My December

— Если ты из-за того поцелуя, то…

— Да, Мерлинова борода, я из-за него! — перебил он, вскрикнув.

Девушка подскочила на месте, затаив дыхание. На его щеках стал проступать румянец, и лицо начинало пылать.

Было ощущение, что Рон только одним взором разнесет весь стол к чертям, просто сидя на месте. И даже, сгорбившись, он был чем-то вроде огромной горы, возвышающейся над беззащитной девушкой.

Гарри осторожно покосился на друга, предварительно помотав головой в разные стороны, давая понять старосте, что не стоит принимать поспешных решений или говорить необдуманных слов. Однако рыжего это никак не занимало, лишь чувство обиды и злости повелевало им.

И, черт возьми, как он ненавидел этого Малфоя! Этого придурка, лицемерного, трусливого, жалкого придурка!

Как Гермиона, которая терпеть его не могла всем своим нутром, вдруг влюбилась в сего мерзавца? Как вообще такое могло произойти?

— Но это мое дело, Рональд, и я вправе…

— Да ничего ты не вправе! — со злостью заорал парень в ответ. Но затем снизил тембр: — Ты предала нас, вот что!

— Я вас что?..

Девушка опешила. Она недоуменно моргала ресницами.

Если она стала ближе общаться с одним представителем вражеского факультета — это не значит ничего подобного из того, что заявил Уизли. Он же, к примеру, без ума от Марии. И что дальше? Он тоже предал ее и Гарри?

Вовсе нет! Так почему же он позволяет так разговаривать с ней?

— Ты нас предала!

— Рон… — поучительно вставил Гарри.

— А что? — тот зло зыкнул на него. — То она говорит, что ненавидит этого хорька, а теперь чуть ли не на шее висит у него!

Пару расширенных глаз уставились на фигуру рыжего, оторвавшись от своих блюд. Девушка еле воздержалась, чтобы не ударить себя рукой по лицу и немедленно встать, чтобы выйти отсюда.

— Ты бы не мог говорить ти…

— Нет, я бы не мог! — зашипел Рон, наклоняясь к столу. Пот стекал по его лбу, словно парень не слова говорил, а кирпичи таскал. — Не переводи тему, пожалуйста!

— Да как же я перевожу, если?..

— А вот так! — снова приступил за свое друг. Он выглядел вымученным и разочарованным. — Я тебе — одно, а ты мне — совершенно другое. Не хочешь говорить, так и скажи. Я уже итак понял, что общение с этой лживой тварью для тебя важнее, чем с нами. Видишь ли, я еще не настолько идиот, чтобы закрыть на это глаза!

— Во-первых, — возмутилась девушка, зло глядя на друга, желая продолжить, но не успела — след от рыжего простыл, будто это не он три секунды назад сидел около нее.

Она помолчала.

Обидно, ей было чертовски обидно. Разве она заслужила таких слов?

Предала. Да что Рон знает о предательстве? Такими словами не разбрасываются!

— Знаешь, Гарри, ты бы мог сказать своему другу, что…

— Сказать что? — напряженно и устало проговорил парень. Брюнет был очень удрученным, словно ссоры друзей очень отягощали его жизнь.

— Например то, что это невежливо — так разговаривать с другими. К тому же, я не просто “другая”, я — его самая близкая подруга. Это просто не позволительно!

— Знаешь, Гермиона, — ответил он, поднимаясь из-за стола, — он вспылил, согласен. Но почти во всем Рон прав. Ты пол года избегаешь нас, говоря, что имеешь огромные обязанности старосты, хотя в это время у других и четверти нет, а сейчас вдруг оказывается, что время у тебя было. Причем время на Малфоя, который обзывал тебя грязнокровкой и пренебрегал тобою в общем. И, ты не просто с ним стала общаться, ты завела с ним гораздо более близкие отношения, позабыв о нас. Поэтому Рон совершено прав — ты как будто предала нас. Дело не в твоем общении со слизеринцем, а в том, что ты так легко забыла нас, начиная встречаться с Малфоем.

