На морских дорогах
Шрифт:
Ну а я с видом Мичурина начал садиться по-турецки в каждой секции, «снимая данные» с растений. Друидский транс давался мне всё легче и легче, особенно когда не нужно было как-то влиять на зелёные насаждения, наверно всё таки сказывалась эльфийская кровь. Она вообще влияет на всех полуэльфов, на кого-то более явно, как на Силталя и Синлату, а на кого-то менее, как на Брана, который чистокровных ушастых на дух не переносит и кажется пытается пройти моим путём, став большим ассоном, чем они сами. По крайней мере с оружием тренируется регулярно, а качается вовсе до одурения. И надо признать, что этот парень с его навязчивыми идеями меня несколько напрягает.
Я могу понять его желание отомстить Дому Колючего Плюща. Его вырастили натурально на убой, отправили судя по всему кого-то из представителей младших
Мои размышления прервала открывшаяся в «оранжерею» дверь, по шагам я без труда узнал свою невесту, которая сходу заглянула ко мне с вопросом:
— Как успехи?
— Лян опять поцеловал пыль — гордо ответил я.
— Ааа, ты молодец. Но этот пусть уже сдохнет и Сурт с ним — отмахнулась моя невеста — Ты мне скажи что с синецветом?
— Почти дошёл, послезавтра вечером можно будет собирать лепестки. Наполнением магическими эманациями наверно будет на девять десятых от природного — хмыкнул я. Домашняя, забитая девочка изменилась, но алхимия по прежнему волнует её куда больше, чем что либо ещё. Порой мне кажется, что если она на старости лет умрёт прямо за своим лабораторным столом, то её тело всё равно закончит последнюю реакцию и сольёт зелье в сосуд, прежде чем упасть.
— Девять не десять, но это уже хорошо — тем временем улыбнулась Иви — А больше нельзя?
— Женщина, побойся богов, я только эту зиму экспериментирую — вырвалось из меня возмущение — Вот пройдёт лет десять, может и начну тебе гнать всё подряд с закрытых грядок. А пока так.
— Всё, всё, молчу — подняла руки полуэльфийка в примирительном жесте, а потом изобразила, что зашивает себе рот.
Мне же осталось только вздохнуть. Пока что успеха удалось добиться только с синецветом, но он «трава» уникальная. Магию впитывает как не в себя, а вырастает и вызревает быстрее собственного визга, тут уже три раза растения сменились, это четвёртые экземпляры. Однако с другими магическими сортами сорняков так не выходило. При попытке накачать их магией через друидизм они хирели, жухли и дохли. А чтобы вырасти их целиком, требовался полный тёплый сезон с весны до осени. Однако надежда на успех была, с синецветом же получилось.
— Да брось — махнул я рукой — Лучше скажи как там Лилия с Дуртом?
— К вечеру должны вернуться — отозвалась та — Я их к оврагам отправила за Ти По… Ра.
— Ты бы знала, как меня эти их имена с названиями тоже достали — вздохнул я — Место тут хорошее, но остальное мрак.
— И не говори, лучше уж север — повторила девушка мой вздох — Зато хвостатые много трав приносят.
Тут я не мог не согласиться, хотя в чём-то кошкобрат с кошкосестрой оказались полезным приобретением. Леса вокруг города уже вполне имели право зваться джунглями, нам с Иви собирать в них травы было тяжеловато, как и просто передвигаться. Но для Лилии с Дуртом тут было более чем привольно. В наш первый визит я даже опасался что они тупо сбегут, когда показал им что надо собирать, а они скрылись в густых зарослях. Но тем не менее хвостатые вернулись, видимо хватило ума понимать, что больше их домой никто не повезёт. Теперь же они бегали в лес сами, разве что по разные стороны от города, никогда не повторяя своих маршрутов от греха подальше.
