На осколках цивилизации

Константин решил подниматься и проходить вглубь третьего этажа быстро — таким способом решил обмануть боль, мистически исходящую от этого места. Он буквально бежал, перелетая через развороченные ступеньки; об осторожности забыл, впрочем, отделался лишь парами ушибов — ступени под его ногами как-то подозрительно быстро превращались в труху. Но на это повелитель тьмы внимания не обращал — просто не было времени — и уже преодолевал первые комнатки на третьем этаже. Краем глаза замечал сломанные им вчера стенки и перегородки, но бежал вперёд, не останавливаясь; где-то до середины всё шло хорошо, но после голову вновь резко стиснула боль — сильнее предыдущей где-то раза в три. Перехитрить не удалось. Джон усмехнулся и, несмотря на подступившую тошноту к горлу и головокружение, продолжил бег, уже будучи в метрах десяти от заветной комнаты. Фонарик по-прежнему лежал на полу, нетронутый и не сдвинутый, даже включённый; мужчина заметил его только тогда, когда споткнулся. Пластик загремел нереалистично громко. Впрочем, среди такой тугой тишины такое нормально.

Повелитель тьмы почти праздновал победу, когда оставалось пару шагов до поворота, но радоваться оказалось рано: в голову попал будто какой разряд, перед глазами заплясали молнии, и Константин согнулся пополам, ощущая, как тело проткнули тысячи игл. Было не то чтобы больно — жутко неприятно становилось от их количества. Мужчина схватился за голову, остановился — боль утихла, — но после понял, что так нельзя: идти сегодня нужно до конца. Поэтому заставил себя расправить плечи и направиться вперёд, держась рукой за стену. Он добрёл до комнаты и наконец зашёл в неё, подняв взгляд на середину — ровно в то место, где обычно в других стояли аппараты.

Он уже надеялся на всё, что только возможно в этой жизни, но только не на увиденное — не на пустоту. Джон выругался и с силой ударил по стене; не могло быть такого, что здесь ничего не было! Но как бы Константин ни вглядывался — всё пустота. Эта комната была будто бы головным офисом на этом этаже: она оказалась просторнее, светлее и менее разрушенной. Здесь не было ни тех странных аппаратов, ни какой-либо другой тяжёлой техники. П.т. не верил, ведь до того предчувствовал, что именно здесь кроется тайна; в итоге боль осталась прежней, а ответ на интересующий вопрос — так и нераскрытым. Но Джон не сдался и упорно проследовал на четвёртый этаж, будучи расстроенным насчёт произошедшего.

Обычно боль увеличивалась по мере восхождения на этаж, но на лестничных пролётах к четвёртому наступила относительная стагнация; Константин вздохнул спокойно — хоть не становилась больше, и то хорошо. Правда, уже наверху в глазах помутнело, и предметы слегка сдвинулись в сторону, но мужчина вовремя удержался о стену и дальше продолжил путь. В отличие от прошлых этажей, здесь впереди была дверь, оказавшаяся закрытой; Джон уже начинал опасаться, как бы не на замок. Но стоило легонько толкнуть плечом, и створки разошлись в стороны; мужчина оказался в совершенно тёмном помещении — окон здесь не было — и осторожно сделал первый шаг, на всякий случай открыв двери пошире, чтобы тусклый свет с лестничной площадки хоть как-то освещал это место.

Помещение казалось не принадлежащим всему зданию, потому что сохранилось в почти что первозданном виде: длинные ряды столов, какие-то доски с ещё рабочими маркерами, специализированная посуда для опытов, даже вполне годная на вид техника по типу телевизора и телефона и ни одного обрушения или завала — даже штукатурка не сыпалась и стены не отсырели от влаги. Только все небольшие лампочки над столами были перебиты; Джон сразу понял: это лаборатория. Он быстро прошёлся по широким промежуткам между столами и заглянул во многие ящики, перевернул некоторые предметы, но ничего, кроме «голого каркаса», не нашёл. Будто бы это место подготовили для каких-то целей и, даже не использовав и не нагромоздив в нём своего добра, забросили. Константин проходил это помещение раз пять; оно было разделено на три зоны, и все они были похожи, различались только по обстановке. И нигде ничего, ни единой бумажки или какого-нибудь доказательства присутствия здесь работы; но Джон знал: они работали и ещё как. Просто по каким-то смутным причинам дойти сюда мог не каждый, поэтому решили не громить здесь всё, оставив предметы в целости и лишь вынеся главное; головная боль между тем переросла из мигрени в тупую — мужчина точно не сказал бы, что это лучше, но временное затишье ему нравилось.

В итоге ничего он здесь не нашёл, хотя обследовал каждые пять метров этого пространства; даже включил телевизор — тот работал, правда, не был подключён к антенне, потому и не показывал, да и экран у него местами потрескался или туда забралась влага. Джон присел на ближайший скрипучий стул и задумался: кому нужен такой геморрой? Разве что ради какой-то глобальной, сильно важной цели; или кто-то серьёзно заигрался, теперь воспринимая игру за нечто действительно существенное? Константин качал распухшей головой, потирал виски и ничего не понимал. Эти некто весьма вероятно рассчитывали, что кто-то, несмотря на некое чудовищное воздействие этого места, всё-таки доберётся до четвёртого этажа и далее, поэтому вылизали и здесь всё дочиста. Значит ли, что это их план? Хотя для чего: может, просто мера предосторожности?

