На чужой войне
Шрифт:
Его коллега по нелёгкому ремеслу прислуживания, внутренне угорая по всегдашнему неумеренному любопытству своего товарища, снисходительно, и где-то даже покровительственно, оглядел толстяка с ног до головы, потянул время, почти с физическим наслаждением чувствуя как натягивается некая струна внутри его напарника, и наконец, пожевав губами, с важностью произнёс:
– Какой-то варварский принц с Востока приехал просить милости у нашего благородного господина.
И чуть погодя, с презрением добавил:
– Нищий, гол как сокол, а туда же- принц!
Глава 11
Скрип телег, позвякивание амуниции, чавкающее нечто, во что превратилась когда-то приличная дорога, затруднённое дыхание тысяч живых существ, изредка прерываемое хриплыми командами или тоскливым ржанием
Объезжаю очередную яму, образовавшуюся после прохождения передовых отрядов, понукаю уставшую и с трудом выдирающую копыта из образовавшейся консистенции, по уровню засасывания приближающейся к трясине, лошадку, и обдумываю мою вчерашнюю аудиенцию у графа- и её итоги . Я попросил- мне не отказали; в итоге до чего-то договорились, до чего-то- нет. В принципе, понять графа несложно: хотел дать поменьше, а получить- побольше. Это нормально для любого правителя, если, конечно, его зовут не Михаил Сергеевич… И не нужно говорить о благородстве; ну, а если заговорил об этом в данном контексте- все поймут, что это лицемерие,- для любого правителя интересы своей страны превыше всего. По крайней мере, так должно быть...
Между нашими странами огромное расстояние и мне им предложить, по большому счёту, особо-то и нечего, потому и интерес у графа ко мне был минимальным- простое гостеприимство. Есть тут оказывается такой обычай промеж дворян: любой может попросить у другого кров и пищу, и ему, если имеют возможность, обычно не откажут, а если всё же обратное произойдёт- это будет свидетельствовать об недостаточном благородстве у принимающей стороны. Или, как говорят азиаты- о потере лица.
Единственное, что графа действительно заинтересовало (ну, если не считать экзотики)- возможность прославиться за мой счёт, обратив в свою- как здесь принято считать- правильную веру. Ну, извини, родной, это без меня. Не то, чтобы фанатик православия- я вообще о боге вспоминаю, только когда вокруг снаряды рваться начинают-но вероотступником становиться в чьих-то глазах, даже если самому всё равно- не хочу. Пусть другие разные считают, что “Париж стоит мессы”, но не я- перевёртышей и в другом мире не терпел.
Не увидев энтузиазма с моей стороны по этому вопросу, граф более к этому не возвращался. Он вообще как-то дистанцировался, и дальнейшие переговоры проходили через сеньора де Маллеваль. По итогу, граф согласился лишь на то, что для него ничего не стоило, что, впрочем, и меня вполне устроило, так как вся эта история с самозванством ради этого и была устроена, а именно: представительство перед вышестоящим начальством, ежели таковое на моём пути возникнет, гарантии безопасности на территории графства со стороны официальных властей и невыдачи врагам. Последнее так-на всякий случай,- никогда не знаешь что может пригодиться.
Любопытно, что и эти благородные господа у меня никаких документов, подтверждающих происхождение, не потребовали. И это для меня удивительно, так как по моим отрывочным воспоминаниям из прошлого- будущего (опять же по книгам и кинофильмам)- это обязательное условие, например, для участия в рыцарских турнирах. Так-то, отбрехался бы, конечно- даже доводы соответствующие придумал, типа потерял или украли- так как опыт демагогии и словоблудия, наработанный человечеством в наш информационный век, не идёт ни в какое сравнение с местными попытками обмана со стороны некоторых здешних индивидуумов. Может, для местных их прохиндейские штучки и выглядят сногсшибательными, а для меня- это как будто смотришь фальшивую постановку в театре. Бегающие глазки, кривые ухмылки, как говорил Станиславский- не верю.
