На чужой войне 2

– Мы же говорили об этом. Чего ты опять-то от меня хочешь?

– Дурак!

Дама де Люньи стремительно покинула мои покои. И, хотя входная дверь в мои покои, толстая и монструозная, закрылась с мягким стуком, мне представилось, что наоборот- с ужасным грохотом. Наш маленький кораблик любви и надежды столкнулся с неожиданными подводными рифами бытия. Что ещё удивительно: как будто, разговоры о моей вере перешли на новый уровень- скандальный. Что тому послужило причиной: моё тяжёлое ранение и соответствующие ему нехорошие ожидания, наложившие свой отпечаток на только что произошедший разговор, или же в моё отсутствие случилось нечто, чего не знаю и по этой причине не придаю значения- но в этом явно необходимо разобраться. В дураках ходить я очень не люблю…

Вызвал безопасника Жака и поинтересовался у того:

– Всё ли ладно?

На что последний радостно отрапортовал, что всё в ажуре. Правда, после наводящих вопросиков довольства у него стало поменьше.

– Что ты можешь рассказать о даме де Люньи? Ничего? У тебя что- даже стукача (новый термин, но не явление, принесённое мной из других времён- куда катится мир!) в её окружении не имеется? А что ещё ты не подумал…

Так, недовольство выразил, а теперь попробуем зайти с другого края:

– Не появлялись ли в моё отсутствие какие-нибудь новые люди в округе, вообще, и возле сеньоры- в частности?

Вот тут он снова восстановил цвет лица, оживившись:

– Есть такой человек. Нарисовался, и- как вы, сир, любите говорить- хрен сотрёшь…

– Ты бы заучиванием моих слов поменьше увлекался, мне от тебя нечто другое необходимо. Что по этому человечку рассказать можешь?

– Монах- бенедиктинец, из Шалона… В оборот не брали- вы же сами, сеньор, воспретили мне конфликтовать с…опимом для народа… А что такое опим?

Эх, ты, темнота, не знать, что такое опим…тьфу, ты- опиум. А, может, и замечательно, что пока этой гадости не ведают. Хотя, вот за Восток говорить не берусь- кальян там уже научились курить, или ещё нет? Ладно, не о том думаю.

– Ты же про церковь говоришь- вот это и есть натурально он самый… А монаха этого, чую, трясти надо- следующее покушение могу и не пережить. Вот что, считай, ситуация у нас чрезвычайная, а потому всякие ограничения по таким действиям на неопределенный срок отменяются. Бери монаха за жабры и тряси, как грушу, но чтобы результат был!

– Ага. То есть- слушаюсь, сир!.. А за жабры- это как?

– За что ухватишь- то и будет жабрами…

Однако, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: не получилось у меня поговорить с этим монахом- исчез,- испарился как утренний туман. Вот только что был, и уже нет. Отправленный на посты приказ с его описанием и требованием к задержанию тоже ничего не дал. Неужели, кто-то предупредил? Да, ну- прочь паранойя! Если уже и близким людям не доверять, тогда путь только один останется- в пустыню.

Попробовал зайти с другой стороны. Имитировал перед Марго желание получше узнать, как здесь полагают, единственно правильную веру, и между делом поинтересовался у Марго сведениями о судьбе монаха по имени Трюдо. Якобы, рекомендовали- мол, большой святости человек. Но, увы, не прокатило. Наверное, из меня плохой актёр, потому как сеньора мои потуги не оценила:

– Не трогай моих людей!

И здесь я заинтересовался:

– Так это твой человек?

