На чужой войне 2
Шрифт:
– ----
Под звуки спешно строившихся французов, только что обнаруживших в непосредственной близости от себя в большом числе врагов, их командиры беседовали.
– Кто сказал, что у противника мало воинов и потому те не осмелятся принять полевое сражение?- спросил Мутон де Бленвиль.
– Признаю, был неправ,- ответил Жан де Ла Эз, адмирал Франции.- Но их и вправду меньше…
– Это им однако не помешало! Кто, интересно, у них такой смелый? Нужны подробности…
Через некоторое время, потребовавшееся на возвращение герольда, там же и те же.
– Это принц де Рюс,- задумчиво произнес сеньор де Бленвиль.
– Встречались?- полюбопытствовал адмирал.
– К сожалению…- со вздохом признался капитан Руана. И чуть позже пояснил:
– Вы же, сеньор, знаете про моё участие в битве при Кошереле- так этот принц
– Я что-то слышал об этом…- протянул де ла Эз.
– Надо полагать, об этом деле многие наслышаны: если бы не принц, наваррская армия была бы полностью уничтожена, но не сложилось. И, скажу вам не тая, новая встреча с принцем- это последнее, чего бы желал…
– Он так опасен?
– Если бы поучаствовали в деле под Кошерелем,- усмехнулся Мутон,- не спрашивали.
– Вы же знаете…- начал оправдания сеньор де Ла Эз, но договорить ему не дали- взмахом руки сир де Бленвиль остановил его, а после закончил:
– Знаю! Дело не в том… Отряд принца опасен, но я не побоюсь его и довершу начатое при Кошереле. Вперёд!
– ----
Две армии, по молчаливому согласию решившись на сражение, медленно, пешим порядком, сходились. Существенно отличавшиеся- почти вдвое- численно, но это меня мало смущало, сегодня- по моему замыслу- другое сыграет решающую роль. Разделив свою армию на три отряда- по числу у врага-помолившись (это обязательное действие перед любым боем в эту эпоху), мы шли вперёд, настроившись либо на смерть, либо- победу. Первую колонну, составленную из моего отряда, возглавил сам, во главе второй встал Пьер де Ландир (несмотря на некоторые разногласия, не отказавшийся лично скрестить клинок с французами), третьим отрядом командовал сеньор Ги де Гранвилль. Был и резерв, небольшой- из пятидесяти латников (большего, при нашей малочисленности выделить было невозможно), должных либо развить наш успех, либо прикрыть собой общее отступление. Последнего не хотелось, но фортуна не всегда благоволит смелым…
Мы приблизились на достаточное расстояние, чтобы имевшиеся с обоих сторон стрелки принялись упражняться в скорострельности и точности глаза, засыпая противоборствующие стороны ливнем острых предметов. Отозвавшиеся попаданиями по щитам барабанной дробью и, изредка, короткими вскриками- при нахождении щели между ними. Однако, общие потери были невелики: стоящие в первых рядах латники представляли собой плохо пробиваемую цель, а попасть стрелой или болтом в редкие уязвимые места- весьма нетривиальная задача.
Наконец, французам это малоэффективное занятие надоело быстрее, они пошли на сближение, и первыми столкнулись мой отряд (именно так: в эту эпоху не принято атаковать одновременно всей армией, отряды сходятся поочередно) и противостоящий вражеский отряд, судя по штандарту, сеньора де Бленвиля. Я тоже убрал стрелков на фланг, откуда они могли, не мешаясь под ногами, продолжить свою деструктивную деятельность, и дождавшись прохождения противником некоей воображаемой красной линии, отдал команду. Затрубил рог, послышались короткие команды и передние ряды, состоящие сплошь из опытных воинов, в дисциплине которых был полностью уверен- разошлись в стороны, обнажив хороший вид на сюрприз…принявший образ двух, скрытых до поры-до времени, заряженных картечью пушек.
Дистанция между армиями к этому моменту сократилась до менее половины туаза, и потому сюрприз враги очень хорошо разглядели и даже сообразили, что ничего хорошего тот не несёт, но предпринять что-либо не успели. Раздалась ещё одна команда, сверкнул огонь, и окружающие меня люди присели, мгновенно оглохнув. Я тоже слегка, но поскольку предпринял некоторые приготовления, открыв рот и заткнув пальцами уши, то вскоре- когда шумовой фон чуть-чуть рассеялся- очень хорошо расслышал, что натворили два заряда картечи на противной стороне. Именно расслышал- это по причине расползания по нашим позициям порохового тумана и потери визуального контакта с противником. Но неувиденное легко компенсировалось воображением: я уже видел последствия залпа в упор, а крики, стоны и проклятия- лишь дорисовали необходимое в картину.
