На орловском направлении. Отыгрыш

Бойцы команды торопливо осваивали свою движущуюся фортецию, хлебали густой гороховый суп и перловую кашу-«шрапнель», притащенные перед самым отправлением в зелёных термосах теми же помощниками-подростками. Окончившие приём пищи снаряжали пулемётные ленты ДШК и заполняли винтовочные обоймы: благо по личному распоряжению Годунова на БеПо, помимо самих боеприпасов, было доставлено с окружных складов аж пять ящиков пустых обойм и коробок с лентами.

Старики-артиллеристы, собравшись на снарядных ящиках, отдыхали после тяжёлого труда. Двое переговаривались о своих соседских делах: дома-то стоят на одной улице, почитай, напротив друг дружки. Кто-то молча сосредоточенно курил, дымок из вишнёвой трубки сносило назад и он смешивался с дымом паровоза. Остальные же, окружив рвущего сочные звуки из тульской двухрядки гармониста Ираклия Пименова, слаженно — будто и не было десятилетий, минувших со времен царской солдатчины и замятни Гражданской, — подтягивали никодимовскому баритону:

Идем мы тихо, стройно, Подходим к высотам; Вершины эти грозно Показывались нам. Карпатские вершины, Я вас увижу ль вновь, Мадьярские долины — Кладбища удальцов. Начальник батареи Подставил грудь свою: «Ребята, не робейте, — Не страшна смерть в бою». Карпатские д’ вершины, Я вас увижу ль вновь, Мадьярские долины — Кладбища удальцов.

Стоящий на тендере старший лейтенант с загипсованной рукой на черной косынке приник к окулярам бинокля. Внимательно всматривался в бегущий навстречу ландшафт и краем уха слушал «старорежимную» песню артиллеристов. Конечно, наспех сделанный узенький дощатый настил вдоль бортов тендера — слабая замена командирской башенке, но тут уж ничего не поделаешь! Вон, девчата-телефонистки вовсе на мешках, постеленных прямо на уголь, устроились — и хоть бы что! Щебечут о чем-то между собой, интересно им все, комсомолочкам-доброволочкам… Может, ещё и школу-то не закончили, а туда же: на потенциальную братскую могилу на колесах напросились… Гнать бы их отсюда веником по мягкому месту, да ведь других-то нет и не будет! Так что хочешь-не хочешь, а придётся вместе и служить, и воевать, а то и смертыньку принимать… Командир «Красного Орла» хорошо знал, как она, костлявая, выглядит… От Ломжи до Минска с боями отходил, теряя людей, теряя матчасть батареи… А за Минском и сам потерялся: прилетело два осколочка, и уехал Серёга Денисов подальше от фронта на излечение. А теперь вот, выходит, фронт его и тут догнал. Жаль, рука не зажила, ну да ему не выстрелы в казённик кидать, а чтобы траекторию рассчитать да команду подать — и тем, что есть, обойтись можно. Вот только позицию толковую для «фортеции», как старики на свой лад БеПо именуют, подобрать будет трудновато: как ни крути, блиндопоезд привязан к рельсам, в сторону не съедешь, в землю не вкопаешься… Так что остаётся классическое двуединство: огнём и манёвром. А что манёвра всего-то и есть, что «вперед-назад» — это уж зло неизбежное…

Денисов слегка завидует нежданным своим попутчикам — роте войск НКВД, прибывшей чуть не перед самой отправкой поезда. Из конвойников централа, вроде как. Это сейчас они разместились хуже всех — в давно списанном, грязном товарном вагоне, продуваемом всеми ветрами. Ну а на месте у них будет возможность хоть как-то окопаться… дорогого она стоит, возможность эта! Землица — она всяко лучше защитит, чем ветхая «броня»…

От Орла до Нарышкино ехать по железке чуть больше получаса. Как раз — супца похлебать, да трубочку выкурить, да спеть. И вот уже — дощатый станционный домик, крашеный, небось, ещё в годы первой пятилетки, и не разобрать уже, серый он или зелёный.

Диковинный поезд встречали ехидного вида дедок в железнодорожной тужурке, три женщины с таким давним отпечатком тревоги на лицах, что возраст стёрся, и — вот уж неожиданность так неожиданность! — пятеро пехотинцев.

Был бы здесь Годунов — наверняка вспомнил бы кадры кинохроники: встреча войск двух фронтов, улыбки, объятия.

Здесь вышло, конечно, куда скромнее: рукопожатия и нескрываемо удивленные возгласы. Конвойники из Орла и команда БеПо встретились со стрелковой ротой, которая только несколько дней назад держала оборону против танков Гудериана в районе Севска, а нынче ночью была, тоже нежданно-негаданно, переброшена сюда с приказом держать станцию в случае, если враг обойдет и двинется со стороны Орла. Бойцы сразу же начали окапываться по сторонам шоссейки, лицом на светлеющий восток. Командир стрелковой, рыжеватый старший лейтенант с очень подходящей ему фамилией — Костров, был убежден, что «скорое рандеву с гансами так же неизбежно, как победа коммунизма».

— А чего, Кромы, разве, сдали? — осторожно уточнил Денисов.

