На осколках разбитых надежд

P.S. Я пишу вам из Австрии. Дом был готов к приезду моего мужа в конце августа, как сказал мне смотритель, но здесь так никто и не появился»

Рихард заметил, что у него дрожат пальцы, когда он срывал оберточную бумагу, обнажая полотно. Она была совершенно такой, какой он ее помнил. Художник умудрился передать даже легкие оттенки румянца на ее щеках, а кожа выглядела настолько реальной, что казалось, Рихард почувствует ее мягкость и тепло, коснувшись ее лица. Он не знал, о чем думал Ротбауэр, когда смотрел на Мадонну, но при взгляде на эти глаза, полные нежности, которые проникали в самую глубь души, невозможность быть рядом с Леной ударила в самое сердце. Но больше его беспокоило другое — неизвестность ее судьбы.

Где ты, моя маленькая русская? Что с тобой сейчас? Где ты, Ленхен? И как же мне найти тебя?.. Действительно ли ты ненавидела меня так сильно, что предавала раз за разом? Целовала, провожая на фронт, а сама мысленно желала смерти? Но где бы ты ни была, я хочу, чтобы ты знала — я тебя разыщу. Пусть даже только для того, чтобы получить ответы. Только дождись меня. Я найду способ вытащить тебя. Только дождись, моя маленькая русская…

Глава 38

— Мне очень жаль, господин майор, но результат вы видите сами в документах, — произнес председатель медицинского комиссии, которая сначала два долгих дня мучила Рихарда обследованиями, а потом так же мучительно долго принимала решение.

В результате этого медицинского освидетельствования он был признан негодным к полетам. Небо для него было закрыто навсегда.

Рихард смотрел на эти строчки, ставшие для него приговором, а они расплывались перед его глазами. Но несмотря на то, что он не видел эти жестокие слова, они горели огромными огненными буквами в его голове, обжигая страшным смыслом.

— Возможно ли… — ему пришлось откашляться, потому что голос внезапно отказал. — Возможно ли подать на пересмотр?

— Вы можете, господин майор, но я не думаю, что перекомиссия поможет. Мы не можем рисковать вашим здоровьем. Вы летаете на таких высотах, что можно однозначно предсказать, как поведет себя ваш организм при перепадах давления. Я слышал, вам хотят предложить должность в рейхсминистерстве. Это отличная возможность для вас и дальше служить фюреру и Германии. Я бы рекомендовал вам рассмотреть это предложение и оставить попытки пройти очередное медицинское освидетельствование.

Рихард аккуратно сложил в папку медицинские документы, которые надлежало передать в часть, и, стараясь не показать своей ярости и острого разочарования, попрощался с врачом и вышел вон. Он знал, что дома его ждет с нетерпением мама, но передумал ехать в Далем, едва сел в «опель». Не хотел никого видеть сейчас. Все было насмарку — долгие упражнения, плавание до изнеможения, порошки и таблетки, которыми его пичкали доктора последние месяцы. Все это было совершенно бессмысленно. Поэтому он направился туда, где редко бывал во время отпуска сейчас — в бар «Кемпински». Только гиганты ресторанного и отельного бизнеса по-прежнему были живы в Берлине. Остальные пали жертвой новой политики — то и дело на улицах встречались заколоченные досками витрины бывших ресторанов и кафе.

В баре все казалось неизменным — те же напитки в меню, то же преобладание людей в форме, несмотря на то что до наступления вечернего времени было как минимум два часа. И даже те же журналы и газеты на столике, который услужливый кельнер, угадав взгляд Рихарда, сложил стопкой и унес на другой стол. Рихард не хотел сейчас читать ни о «русской белой армии», которая сражалась за Гитлера против коммунистов, ни о уникальной операции по спасению Муссолини, ни о результатах комиссии после обнаружения останков «звериной расправы большевиков» над поляками где-то под Смоленском. Он пришел сюда не за этим. Больше не было смысла придерживаться нормы в алкоголе и держаться в стороне от сигарет. По крайней мере, сегодня, когда его жизнь развалилась на куски.

