На моих условиях
Шрифт:
Добившись нужной консистенции теста, в задумчивости оглядываю кухню в поисках сковородки. Оценив на глаз шкафы, открываю длинный нижний, но нужной мне посуды не нахожу. Иду дальше - тоже безрезультатно.
– Нижний слева, - лениво сообщает мне голос из-за спины.
– Доброе утро.
Я подпрыгиваю от неожиданности, и оборачиваюсь. Как у Андреева получается уже который раз подкрадываться так незаметно и заставать меня врасплох?
Вот и сейчас он стоит, небрежно опираясь плечом на дверной косяк. На нем уже знакомые мне спортивные штаны на бедрах и голубая футболка
Не утруждая себя ответом, я лезу в указанный им ящик и достаю небольшую плоскую сковородку. Молча ставлю ее разогреваться на плиту и вновь помешиваю тесто, внимательно разглядывая бледно-желтую массу. На самом деле, тесту лучше дать отдохнуть, но мне же нужно чем-то занять себя, чтобы не смотреть на Андреева.
– Когда привезли продукты?
– интересуется он.
– Только что, - холодно отрезаю я.
– Собираешься дуться?
– оценив мое настроение, он усмехается.
– Я не дуюсь.
– Еще как дуешься. Но не стоит обижаться на правду. Мне казалось, ты выше этого.
Несмотря на абсурдные слова, выражение лица Максима остается невозмутимым.
– Интересно, что ты считаешь правдой?
– Я хочу тебя. Тебя влечет ко мне. Секс между нами неминуем, - говорит он абсолютно спокойно.
– Ты себе льстишь, - задыхаясь от негодования, бросаю я.
– Да ну? Может я подойду сейчас к тебе, и мы посмотрим кто из нас себе льстит?
– предлагает он с раздражающей улыбкой.
– Держись от меня подальше!
– в сердцах бросаю ложку на стол.
– Это беспредметный разговор.
Сковорода нагревается, и я ставлю миску с тестом на столешницу рядом с плитой.
– Какие у тебя планы на сегодня?
– буднично спрашивает Андреев, присаживаясь на стул за барной стойкой.
Я стою к нему спиной, но точно знаю, что он смотрит на меня - знакомое покалывание в районе лопаток сложно с чем-то спутать.
– У меня сегодня съемка, - говорю я, заливая тесто на сковородку.
– К трем я уеду.
Тишина за моей спиной чересчур многозначительна, чтобы ее можно было не замечать.
– Кажется, я предупреждал, что не потерплю, чтобы ты снималась у того парня, - произносит Андреев буднично.
– Он не тот парень, а Константин Фролов - очень известный и уважаемый фотограф, - едко огрызаюсь я.
– Это раз. Два - я сегодня работаю не с ним, съемка была запланирована задолго до его возвращения. Три - не тебе указывать мне, с кем мне работать, а с кем нет.
– Если ты думаешь, что здесь есть место обсуждению, должен сразу тебя разочаровать, - отвечает он своим тихим голосом, от которого у меня слабеют колени.
– И что это должно означать?
– чувствуя, как внутри закипает негодование, я разворачиваюсь и встречаюсь с холодным взглядом зеленых глаз.
– У тебя блинчик подгорит, - замечает Максим насмешливо.
– Что это должно означать, я объяснять не буду. Ты сама все понимаешь, а я терпеть не могу повторяться.
И словно здесь вообще нечего обсуждать, он проходит вглубь кухни
и включает кофеварку.– Ты будешь чай или кофе?
– спрашивает он спокойно.
Я едва удерживаюсь от того, чтобы не грохнуть сковородкой о плиту.
– Ничего.
– Так уж и быть, сделаю для тебя кофе.
Завтрак проходит в ледяном молчании. После я убираю за собой посуду и ухожу в комнату. К счастью, Максим даже не пытается меня задержать.
До съемки еще много времени, а мне нужно подготовить доклад для университета. Поэтому несколько часов я провожу за компьютером, выстраивая логику повествования. Потом принимаю душ и одеваюсь. Наносить макияж и укладывать волосы перед съемкой - дело неблагодарное, так что в час дня я выхожу в коридор с абсолютно голым лицом, одетая в удобный спортивный костюм.
Когда я присаживаюсь у входной двери, чтобы зашнуровать кроссовки, из комнаты, в которой расположен домашний спортивный зал, появляется Андреев. Даже в майке мокрой от пота и свободных шортах он выглядит настолько привлекательно, что мое сердце пропускает удар, а пульс начинает бешено биться в висках и горле.
– Уходишь?
– его взгляд задерживается на моем лице.
– Я же говорила, - медленно произношу я, не узнавая собственного голоса.
– Что это за съемка, Влада?
– его тон беспечен, но взгляд тяжелый.
Я упрямо молчу.
– Если ты не скажешь, мне не составит труда выяснить, но я бы этого не хотел, - говорит он.
Почему-то я знаю, что так и будет, и все же продолжаю сопротивляться. Никогда не считала себя гордячкой, но уступить ему так сложно. Пока я думаю об этом, Андреев сокращает расстояние между нами. Я как раз заканчиваю зашнуровывать кроссовок и выпрямляюсь в полный рост.
– Так что это за съемка?
– его пальцы обхватывают мой подбородок.
От него пахнет мускусом, потом и немного цитрусом. Наверное, это запах геля для душа, потому что я знаю - парфюм у него другой.
Беспомощно смотрю в его лицо с веером едва заметных морщинок у глаз, двухдневной щетиной и изгибом чувственных губ, и не могу не вспомнить, как эти губы целовали меня накануне, и что я чувствовала в тот момент сладкой слабости.
Сдерживаю дрожь, но ничего не могу поделать с кровью, прилившей к щекам. О, Господи, Влада, ну, возьми ты себя в руки! Сколько можно вести себя с ним, как подросток!
– Лубук вечерних платьев, - наконец, произношу тихо, облизывая кончиком языка пересохшие губы.
Андреев удовлетворенно улыбается, чуть наклоняется и внезапно звонко целует меня в нос.
– Хорошего дня.
И до того, как я успеваю осознать то, что случилось, он скрывается в спортивном зале.
Глава 21
Когда фотограф произносит заветное «Всем спасибо, все свободны» я едва держусь на ногах. Мы снимали без перерыва больше четырех часов, так что теперь я ощущаю себя выжатой как лимон. Ухожу за ширму, чтобы снять с себя блестящее платье и туфли на десятисантиметровых каблуках, которые оказались на размер меньше, чем мне нужно, потом вынимаю из тугого пучка шпильки, с облегчением распуская волосы.