— Вам, вообще-то, видней. В сводках Совинформбюро о том пока ни полслова, — хмыкнул старлей, заставляя обоих собеседников поморщиться: артиллериста раздражала его вопиющая несерьезность, чекиста, дядьку средних лет, до желтизны высушенного давным-давно, раз и навсегда, упрямым среднеазиатским солнцем, — трехдневная щетина и цветастые речевые обороты, так не похожие на предписанные уставом. — Но, как по мне, чем лучше зароемся, тем дольше нас отсюда выколупывать будут. Ферштейн, как спросил ихний фюрер у ихней же нации, намекая на то, что, один хрен, если тебя так удобно уложили, согласия твоего спрашивать не станут, как ты, милочка, ни охай…

Заметил на ступеньке вагона телефонистку Леночку Лях, похожую на слегка испуганную белую мышку, осекся, вспыхнул — и заспешил к своим. Будучи отловлен за рукав командиром конвойников до того, как успел скрыться за углом станционного домика и задолго до того, как справился со смущением, определил участок обороны для вновь прибывших в соответствии с начальственным произволом. Проще говоря, неопределенно махнул рукой в сторону жиденькой лесопосадки.

Чекисты тем временем закончили спешную, но слаженную разгрузку, «Красный Орёл» вновь тронулся с места и остановился на выезде из очередного перелеска. Бойцы принялись сооружать из древесных стволов, веток и маскировочных сетей полог, способный укрыть состав от зоркого взгляда воздушного пирата «Лютваффе» — погода, конечно, нелетная, но, как строго напомнил, шевеля мохнатыми бровями, Никодимов, береженого Бог бережёт.

Сам же старший лейтенант Денисов, выслав в двух направлениях разведдозоры, принялся, склонившись с логарифмической линейкой над картой и огневым блокнотом, производить расчёты траекторий и секторов обстрела. Получалось вполне прилично: дальность стрельбы орудия давала возможность накрывать вражеские скопления далеко за линией горизонта, а целых пять ДШК позволяли держать противника под огнём на дистанции горизонтального огня в три с половиной километра и более чем на две версты вверх. Таким образом от воздушного налёта и от легковооруженного моторизованного противника БеПо мог отбиваться до тех пор, пока не закончатся боеприпасы или (думать об этом очень не хочется) пока не погибнет почти вся команда.

* * *

Рельеф местности между рабочим поселком Нарышкино и Орлом — типично среднерусский. Что означает: сколь-нибудь приличных гор в зоне досягаемости просто нет. Есть луга, перелески, высотки, овраги. А гор — нет. Как следствие, нет и туннелей, через горные массивы проложенных. Очень хорошо это для железнодорожного строительства, удобно. А вот для команды БеПо — паршиво. Не спрячешься, не укроешься. Благо, день и ночь морось, а если распогодится — точно поналетят…

Местным жителям тоже несладко: железнодорожные пути делят поселок на две неравные части. Если тут каша заварится, здешним ничего не останется, кроме как в погреба лезть, а уж дальше — как повезёт. Кто может — двинулся своим ходом в ближние деревни, к родственникам-свойственникам, а то и к чужим людям на постой, имея на руках райкомовскую бумагу. Кое-кого командир чекистов (душевный оказался дядька, понимающий) каким-то образом ухитрился пристроить в идущий из Брянска эшелон. Но и осталось народу немало, и у всякого — своя надежда. У одного — на то, что немец не придет, он, сказывают, уже за Кромами, чего б ему возвращаться. У другого — на глубокий погреб. У третьего — на русский авось.

То, что первая и главная из надежд оказалась несбыточной, стало ясно утром шестого, когда беда явилась, вопреки обыкновению, не с заката, а с рассвета. И вот уже местные спешно закрываются в погребах, а «Красный Орёл» сгоняет с дороги злыми очередями дальнобойных пулемётов «образца 1938» германских моторизованных разведчиков, посылая — почти наугад — пятидюймовые снаряды древней французской гаубицы в расчёте накрыть вражескую колонну.

Стукнувшись, с лязгом и грохотом, бронированным лбом о стену, немцы не стали испытывать её на прочность. Затишье обрадовало ребят-«истребков»: сильны, говорят, враги, а вот врезали им от души раз-другой по зубам — они и призадумались. Дядьки-ветераны насторожились: упёртый германец, быть такого не может, чтоб пакость какую-нибудь не учинил, надо держать ухо востро. А Денисов, приказав девчатам-телефонисткам срочно связываться с «гнездом», начал прикидывать: сколько времени понадобится немцам, чтобы подтянуть танки и артиллерию? Как ни крути, выходило всего ничего. И чуть больше, чем ничего, — на то, чтоб они поняли: перед ними не капитальная стена, а перегородка, наскоро построенная из того, что нашлось под рукой у командования. Лишь бы подкрепление из Орла вовремя подошло!

Дрогнула земля, когда пристрелочный вырвал сноп почвы и гравия на откосе насыпи, словно под шпалами стрельнула картечью в небо зарытая неведомо кем старинная Царь-пушка.

«Ну, понеслось!» — подумал Денисов, с раздражением, на удивление похожим на жалость, не то чтобы услыхав — скорее угадав, как испуганно ахнула, роняя телефонную трубку, Клава Стецюра.

БеПо огрызался гаубицей и крупнокалиберными пулемётами правого борта. В общем шуме нельзя было расслышать, что творится в той стороне, где шоссейка, но старлей точно знал — там тоже идёт бой.