Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Синее море

Ивану Киуру

Синее море, белая пена, Бурных волн бесконечная смена… Знаю — за той чертой, За поволокою, За волоокою далью далёкою, — Знаю — за той чертой Вечно чудесные, Мне неизвестные Страны лежат. В зарослях тёмных райские птицы Так горят — как лучи сквозь ресницы! Там по прибрежию дружною парою Ходят рядком какаду с кукабаррою. А за утёсами Там носом к носу мы Можем столкнуться, Можем столкнуться Порой с утконосами — В дюнах, под солнца Лучами раскосыми. А за лианами переплетёнными Там водопады стоят веретёнами… Ветер травой шумит, Равнина тянется… Там кенгуру, Там кенгуру пробежит — И вдруг оглянется!.. Синее море, белая пена, Бурных волн бесконечная смена… 1970

Река

Когда одна я, совсем одна, И вечер свеж после жарких дней, И так выс око стоит луна, Что земля темна и при ней, И холодный ветер пахнет травой, И веки смыкаются в полусне, — Тогда является мне на стене Река и чёлн теневой. А в том челне старина Гек Финн Стоит вполуоборот: И садится он, и ложится в челнок, И плывёт, закурив, плывёт… В лучах пароходов и городов, Один-одинёшенек-одинок, Становится точкой его челнок, Но не так, чтоб исчезнуть совсем, Но не так, чтоб исчезнуть совсем… И все ему на реке слышны Остроты встречных плотовщиков. Спросите, а чем они так смешны? И смысл у них каков? А просто смех на реке живёт, А просто весело ночью плыть Вдоль глухих берегов По реке рабов… Но в свободный штат, Может быть! Вдоль глухих берегов По реке рабов… Но в свободный штат, Может быть!.. 1973

Поэты

Когда потеряют значенье слова и предметы, На Землю, для их обновленья, приходят поэты. Под звёздами с ними не страшно: их ждёшь, как покоя! Осмотрятся, спросят (так важно!): «Ну что здесь такое? Опять непорядок на свете без нас!» (Кругом суета: Мышь ловит кота, К мосту рукава Пришиты, От всякой букашки Ищет защиты Бедный великан! Зелёный да алый На листьях дымок, — Их бархат усталый В жаре изнемог…) Вступая с такими словами на землю Планеты, За дело, тряхнув головами, берутся поэты: Волшебной росой вдохновенья кропят мир несчастный И сердцам возвращают волненье, а лбам — разум ясный. А сколько работы ещё впереди! Живыми сгорать, От ран умирать, Эпохи таскать На спинах, Дрожа, заклинать Моря в котловинах, Небо подпирать… (Лучами блистает Роса на листе, Спеша, прорастает Зерно в борозде.) Привет сочинителям славным, чьи судьбы предивны! Но колбасникам, тайным и явным, поэты противны — Что в чужие встревают печали, вопросы решают… Ах, вопросы нам жить не мешали, ответы — мешают! И скажут ребятам такие слова: «Вы славу стяжали, Вы небосвод На слабых плечах Держали, Вы горы свернули, В русло вернули Волны грозных вод…» Потом засмеются И скажут потом: «Так вымойте блюдца За нашим скотом!» Когда потеряют значенье слова и предметы, На Землю, для их обновленья, приходят поэты. Их тоска над разгадкою скверных, проклятых вопросов — Это каторжный труд суеверных старинных матросов, Спасающих старую шхуну Земли. 1968

Старинный бродяга

В мороз и зной в юдоли земной Вижу я ночью свет без огня. Свой дом и очаг у каждого есть, Но нет его у меня. Свой дом и очаг у каждого есть, Но нет его у меня. У птицы есть, у ящериц есть, Есть у крота, у всех, кто живёт, И только меня на празднество дня Никто не ждёт, не зовёт. Проскачет всадник, следом — другой, Но я ничего у них не прошу, Я только спою: «Дорога — мой дом» — И дальше в путь ухожу… Люблю я утра первый восход, Люблю я погоду, если тиха, Гнездо жавор онка в жёлтых полях, Костёр, костёр пастуха. Люблю я даль с гуртами овец И над очагами тающий дым, Боярышника багряный венец И месяц ранний над ним. В мороз и зной в юдоли земной Вижу я ночью свет без огня… Свой дом и очаг иметь может всяк, Но нет его у меня. 1976

Пёстрый ларчик

Вечный закон

Кто умён — не хитёр. Кто хитёр — не умён. От начала времён до скончанья времён Неизменным останется вечный закон: Кто умён — не хитёр. Кто хитёр — не умён.