На чужой войне 2

– Клянусь святым Георгием!
– и я желаю вступить в бой. Да поможет Господь правому делу! Прикажите развернуть наши знамёна!

Маховик войны медленно, но верно раскручивался в своей неумолимости…

Около восьми часов утра, когда солнце уже полностью поднялось над горизонтом и осветило плотно построенные вражеские ряды, французы под звуки труб сделали первый шаг в нашу сторону. Шагом, ибо обе стороны предпочли биться в пешем порядке: битвы при Креси и Пуатье наглядно продемонстрировали чрезмерную уязвимость коней перед стрелковым обстрелом- с неприятными последствиями для всадников. Сильно проредив количество любителей конных атак и став неким своеобразным фильтром эволюции, после которого выжили лишь те, кто смог приспособиться к изменившимся обстоятельствам…

Медленно продвигаясь вверх по склону холма, французы достигли зоны поражения, и в воздух взлетели сотни пернатых вестников смерти- стрел. Однако, в отличие от вышеупомянутых сражений, сегодня был не их день: слишком хорошо были забронированы латники (в этом плане эволюция тоже не стояла на месте), к тому же плотно прикрытые большими щитами, и оттого редкие стрелы достигли своих целей. Напрасно знаменитые английские лучники рвали себе жилы, расходуя боезапас, противника это не остановило- тот почти без помех поднялся на возвышенность и схватился с нами в ближнем бою.

С грохотом и треском столкнулись копья, закричали пронизанные железом люди. Следом в бой вступили воины, вооруженные коротким оружием: топорами, мечами, клевцами… Стройные ряды почти повсеместно разрушились на отдельные схватки с хеканьем и рычанием рубившихся воинов. И вскоре стало очевидным, что эта битва не чета предыдущим- намного более ожесточенная и беспощадная. Нередко, глаз выхватывал картину безжалостного воина, с ожесточением рубившего уже упавшего врага, который в беспомощности своей с мольбой и надеждой протягивал к тому безоружные руки, но напрасно- получая лишь немедленную погибель. Я бы понял подобное: рутьеры и сами не агнцы, и нередко таким образом отфильтровывают, что называется, зёрна от плевел- богатых от тех, с кого нечего брать. Но это происходит по обычным для любого времени меркантильным соображениям, а здесь-то рубят без всякого разбора! Очевидно подспудно движимые стремлением непременно убить- демонстрируя запредельную ненависть. Если бы не видел собственными глазами, ни за что не поверил, что это те самые англичане и французы, что в будущем едва не “шведской” семьёй живут. Какие интересные, однако, кульбиты, история выделывает…

Вражеская волна докатилась и до наших стройных рядов, и остановилась, истребляемая падающими сверху лезвиями алебард. Не спасали ни щиты, ни лучшая броня от такого, а потому противник отшатнулся, выходя из зоны досягаемости этого страшного оружия. А те, кто не успел, или решил проявить геройство (и такие отмороженные присутствуют, вернее, присутствовали, но недолго)- отправились прямиком на небеса…

Теперь соревновались в ловкости лишь копейщики, но и тут у нас было преимущество в длине древка -наши четырех метровые дрыны против укороченных двухметровых у французов- выигрывая у соперников с разгромным счётом и не позволяя врагам даже приблизиться. А если последнее им как-то и удавалось, они снова попадали под удары алебард- и ситуация возвращалась к изначальной. Так продолжалось некоторое время, но только пока французы не продавили соседей. В этот момент и мне, располагавшемуся с десятком охранников рядом и чуток сбоку от нашей баталии, пришлось схватиться за свой шестопер.

Прикрыться щитом, а затем толкнуть его вперёд, выводя врага из равновесия, и ударом шестопера смять бацинет- ещё один противник упал на землю. Который уже: третий, пятый- я уже со счёта сбился. Внезапно почувствовал, что в окружающем мире что-то сильно изменилось. Очень чувствительно прочувствовал: сначала с трудом отклонил оружием тычок глефы, но тут же скривился, получив пусть и ослабленный щитом, но тем не менее, достаточно болезненный удар-отскок топором по пластинчатой защите бедра, а следом- удар копьём в…спину. Я перестал понимать, что происходит- где охрана? Оглянулся, но её, должную прикрывать мою спину и фланги, на положенном месте не оказалось. В ближайшей доступности, по крайней мере, а кругом, куда ни брось взгляд- увидел в смотрящих на меня незнакомых глазах лишь ненависть и жажду убийства…