На что Марго не удосужилась ответить. Лишь гордо подняв подбородок, окинула негодующим взглядом. А после- покинула моё общество…

Пришлось утереться. Пока. Не в том я положении чтобы настаивать- никак с дамой сердца помириться не выходит. Мнимую- на мой взгляд- обиду раздула до размеров слона, а ты теперь доказывай, что не верблюд, и что- не гималайский… В таких условиях не до шпионских страстей. И, поскольку на носу Рождество, решил использовать этот повод для праздника, дабы развлечь сеньору, отвлечь от тяжких дум и показать себя с лучшей стороны (быть может, это заденет её холодное сердце, и она взглянет в мою сторону более благосклонно!)- устроив богатое застолье. В тему был бы фейерверк, но, опять же- увы!- без моих указаний к такому никто даже не готовился. А на коленке- по-быстрому- таким лучше не заниматься. По крайней мере, сам подобным заниматься не буду, и вам- не советую… И чтобы даме де Люньи было не скучно среди моих архаровцев, обеспечил присутствие на данном мероприятии местного- общения с которым она так давно жаждала- дворянства. Простым способом- кого поймали… Потом, конечно, были разговоры с ними в виде угроз и уговоров, и подарки на праздник согласившимся (от последнего никто, что примечательно, не отказался), но, главное, массовку они обеспечили. И почти добровольную…

Но сначала была Месса Навечерия Рождества в церкви Святой Екатерины, что расположена в Монбелье и к шато Мерси ближайшая. Случилось сие мероприятие накануне, двадцать четвёртого, было длинным и нудным, совершенно утомив. Наверное мой недовольный вид сбивал капеллана с божественного, потому что тот, поглядывая на меня, непременно начинал заикаться. А может мне, как некатолику, быть здесь не полагается. Если и так, указать на то мне никто, помня другие подобные преценденты и каким образом их разрешаю, не осмелился. И если вы подумали, что это всё, то я вас разочарую… А как был разочарован я, когда выяснилось, что это только начало, а нужно ещё три длиннющие литургии отстоять: ночью, утром и днём. Но делать нечего- вытерпел. Зато какая благодать меня посетила, когда понял, что всё позади… Решив непременно это отметить.

– Хочу поднять этот бокал за прекраснейшую из женщин- благородную даму де Люньи!
– и, слегка покачиваясь, поднял к потолку упомянутый сосуд с красным содержимым.

И, в отличие от первых, этот тост лишь мои товарищи по оружию восприняли как полагается-радостными здравницами и полными чашами. У дворян- невольных почитателей моего ораторского искусства- он вызвал неоднозначную реакцию: они запереглядывались и зашушукались, а Марго покраснела, как маков цвет. Что-то опять не так сделал? Да, и к чёрту!

Сегодня в зале присутствовало не менее полсотни человек. Кроме стола для дворян, напротив его накрыли такой же, но поменьше (по их количеству)- персонально для дам. Был даже столик для людей попроще, расположенный в самом дальнем углу, за которым разместились несколько гостивших у меня бюргеров из Турню. Но, лично меня, больше всего, конечно же, радовало наличие рядом знакомых и родных лиц: Марго, Марка, Мэтью, Поля и многих других, заменивших здесь мне семью, и… нет, а вот мелькнувшую рядом рожу Слизняка я к ним причислять не буду. Да, и он, судя по кислой физиономии, меня не в родственниках, а скорее в гробу видел. Подобно многим слугам, Слизняк сегодня прислуживает господам, разнося блюда. Быть личным слугой принца и- как низко он пал!- превратиться в мальчика на побегушках. Но, бог с ним, как мелькнул мимолётно передо мной, так и я- вычеркнул его из памяти, вернувшись мыслями к происходящему в зале. И к инкрустированной драгоценными камнями чаше, наполненной коммандарией, самым дорогим, что возможно в данных условиях, вином с Кипра, ныне прозываемому ещё королевским- могу себе позволить…

Залпом опрокинул в ненасытную глотку. Причмокнул от удовольствия и- внезапно- рухнул на пол от неожиданной страшной боли. Все повскакали со своих мест, поднялся сильный шум. Вокруг меня толпились люди, а я скрипел зубами от сильнейшей рези в животе. Меня- несмотря на мои протесты- подняли и понесли. Положили на постель, всех лишних выгнали и послали за доктором. Тот пришёл, начал осмотр, но едва я, по его просьбе, открыл рот, как он, сильно побледнев, отшатнулся.

– Что?- прохрипел я, глядя на его очень мне не понравившуюся реакцию. И почему так говорить больно?