Мысли ходят по кругу: не ошибся ли я где, можно ли было сделать лучше, или и так пойдёт; а бедная лошадь, с трудом выдирая копыта из чавкающей грязи, следует за своими товарками согласно воле оседлавших их людей. Думаю, если бы кони научились мыслить, то в данный момент это были бы очень красноречивые размышления, сплошь состоящие из звука пи. Если бы… Но не будем о грустном, товарищи. Как известно, существо, согласившееся за морковку
до конца дней своих таскать на своём горбу двуногих, по определению, разумным быть не может. И если говорят про людей- горе от ума, то у лошадей- от его отсутствия.Переход стал тяжёлым испытанием для нас- непрекращающийся дождь стоял стеной, затопив каждую ямку на дороге. Нередко, ступившая чуть в сторону, лошадь уходила в воду по брюхо, как в болото. Многие из них поломали ноги, и их пришлось прирезать-чтобы не мучались. Измученные люди вытаскивали телеги, а вытащив, нередко сами погружались в эту бесконечную трясину и, не имея сил выбраться самостоятельно, с хриплыми криками о помощи протягивали руки к проходившим мимо солдатам. Кому-то помогали, а кто-то оставался где-то позади,- и бог весть, что с ними стало… Непрерывная спасательная операция вымотала людей, но спустя четыре дня дождь прекратился и выглянуло солнце- это, несмотря на ещё долго сказывающиеся последствия непогоды, придало воинам сил. А ещё через сутки мы подошли к Лиону.
Деревни, замки, монастыри, бескрайние поля и виноградники- по времени года щеголявшие девственной чернотой-чередовались перед нами в разной последовательности, убеждая в существовании мирной жизни, но обгорелые дома, изредка попадавшиеся навстречу были как соринка в глазу- портя всё впечатление. Вскоре показались башни древнего города, если я не ошибаюсь, основанного ещё древними кельтами; и следом- встречная кавалькада под синим штандартом с лилиями, перечёркнутым наискось красной полоской с жёлтыми львами- это неугомонный дядюшка выкатился встречать ненаглядного племянника. С того места, где расположился наш отряд, видно было не очень хорошо, но через некоторое время, замершая было на месте колонна, объединившись с встречающей группой, покатила дальше к, видимым уже невооружённым взглядом, распахнутым городским воротам. Но подобная идиллия продлилась недолго- уже вскоре, не более чем через пять минут, наша объединённая колонна подверглась очередной трансформации: встречавший отряд графа де ла Марш, увеличившийся за счёт, я полагаю, нашего командования, отделился и проследовал прямо в ворота, видимо, чтобы насладиться гостеприимством местного архиепископа, а остальные… Я бы тоже не против принять ванну, выпить чашечку кофэ… Но, как говорится, все равны, но некоторые ровнее. Или, грубо говоря, рожей не вышел.
Таким образом, все прочие- кто рожей не вышел- последовали налево, где после, примерно, ещё получаса езды обнаружился большой военный лагерь. По нашему прибытию, стало очевидным, что приехали мы на голое место. И что, вместо отдыха, нас ожидает много увлекательных мероприятий по установке шатров, разгрузке обоза, обхаживанию лошадей, и т.д. и т. п. Мне, ввиду моего нового статуса, напрягаться пришлось минимально, мог бы и вообще не шевелиться- отдал приказ и забыл, как сделал, для примера барон- но привычка внутри заставляет шевелиться,- ну, как же ты будешь отдыхать, когда все вокруг пашут. Вот и впахивали все- и это после утомительного марша-но на удивление недовольных не было.
Наконец, всё устаканилось. Можно отдохнуть, но мне было немного не по себе-появилась потребность переосмыслить возникшие за последние дни впечатления. То, что человеческая жизнь здесь значит чуть более чем ничего- это я понял ещё в самом начале знакомства с этим миром; но понять и принять это- как говорят в Одессе- две большие разницы. Ворочается у меня внутри что-то от человека двадцатого века, не даёт покоя впитанный с молоком матери сраный гуманизм. И, самое поганое, здесь не делают различий между своими и чужими; даже порой со своими обращаются хуже. При этой мысли у меня в памяти тут же всплыли испуганные глаза застрявшего в грязи молоденького солдата, мимо которого мы проезжали. Я тогда подумал, что надо бы помочь, и оглянулся на командиров нашего отряда. Равнодушие- вот, что я прочёл на их лицах, а барон, скривившись будто лимона откусил, и вовсе отвернулся в сторону. Нет, как я теперь понимаю, если бы это был дворянин- совсем другое дело, но помогать простому солдату?- Да кому сдалось это быдло! И я промолчал- за что корю сейчас себя- сомневаюсь, что за армией следовали спасатели. Не захотел тогда выделяться, нельзя мне-должен поступать как все господа- быть таким же снобом. Я же здесь как нелегал, одна ошибка, и всё- смерть. Вот и таюсь, держу всё в себе, а оно ворочается, покоя не даёт. Ладно, к чёрту, не я придумал этот мир. У меня своя задача…