Казалось, что в последнее время буквально все оборачивается против него. Куда бы он ни ткнулся, за что бы ни взялся, все обращается неудачей. Контакт Бэрхен, через который Удо Бретвиц хотел узнать в каком лагере находится Лена и за какое наказание, был неожиданно арестован гестапо. Бретвиц прислал об этом записку позавчера и попросил не появляться временно у него на квартире. Тогда Рихард решил запихнуть свою гордость и неприязнь подальше и попытаться узнать о том, что произошло летом, у гауптштурмфюрера Цоллера. В конце концов, он явно замешан во всем этом, как офицер гестапо. Вряд ли оберштурмбаннфюрер провернул свое дело без участия местных властей. В Германии все творилось под прикрытием закона, даже то, что касалось бесправных работников с Востока.

Но и с Цоллером его ждала неудача. Как выяснил в ходе телефонного разговора Рихард, тот был неожиданно направлен в Остланд в конце июля на замену погибшего под Могилевом начальника отдела местного управления гестапо. Странное назначение, на взгляд Рихарда. В настоящее время, когда на днях на всю страну прогремела новость о том, что местные бандиты убили гауляйтера Белорутении [99] , такой перевод казался скорее наказанием, чем повышением по службе. И Рихарда это очень настораживало.

99

Имеется в виду ликвидация гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе, которая была произведена местным подпольем 22 сентября 1943 г.

Теперь оставалось только жалеть, что в свое время Рихард не пожелал заводить близкого знакомства ни с кем с Вильгельмштрассе или из дворца Шуленбургов [100] . Такие связи сейчас очень бы пригодились. Он подозревал, что такие знакомства были у матери. Например, она свободно общалась с Маргеритой Шпеер, женой «нового фаворита Гитлера», как называла его баронесса.

Но беспокоить мать по этому поводу Рихард не хотел. Во-первых, он не хотел, чтобы мама «светилась» перед СС расспросами об узнике исправительного лагеря. А во-вторых, если говорить откровенно, он сомневался, что она стала бы привлекать свои связи для того, чтобы узнать о судьбе Лены, на фоне того открытого разговора в Розенбурге. Иногда Рихарду приходило в голову даже, что мама наоборот была рада тому, как сложилось все в итоге. Честь семьи была спасена чужими руками — это ли не благо? Собственная совесть при этом совершенно чиста. А потом Рихард тут же одергивал себя, злясь на себя, что так думал о матери. Дядя Ханке был бы в ужасе от подобных подозрений.

100

«Дворцом Шуленбургов» по старой памяти в Берлине называли здание Рейхсканцелярии.

— Фон Ренбек! — вырвал Рихарда из мыслей голос Генриха Витгенштейна, который стоял у его столика с бокалом в руках. Рихард с удивлением заметил, что пока он сидел, задумавшись, зажженная сигарета, которую он так и не поднес к губам, успела погаснуть, а на окнах опустили темное полотно светомаскировки.

— Что-то случилось? — встревоженно нахмурился Витгенштейн, когда Рихард поднял на него взгляд. — Была комиссия? Была, я вижу по лицу. Мне жаль. Пойдете на перекомиссию?

Они оба знали ответ, который можно было не озвучивать вслух. Потому что понимали — для тех, кто уже ощутил свободу полета, едва ли была привлекательна жизнь на земле. Особенно сейчас, когда воздушная борьба разворачивалась уже над их страной, и каждый летчик был на счету.

Оказалось, что Генрих недавно приехал в Берлин из Ставки, где получил Дубовые листья к своему кресту из рук Гитлера. Он как раз собирался отпраздновать это событие здесь, в «Кемпински» и подошел пригласить Рихарда к их столику, когда заметил его, одиноко сидящего в зале. Отказываться было бы невежливо, тем более, часть сидевших за столом Генриха летчиков он хорош знал. Например, Вальтера «Нови» и Гюнтера Ралля [101] , с которыми служил на Восточном фронте в начале года. Как выяснилось, они тоже имели повод праздновать в этот вечер — оба получили вместе с Генрихом награды из рук фюрера.

101

Вальтер «Нови» Новотны и Гюнтер Ралль — немецкие летчики-асы Второй мировой войны.