На орловском направлении. Отыгрыш
Шрифт:
Правда, воевать не приказано. Да вот сосёт под ложечкой, как всегда перед боем. И чуется недоброе, так сильно чуется, как никогда прежде. А уж снится — и вовсе…
…Он не сразу сообразил, что беспорядочная пальба — не во сне, а на самом деле. А как понял — схватил винтовку и сумку с противогазом, складки которой красными рубцами отпечатались на щеке, и кинулся к выходу из погреба, второпях ударившись коленом о кадушку. Солёные лисички ржавыми пятнами усеяли земляной пол.
В проясневшем небе медленно и уверенно, с нахальством лиса, пробравшегося в бесхозный курятник, барражировал чужой самолёт с двумя килями. «Fw 189», прозванный красноармейцами «двоежопым» и «рамой».
— Кто стрелял?! — надрывая голос, заорал Никита. — Вашу же ж через коромысло! Чего
— Я приказал, товарищ старший лейтенант, — не понять, чего больше в лице младшего сержанта Стародубцева — смущения или служебного рвения. — Воздушный разведчик разыскивал наши позиции, и я…
— Ну, пусть тебе спасибо скажет: разыскал!.. — Казаков с усилием проглотил рвущиеся наружу совсем неуставные слова. Он-то, дурак, радовался, что есть у него настоящий кадровый младший командир, только вот по весне отслуживший. Под мобилизацию Стародубцев не попал, как раз накануне ухитрившись сломать ногу. Так они сейчас и хромали — старлей на правую ногу, младший сержант на левую. И чудили очень похоже: один позиции вражьему разведчику раскрыл, а другой конец света проспал!
— Да уж очень он наглый, товарищ старший лейтенант, — виновато потупился Стародубцев.
— Хоть бы сбили, раз так в жопе засвербело! — раздосадовано буркнул Никита. — Коростелев, ты с детворой-то решил, нет? Давай мухой к ним, поторопи, — и принялся с ожесточением рыться в карманах, ища трубку и табак. Запамятовал в сердцах, что вот уж год как не курит…
В Кромах — меньше сотни человек вместе с жителями и с не вовремя забредшими детдомовцами. А движутся на них аж две танковые дивизии с двух направлений: 10-я, вполне собравшаяся с силами после нелегких боёв у Севска, и 17-я, едва пришедшая в себя после «капель датского короля». Погода портится, персональный блицкриг «быстроходного Хайнца» оказывается не таким стремительным и победоносным, как мнилось только недавно, Гудериан нервничает, торопит, пытается подручными средствами выправить покривленное острие главного удара, чтобы вновь нацелить его точно нах Москау.
Тянутся по русским дорогам параллелепипеды тентованных машин, танки, мотоциклы. Трактора и конские запряжки волокут орудия, зарядные ящики, повозки с продовольствием, боеприпасами и снаряжением. Изредка матово-округло мелькает штабная легковушка…
А на пути готовящегося к броску стального питона — давно осевшая в землю крепость, которая когда-то сдерживала набеги орд крымских татар, да гарнизон в семьдесят пять человек.
Две бронированные дивизии движутся к Кромам. А из Кром, ёжась от холодных капель снова заморосившего дождя, спешат полтора десятка едва живых от усталости детишек, да высохшая то ли от трудов и думок, то ли от собственного затаенного горя воспитательница, да старый учитель с бродяжьей сумкой через плечо. В сумке — тетрадка в синей коленкоровой обложке. Кромская летопись. Не хотел Пётр Гаврилович из дому уходить — Зося уломала, откуда только красноречие взялось. Дескать, заплутают детдомовские, а Федосов и дорогу знает, и вообще — мужчина.
Криницына проводила их до самой до околицы, до столба с наискось перечеркнутой надписью «Кромы».
— Пойдём, Зоя Трофимовна, с нами, — вдруг предложил учитель. — Ты все, что могла и что должна была, сделала, чего ж ещё ждать?
И тут загрохотало, надрывая сердце и выворачивая наизнанку душу.
Зося посмотрела на Петра Гавриловича огромными, почему-то чёрными — хотя он точно помнил, ещё минуту назад были голубые — глазами.
— Идите, идите! — всплеснула руками, всем телом подаваясь вперед, — и, словно оттолкнувшись от воздуха, кинулась назад, в Кромы.
На этот раз гитлеровцы не стали рисковать, да и хваленая немецкая бережливость проиграла чувству самосохранения: к населенному пункт Kromy они двинулись только после артподготовки.