Мгновения спустя- чтобы прийти в себя, ибо наши воины пострадали хоть и не столь убийственно, но достаточно, чтобы потерять на некоторое время контроль- восстановив строй и сделав несколько шагов вперёд, все невольно, увидев страшную картину, остановились: противостоящий нам отряд, численно состоящий примерно из полутысячи воинов, прекратил своё существование-
и тому поспособствовало плотное построение колонны врага. Нет, полностью уничтожить удалось лишь первые ряды, но и прочих удалось зацепить ударной волной, в результате чего многие упали, и теперь медленно, будто нехотя, поднимались на ноги, остальные же, контуженные и деморализованные, бродили, сидели, либо блевали. В любом случае, это уже было не войско- и как с такими воевать?Но дело необходимо доделать, а потому мы снова ощетинились копьями и двинулись на врага. Как и предполагал, сопротивления почти не было: лишь изредка вспыхивавшие схватки опытными воинами мгновенно давились, уцелевшие французы -из тех, кто мог самостоятельно передвигаться- разбегались.
Второй отряд адмирала де Ла Эз, шокированный примененным против первого отряда оружием и его последствиями, в виде уничтожения отряда де Бленвиля, потерял волю к победе и начал пятиться. Но кто же ему позволить уйти просто так? Я и сеньор де Ландир с двух сторон навалились на противника, создав некоторое как численное, так и качественное преимущество, отчего вражеский отряд, под ударами копий и алебард раскололся как орех, не продержавшись и десяти минут. Остатки, отброшенные на третью колонну, до того успешно бодавшуюся с отрядом сеньора де Гравилля, смешали её ряды, поспособствовав полному разгрому. Вражеская армия окончательно развалилась, разбегаясь и прячась, а мои воины, включая конный резерв, принялись, соответственно, их догонять и вылавливать. Началась эдакая игра в прятки, но более жестокая по своим последствиям- ценой в человеческую жизнь.
Применение более продвинутой, нежели ныне существующая, артиллерии и высокая выучка моих воинов обеспечили победу в этом, на удивление невероятно коротком- особенно для нынешних времён-но столь же ужасающе кровопролитном сражении. Не с нашей стороны- мы, безвозвратно, потеряли всего двух латников и двенадцать пехотинцев, что в сравнении с вражескими- более пятисот погибших и двести пленных- являлось и вовсе исчезающе малой величиной.
Не только это радовало наш дух, но и огромные припасы в обозе, запланированном под осаду Эвре-и теперь это всё перешло в разряд трофеев. А кроме того, множество знатных людей Нормандии и Пикардии оказались в нашем плену, среди которых выделялся адмирал Франции Жан де Ла Эз (к сожалению, Жан, сир де Бленвиль, был найден на поле брани в развороченных картечью латах и, несмотря на предпринятые усилия по его спасению, отбыл в мир иной), обещая солидный куш в виде выкупов. Я и от предыдущего, “собранного” под Кошерелью и принесшего мне тридцать тысяч ливров, пребываю в эйфории, а теперь ещё один. Всё-таки, выгодное это дело- война. “Но не для всех…”- подумал я, окидывая взглядом груды заколотых, зарубленных, простреленных тел…
Мы задержались лишь на ночь, отдыхая и затрофеиваясь, и рано по утру вернулись в Эврё. Предупрежденные о победе горожане начали встречаться за поллье до ворот города, криками и маханием различных предметов приветствуя победителей. Вскоре до слуха донёсся веселый перезвон с колокольни монастыря бенедектинцев, посвященного Святому Таурину- первому епископу Эвре, который изредка перебивался басом колокола со звонницы собора Нотр-Дам. Встреча получилась торжественной и запоминающейся- но только до определенного момента, а после- последовал провал в памяти вследствие чрезмерного злоупотребления горячительными напитками. Ну, победа- вы понимаете…
Разбудил меня позыв мочевого пузыря. С трудом поднял враз загудевшую голову, дернулся было за…чем-то, куда можно нагадить, но ощутил какую-то сковывающую меня тяжесть на спине. Обернулся-оппа! А там чья-то гладкая (в сумерках- потому пришлось определять на ощупь) ляжка. “Эээ…”- многозначительно подумал я и скинул мешавшее- ляжка даже не дернулась. “Ага!”- понял я, но отвлекаться, посчитав на данный момент менее существенным, не стал. Рука, по сформированной уже в этом мире привычке, скользнула под кровать- и точно, на положенном месте обнаружился некий сосуд, предназначение которого- служить сбором отходов человеческой жизнедеятельности. На пол полетела деревянная крышка, и я, наконец, смог избавиться от мешавших спать излишков. Облегчённо вздохнул и… вспомнил про присутствующую в одной со мной постели обладательнице…некой ляжки. Или не обладательнице, а... Да, ну- нахрен! Что за пошлые мысли... Пощупал себя- блин, кроме камизы (нижнее бельё, рубашка) ничего нет! Обернулся, но кроме светлого силуэта ничего не разглядел. Вздохнул-придётся и дальше на ощупь…