Повесив портфель на плечо, он пошел по направлению к двери, поправив очки.

Отрезвляющее зелье, приготовленное Драко несколько месяцев назад, убрало тошноту, но голова по прежнему шла кругом.

Проснувшись утром, слизеринец даже помышлял о том, чтобы пропустить завтрак, однако, когда его серые глаза наткнулись на миниатюрную девушку, сопящую рядом, планы резко изменились, и Малфой вылетел из комнаты как ошпаренный.

Меньше всего на свете ему хотелось говорить с отрезвевшей “мисс Занудой”, которая, как был уверен парень, покроет матом их обоих. Сбегать, конечно же, не по-мужски, но Драко никому ничего не обязан и поступает так, как считает нужным. Он — эгоист, трус, Пожиратель смерти, и никакая грязнокровка этого не изменит, даже Грейнджер.

Да он и не хотел меняться — аристократа устраивала своя заносчивость, язвительность, порой жестокость. И пусть он не умел применять грубую физическую силу, но зачастую слова ранят в разы больнее ножа. Они оказываются острее тонкого лезвия. И это знал каждый, кто когда-либо имел дело со слизеринцем. Стоящих людей в этой компании было мало, в основном, “свита” и те, кому что-либо нужно от статуса и богатства семьи Малфоев.

Драко вполне устраивал такой расклад, пока в его жизни не появилась Гермиона, а на руке ярким черным пятном не всплыла татуировка в виде извивающейся уродливой змеи. Со вторым бы он еще смирился, если бы следом за церемонией посвящения не последовали те вещи, которые случились. Если бы его кишка не была так тонка, а маглорожденная девчонка не влезла в душу.

Размышления об этом в данный момент казались пустой, никому не нужной тратой времени. Что есть, то есть, а пытаться что-то изменить будет только полный кретин. Таким людям, как Темный Лорд, нельзя противоречить, а то, что Поттеру это раз за разом удавалось, было лишь стечением обстоятельств.

Глупый мальчишка, думает, что сможет одержать победу в этой войне, где силы в неравных. Все мы люди, нас нельзя разделять на черное и белое. Есть лишь сильные и слабаки. Это не означает, что слабак, который якобы борется за иллюзию добра, не может быть тварью. Убивают мужчин, женщин и детей, с обоих сторон. А человека судят лишь за то, в какой среде он родился и кому служит. Так почему же того, кто проливает кровь, называют героем? Разве убивать — означает быть спасителем? Разве есть разница, ради кого ты отнял жизнь? Наивный мир, построенный на дурацких идеалах.

Во имя чего сражается великий Гарри Поттер? Во имя любви? Любовь — вещь абстрактная и непостоянная, именно из-за нее люди сходят с ума и становятся жестокими к окружающим, не желая принимать мир таким, какой он есть, не желая смириться с тем, что самое лучшее чувство на Земле оказывается самой страшной пыткой.

Во имя мира? Так мир — вещь еще более непостоянная, чем любовь.

Что значит мир? Его попросту не существует, еще один красивый мираж. Каждую секунду кого-то хоронят, каждый день кто-то жаждет мести, каждое столетие рождается человек, способный разжечь пламя войны.

Мы просто живем, не задумываясь о том, есть ли смысл в нашем существовании. Что мы с собой несем, какие цели выполняем? Не задумываемся над тем, что жизнь обделяет нас с самого рождения, с того момента, как мы впервые видим свет, она глумится над нами, даря одному богатство, а второму — нищету, даря одному прекрасное лицо, а второму — врожденное уродство. Судьба не справедлива к человеку с самого начала, испытания начинаются значительно раньше, чем мы думаем.

Малфой знал, что он всего-навсего пешка на игральной доске, которым управляют два игрока: Том Реддл — с одной, Гермиона Грейнджер — с другой. И стоит первому взять верх, как второй впускает свои когти все глубже, не давая отступить от себя.