По меньшей мере четверо воинов одновременно накинулись на меня: двое с копьями в руках, остальные- с секирами. Кое-как выпрямился под градом сыпавшихся со всех сторон ударов. И если латы защитили от большинства, то, к сожалению, не от всех, оставивших на броне отметины в виде вмятин, а кое-где- и небольших дырок. Особенно неприятным оказался удар давешний копьём в спину, расковырявший броню, гамбезон и мою бочину- я почувствовал, как скрипнуло железо по моим ребрам. А после под одеждой и далее- по ноге- заструился тёплый ручеёк сукровицы… Затравленно оглянулся в поисках выхода- не обнаружил, и вынужденно с трудом при помощи щита и оружия заблокировал следующие удары, но одно из копий- опять копьё!- нашло уязвимое место и пробило латы на голени,- и я захромал, отступая под натиском. Чувствуя враз похолодевшей спиной вставшую там старуху с косой, но не желая принимать подобное… И, слава всем богам, в момент, когда я, истекая кровью и из последних сил отмахиваясь, готовился узнать есть ли что-нибудь там- за кромкой- кроме мрака, услышал накатывающий громовой крик: “Святой Георгий!”- это сэр Калвли ввёл в бой наш резерв. И я, сменившись настроением от отчаяния к восторгу, едва радостно в ответ не закричал- давай родной! Мои оппоненты тоже услышали- трудно не обратить внимание на подобное- и заозирались в поисках опасности, чем я и воспользовался- шестопёром перебив одному из них руку с оружием. Мы ещё обменялись ударами, вмятинами на латах и синяками под ними, но тут противнику стало не до этого- ко мне пробились мои соратниками во главе с Арманом д’Апиак, командиром моей охраны. Вот только сегодня был не его день прикрывать мне спину, а заместителя Армана, некоего дворянчика Готфрида. Но вот его-то среди воинов, закрывших меня собой от врагов, почему-то и не было…

Едва подумал, что всё: прорвался (в очередной раз!) и- будто силы покинули враз- перед глазами замелькали мошки и…свет погас.

Очнулся уже в лагере, в своём шатре, на собственной постели. Мокрый от пота и кое-чего ещё (не при дамах будь сказано), и перевязанный подобно мумии. Ослабевший от потери крови и многочисленных ранений. При тусклом свете свечи обнаружил возле своей кровати какую-то женщину, возрастом, стоящим на пороге перехода в бабушки. Она, изображая из себя сиделку, видимо, сильно притомилась, и теперь, привалившись головой к стенке, сладко посапывала. Мне приспичило повернуться на другой бок, и я попытался проделать это самостоятельно, но лишь потревожил свои раны. Боль оказалась настолько велика, что у меня невольно вырвался стон. Сопение рядом немедленно прекратилось, почти сразу сменившись криком, отозвавшимся колокольным боем в моей голове:

– Принц очнулся!

От резко усилившейся боли в голове в глазах потемнело, и я поневоле смежил веки. А открыв повторно, обнаружил возле постели многочисленную толпу соратников. Здесь были и Мэтью, и Арман, и Поль, и многие другие, даже и безымянные для меня. Скользнул взглядом по взиравшим на меня лицам, полюбовавшись оттенками выражения на них от надежды до беспокойства, и устало прикрыл глаза.

– Лекаря сюда!- услышал команду Мэтью.

Далее меня ворочали, что-то спрашивали, я отвечал…наверное, и очень часто невпопад. А потом незаметно для себя отключился.

Следующее моё пробуждение случилось утром- так я интерпретировал заглядывающее в просвет висевшее возле горизонта солнце. Мне меняли бинты и было больно, но перетерпел. Наш штатный коновал не удовлетворился моей перекошенной физиономией и скрипом зубов и с заботливым видом поинтересовался моим самочувствием:

– Хреново!- подтвердил очевидное. Выдавил и закашлялся. Лекарь бросился помогать удобнее лечь. Я отдышался и попросил:

– Позови Армана…

– Вам нельзя…

– Это приказ!
– сорвался на вздумавшего качать права доктора. Аж вспотел от нахлынувших эмоций… Тот сердито посмотрел, но воспротивиться приказу не осмелился.

Ждал недолго: видимо требуемый мне человек находился не очень далеко, потому что практически сразу за отбытием доктора, шторка снова колыхнулась и возле кровати остановились ноги начальника моей охраны. Устало разлепил веки и взглянул ему в глаза.

– Садись и рассказывай…- тихо попросил его.

Арман присел на скамейку и немного неуверенно, по-видимому, не совсем понимая к чему это повеление (ведь просьба начальства для подчинённых- всегда приказ, даже если он оформлен в виде просьбы), начал рассказ:

– Мы победили…- и глянул на меня, проверяя реакцию. Тоже мне- открыл бином Ньютона. Ясен пень, иначе бы вокруг меня не соратники были, а враги, или и вовсе- в случае совсем хренового расклада- черти с вилами… Но вопрос про другое.

– Что с охраной?..- прошептал.

– А!- Арман понимающе кивнул головой, но тотчас, мгновенно помрачнев, опустил голову и, чуть погодя, глухим голосом поведал,- Из того десятка, что при Вашей Светлости находились, лишь троих нашли: одному голову размозжили, двоих прирезали- сзади, в спину. Остальные- пропали…