Едва отгрохотало — потянулась, вздымая горбы тентов над придорожными кустами, по дороге длинная колонна грузовиков. В голове чадили выхлопами
три бронетранспортёра с установленными на них пулемётами, следом уродовала траками подразмокшую дорогу StuG III. В арьергарде колонны, сразу за дивизионом полевых пушек, тянущихся на буксире у грузовиков, шёл тяжёлый бронеавтомобиль связи Sd Kfz 263 с характерно поднятыми над корпусом дугами поручневой антенны, облепленный грязью почти по щели обзора, над одной из которых торчал любопытный пулемётный «нос»…В паре километров от Кром колонна снова встала, из кузовов посыпались солдаты и забегали шустрыми прусаками: кто-то отцеплял и на руках катил в кустарники низенькие тридцатилинейные leIG 18, кто-то, рассыпавшись по краю колхозного поля, отрывал стрелковые ячейки промеж зелёных кочанов поздней капусты. Кто их знает, этих русских, какая у них тут оборона. Лучше тратить снаряды, послушные европейские рабочие изготовят еще, нежели проливать драгоценную арийскую кровь.
Потому-то и остановилась колонна, потому и захлопали миномёты, устанавливая дымовую завесу между германскими боевыми порядками и занятой русскими окраиной. Вскоре на старой придорожной берёзе, прижимаясь к стволу всем телом, угнездился корректировщик с полевым телефоном и на советские позиции посыпались снаряды. До двух взводов немцев в сопровождении ханомага выдвинулись правее, намереваясь прощупать стойкость красных путем охвата левого фланга.
Снаряды немецкой полевой пушки невелики и не слишком мощны: чуть больше семи с половиною сантиметров калибр. Однако неплохие германские взрыватели и пикриновая начинка дают при попадании в цель вполне приличный взрыв. Конечно, бетонному колпаку дота или стальной броне «Клима Ворошилова» эти снаряды не слишком опасны, но вот с пехотой они могут сделать такое, что подумать противно! А пушек таких у германцев много: целый дивизион!
Старший лейтенант Казаков от немцев ничего хорошего и не ждал. А когда примерно прикинул на глаз численность наступающего противника и количество арт- и бронеединиц, во рту стало кисло — не со страху, от досады. Что уйти не удастся — это яснее ясного. Так и повоевать толком — ну никак. Задёшево ты свою жизнь продаешь, военком! Хоть бы одного гада с собой забрать, хоть бы одного…
Успел — двух. Но так об этом и не узнал.
Ожесточенно, вперебой загремели полевые пушки немцев. Черно-оранжевыми злыми цветами распустились между небом и землёй разрывы, осыпая все вокруг раскалёнными семенами осколков. Кое-где в траншеях искорками чиркали ответные вспышки винтовочных выстрелов, но увы, увы: слишком далеко! Слабая огневая выучка большинства бойцов и отсутствие нормальной оптики делали эту стрельбу почти бесполезной. Лишь изредка пули на излёте чиркали по серым пушечным щитам, заставляя дрогнуть пальцы наводчика на верньере, да пару раз раздирали сукно кителей, сразу же набухающее мокрой чернотой.
Немецкие снаряды всё рвались и рвались, обрушивая стенки траншей, швыряя бордовые осколки чугуна, стремящиеся угодить в мягкое человеческое тело, забивая дыхание горьким дымом сгоревшей пикриновой кислоты. А касок — ни у кого, кроме пожарных. Огнеборцы пошли в бой в тех же латунных головных уборах с кокардой из скрещенных топориков с брандспойтом под серпом и молотом, в которых прежде выезжали на пожары.
Четвертую минуту работали германские канонен, давая возможность гренадирам после обстрела с комфортом войти в Кромы. Четыре минуты из запланированной четверти часа.
Столько же понадобилось для того, чтобы, сметая остатки русского заслона, войти в село.
А вот поиск в домах смертоносных сюрпризов занял намного больше времени: только к трём часам пополудни победители удостоверились, что дмитровский кошмар не повторится, попутно отыскав два десятка местных жителей — кого в сараюшке, кого в подвале, кого на окраине при безнадёжной попытке убежать и укрыться.
Катерина Семеновна и её старинная приятельница баба Дуся не бежали и не прятались. Они спокойно сидели в кухне у бабы Дуси и пили чай. На столе сверкал медью начищенный самовар, на расписном деревянном блюде лежали тонкие ломти домашнего каравая.