Сяньская империя ведёт войну с
южными зверолюдами уже долгие столетия, кровавый счёт у обоих сторон тут мама не горюй. Обитатели джунглей ходят к людям в набеги, потому как без всяких шуток являются агрессивными дикарями. Те же наши пятнистые родственны хищникам, а не травоядным. Сяньцы устраивают карательные рейды, вырезая порой целые племена, а иногда набирая рабов и особенно рабынь. К моему удивлению многие желтолицые были большими любителями кошкодевок, последним в домах подушек правда вырывали когти, которые то ещё холодное оружие, чтоб клиентов на лоскуты не резали. Ну а может сяньцы не любители, просто кайфуют от идеи трахать женщин давних врагов, которых приучили к покорности, не знаю. Зато подозреваю, что проблему южных границ мог бы решить большой поход на джунгли, только вот он вряд ли состоится. Сил южных чосонов для подобного мероприятия явно недостаточно, остальные же от набегов не страдают, скорее рады, что конкурентам не до них из-за проблем на границе. Если бы у зверолюдов было что взять, возможно всё было бы иначе, но дикари в джунглях могут смело считаться голодранцами, а раз нет выгоды, нет и войны. Война — это всегда про деньги.— Ты опять ушёл куда-то в свои размышления — слегка толкнула меня в плечом Иви.
— Да, извини — отозвался я, вставая рядом с клумбой и кладя руку на металлический шест — А север и правду лучше всего остального.
— По крайней мере мы не будем жалеть, что что-то здесь оставляем — ответила на это полуэльфийка.
— Уж это точно — хохотнул я — Вокруг здесь несуразные имена, странная еда и горы, покрытые джунглями. Так что есть смысл убраться ещё до полного стихания штормов.
— Опасное это дело — заметила моя подруга жизни.
— Не на нашем корабле и не при плавании водоль берега в течении первой недели-двух. Если что укроемся и продолжим путь, как распогодится — отмахнулся я.
— Просто ты не хочешь отставать от намеченного плана с этой поездкой на Агни как его там — уличили меня.
— Агни Кага — поправил я Иви — И да, не хочу. У нас много дел, а в мире ещё полно мест, где мы ни разу не были.
Интерлюдия 3
Тормод разминался в ожидании, когда же уже сможет выйти за дверь, что была перед ним. Каждая деталь в небольшом помещении уже казалось до боли знакомой, хотя он провёл здесь дайте боги пятнадцать минут. Однако молодая и горячая кровь толкали его как можно быстрее начать своё испытание, а звуки из-за толстой дубовой створки лишь будоражили его разум. Боевые кличи, удары, крики боли и свирепой радости. Такова музыка битвы и он до демонов хотел сыграть в ней свою мелодию.
Наконец послышался звук отодвигаемого засова и дверь открылась, а перед северянином предстала неприглядная картина. Круг поединков Берна была покрыта грязью, размокшей на осеннем дожде, в её центре стоял Хьялти Пол Глаза, один из старших и самых жестоких хольдов дружины конунга. Он и так был бы страшен, но обезображенное лицо, покрытое шрамами, самый крупный из которых делил левую глазницу на две равные части, заметно усиливало впечатление. Под его ногами валялся Адан, подвывая и стараясь не дать своим кишкам вывалиться наружу. С этим парнем Тормод не был особенно хорошо знаком, они лишь дежурно общались, ожидая испытания дружинников в длинном доме и вот дождались. Хьялти тем временем взмахнул ногой, вырубив несчастного ударом по голове, покрытой узором, что им утром нанёс вирдман. Кажется его шея согнулась при этом сильнее, чем положено природой.
— Заткнись! Оттащите эту падаль псам — раздался раздражённый голос старого воина, пока два триелла ухватили Адана или же уже его труп за руки и потащили по грязи к одной из дверей с арены. Взгляд же Хьялти наткнулся на Тормода, а из его рта вылетели слова — А ну сюда, свежее мясо!
Первой его мыслью было попытаться ретироваться. Перед ним старший хольд, а он лишь молодой воин, исход их боя предсказуем донельзя. Однако он никогда не показывал спину опасности, не стал убегать и в этот раз. Вокруг круга на трибунах дружинники, что следили за ним и его испытанием. Пусть никто из них никогда не скажет, что в Каллесонах из Ландсби иссякла отвага или что Йоран вырастил дерьмового сына. Пусть отступают другие — его вьюрд идти вперёд и встречать врагов свирепым оскалом!