже Блейз.

Слизеринец вспомнил вчерашнюю ночь, пожалуй, самую лучшую за всю жизнь аристократа. Ее затуманенный взор, аккуратную небольшую грудь, стоны. То, как она выдыхала его имя, словно это что-то священное.

И он бы делал это снова и снова, прижимая тело грязнокровки к себе, чувствуя ее неровное дыхание и учащенный пульс. Вновь и вновь, вдыхая такой охренительно-прекрасный запах шоколада, который, казалось, пронизывал ее всю с ног до головы.

И весь остальной мир был бы где-то далеко, за пределами комнаты, где находились он и она — Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, когда-то враги, а теперь любовники. Он бы забыл, забыл на чертовы века о том, что ждет их в будущем, даже не вспоминал бы ни об отце, ни об этом гребанном задании. Лишь она, такая хрупкая и нежная, словно дитя. Смотрит на него с любовью, источая свет, обнимая своими тоненькими ручками его шею. Такая красивая, что словами не передать.

Его Грейнджер.

И не смотря на то, что Забини был другом Драко, делить Гермиону он ни с кем не хотел. И, конечно, слизеринец знал, что Блейзу совершено по боку на гриффиндорку. Но он был здесь лишним и алкоголь тоже. У них было так мало времени, а они тратили его впустую — просто чтобы забыться. Всего двадцать дней, двадцать чертовых дней до того, как придется выбирать.

— Твоя очередь загадывать, госпожа, — хмыкнул мулат, заинтересовано смотря на шатенку. Та толи промяукала, толи промычала что-то неразборчивое в ответ.

— Драко… ты у нас сегодня больно кислый, — промурчала девушка, положив руки на плечи старосты.

“Знала бы, о чем я думаю, так бы не веселилась, — устало подумал аристократ”.

— Тебе показалось, Грейнджер, — пробурчал Малфой, зажмурив глаза от головной боли. Ему явно надо было выпить, как можно больше, чтобы отвлечься. Парень потянулся за коньяком, на ходу откручивая крышечку. Он сделал три больших глотка, чувствуя, как жидкость попадает внутрь, обжигая горло. — Ну, так что за желание?

— Ты должен пройтись от нашей гостиной до гостиной Когтеврана. Без футболки, — прыснула Грейнджер, хватаясь за края одежды Драко, стягивая ее через его голову. Тот недовольно выругался, подняв руки над головой.

— А ты не так безнадежна, Гер… моя госпожа, — засмеялся Забини, многозначительно посмотрев на Малфоя.

Старосте показалось, что мулат ему подмигнул.

— Что, прямо сейчас? — простонал Драко, поднимаясь на ноги.

— Ну, и кто из нас зануда, Малфой? — пропела Гермиона, усмехнувшись.

Он был таким сексуальным, даже сейчас, в домашних шортах и белой футболке, которая благополучно улетела куда-то за диван, с растрепанными волосами и блестящими от выпивки глазами.

Но, в отличии от Блейза, слизеринец был относительно трезв и серьезен. Между его бровей, на тон темнее волос, залегла морщинка, а глаза были мутно-серыми и печальными. Девушка чувствовала, что аристократ что-то держит в себе, и это “что-то” не дает ему покоя. Была ли причиной его мать или же она сама, Грейнджер не знала. Сегодня ночью она не должна была думать ни о чем, но вот Малфоя, казалось, занимали мрачные нелегкие мысли.

И девушке тоже почему-то стало грустно, и на сердце не было так легко, как пару минут назад. Драко нахмурился, словно заметив ее взгляд, его губы тут же скривились в подобии улыбки, которую он всеми силами пытался изобразить. Прокашлявшись, парень заговорил:

— Так мы идем или просидим в этой комнате до утра? — и, как бы Малфой не старался, голос прозвучал как-то выжато и сухо, с едва различимыми нотками злости. Но и Блейз, и Грейнджер знали его слишком хорошо, чтобы заметить это, хотя первый не обратил никакого внимания, а лишь похлопал друга по плечу, вставая.

Гермиона вскочила на ноги, чувствуя, как мир вокруг плывет перед глазами. Колени подогнулись, и гриффиндорка была уже готова к сильному удару, как чьи-то крепкие руки подхватили ее, не дав упасть. Девушка громко выдохнула, распахнув карие глаза, которые почти сразу встретились с грозовыми.

Ее пробила дрожь, сладкая, растекающаяся по всему телу, и все, чего хотелось Грейнджер, чтобы его руки продолжали сжимать ее талию всегда.

Драко мог думать лишь о том, сколько времени у них осталось. И вот, пыльные часы, висящие в гостиной, издавали тихое тиканье.

Секунда. Две секунды. Минута. Час.

Мгновения ускользали от них, словно триллиарды песчаных крупинок. И Драко с ужасом понимал, что, если Гермиона погибнет, то все что у него останется — это воспоминания. И со временем аристократ забудет ее голос, забудет о том, что было здесь, в этой комнате.

Ему придется забыть. Но то, что Драко будет помнить всегда — ее глаза. Огромные прекрасные, цвета топленого шоколада.

Глаза грязнокровки, ставшие для него чем-то родным.

— Драко…

С усилием отвел взгляд, чувствуя, как кошки скребутся в душе. Сглотнул, разжимая пальцы.

Отпустить. Просто отпустить ее.

Малфой сделал шаг в сторону побледневшего Блейза, который смотрел на друга, словно на умалишенного. Нет, он, конечно, все понимал, но видеть этот взгляд аристократа, адресованный грязнокровке… Он ни на кого так не смотрел.

Мулат, прокашлявшись, отвернулся, чувствуя себя не в своей тарелке. Слизеринец хотел повеселиться, провести время с Драко, но, судя по всему, его другу было необходимо быть только с ней, а не с товарищем.

Чертовы женщины.

Они, как алкоголь, — горькие, но, в тоже время, приятные, обжигающие. Один раз попробовал — остался заложником навсегда.

Малфой резко отпрянул от девушки, делая быстрые шаги вперед. Его лицо покраснело, руки были сложены на груди. А на спине красовалось парочка длинных, глубоких царапин, протянувшихся от лопаток до копчика.

Гермиона расширила глаза, будучи похожей на кипящий чайник, который вот-вот взорвется. Отголоски старой Грейнджер кричали во весь голос и заставляли чувствовать неимоверный стыд.