Джон запутался и резко вскочил с места, направляясь к противоположной лестнице; ему хотелось всё срочно обсудить с Чесом, поделиться и послушать его мысли, но он не мог бросить пятый этаж неосмотренным. Мужчина ещё раз оглядел зал позади себя и бегло стал подниматься по лестнице; пролёты были вообще нетронутыми, тёмными и гладкими; никаких обрушений, как на первом этаже. Константин сразу понял, что до верха добирались единицы… а может быть, даже никто. Как только он дошёл до первой площадки и посмотрел вверх, на плотно закрытую чёрную дверь, то сразу ощутил нарастающее давление в висках. «Кажется, будет довольно нелегко», — со вздохом подумал повелитель тьмы и сделал первый шаг на ступеньку, с какой-то непривычкой ощущая под ногами гладкую поверхность, не испещрённую трещинами.

Дышать почему-то стало тяжелее, в глазах затуманилось; голова за пару секунд превратилась в свинец, а ноги стали ватными. Джон понял, что это вообще не очень хорошо, но упорно продолжил путь, даже не решив сбавить скорости, хотя сейчас это давалось с трудом. Под конец пролёта мужчина думал, что легче действительно застрелиться, чем продолжать терпеть эту боль; в итоге он неловко споткнулся и, не имея сил удержаться, упал, больно стукнувшись головой о камень. Перед глазами мгновенно засверкали искры и стало темнее; Константин не смог встать и сам изумился резкому отсутствию сил в себе.

— Твою мать, мне нужно же встать и идти! Что со мной? — Мужчина повернулся на живот, понял, что чувствует себя хреново как никогда, и посмотрел на дверь: сквозь щель между полом, показалось ему, проникал тусклый свет. Он очень удивился, ощутил максимальное давление на голову, а после силы резко покинули его — казалось, он отрубился по чьему-то сигналу.

Очнулся Джон после того, как почувствовал подступившую тошноту к горлу; так ужасно ему ещё не было никогда в жизни. Он, превозмогая боль, резко вскочил и подбежал к перилам; стошнило его прямо куда-то вниз, на нижний пролёт лестницы или дальше. Константин ощутил себя легче, но от этого стало не лучше: головная боль всё равно была решающим фактором. В голове, казалось, взрывали петарды, грохотали пушки, и вообще творилось чёрти знает что; Джон развернулся к двери — свет ещё горел. Тут только он вспомнил, что провалился в полуобморок: и сколько же он провалялся? Повелитель тьмы в темноте едва мог разобрать стрелки на ручных часах, но всё-таки отдалённо увидел, что не более получаса. «Целые полчаса потерял… да что со мной?» — мужчина потряс головой, но стало только хуже. Он подошёл к двери, опёрся на неё; в голову, по ощущениям, вошла игла — такой была боль. «Есть же, что скрывать… но что?» Константин резко, как мог, потянул дверь на себя; в глаза ударил свет — нет, он не был ярким, просто почему-то усилился раз в десять. Джон, морщась, всматривался в яркую вырвиглазную белизну и ничего не мог разобрать; слабость как-то разом ухнула на всё его тело: ноги чуть не подкосились, благо, рядом были перила, за которые он удержался.

Потом свет угас, хотя мужчина с ужасом понял, что тот и не менялся — это он сам не привык. Свет исходил от какой-то громадной установки посередине — к слову сказать, этот этаж был выше предыдущих в два раза. Вокруг источника света змеились железные мостики — Джон был как раз на одном из них. Установка напоминала капсулу, каплю с местами металлической, а местами прозрачной оболочкой и светящимся «нутром»; но это мужчина заметил очень не сразу — в его случае было вообще сложно понять, где он и в какой реальности. Не успел он сделать и двух шагов, как перед глазами посыпались искры, затем реальность стала искажаться, трещать, рябить, как в старых чёрно-белых телевизорах, и расползаться по швам; сквозь неё начали проглядывать какие-то другие фрагменты из жизни — тоже искажённые, ужасные. Константин точно не помнил, о чём они, просто помнил ту жуть и страх, что сковали его сердце; это здание умело исковеркать чужие воспоминания. Джон даже боялся потерять их, забыть, принять те, ложные; особенно одно, связанное с Чесом. Техника била по больному.

Боль не отставала ни на шаг, становясь обширнее с каждой секундой; повелитель тьмы взвыл и пытался очнуться, вырваться из этого омута; оказалось сложно — кто-то извне, казалось, управлял им, его мыслями и решениями. Но Джон не позволил и, кажется, крикнув, поднёс руки к голове и стал усиленно тереть лицо. Потом увидел, сквозь едва заметный шлейф ужасных воспоминаний, свои руки; радости его тогда не было предела — смог. Правда, перед глазами, словно видения, ещё мелькали обрывки и сцены, но уже не так: Константин теперь видел пусть не так чётко, зато наяву это чёртово помещение. Мужчина оглянулся вокруг себя и понял, что упал и сполз вниз, прислонившись к перилам. Этаж был тёмным, пустым, несмотря на яркое излучение и огромные размеры странной установки. Горло почему-то стало нестерпимо жечь, а образы каких-то людей в голове усиливались; Джон побоялся сойти с ума.