На седьмой день: рассказы

– Людям хочется покушать чего-то родного, – сказала она. – Американское разве можно в рот взять? Русских у нас уже, поди, тысяч сорок. Так что спрос есть.

– А почему «Семь гномов»?

– Сказка такая...

– Я имею в виду, а где же «Белоснежка»?

– А, вы уже слышали? «Белоснежку» не завезли! Мы ж, в основном, торты из Нью-Йорка везем. И вот, все привезли: и «Лямур», и «Киевский», а «Белоснежку» забыли отгрузить.

– Не жалеете, что из Союза уехали?

– А чего жалеть? Америка – чудесная страна. Страна неограниченных возможностей. И ассортимент у нас большой – более трехсот наименований.

– Да вы что? Я за всю жизнь, наверное, столько наименований не съел...

– А мы сейчас вас покормим.

– На работе не ем, – сказал я. – Жанна, у вас есть возможность передать привет своим родственникам в Советском Союзе.

– Да у меня все здесь, – сказала Жанна.

– Ну, тогда друзьям, подругам, одноклассникам...

Следующие три минуты Жанна передавала приветы и приглашала всех заезжать, выражая надежду на то, что Горбачев разрушит железный занавес и советские люди смогут, наконец, попробовать хотя бы часть наименований. Когда «съемка» закончилась, Жанна собрала нам в дорогу кое-какие припасы – копченую рыбку, колбасу, красную икорку, шпроты, буханку ржаного хлеба и соленые огурчики. Мы отказывались, но Жанна насильно всучила нам пакеты.

– Ну что ты наделал? – зашипел Петя, когда мы сели в машину. – Она же нас потом узнает!

– Скажем, что обалдели от всего этого великолепия и решили остаться, – сказал я. – Давай подумаем лучше, как будем Гарика отговаривать.

– А чего его отговаривать, – сказал Петя. – Я пока ехал, подумал и понял, что ничего он с собой делать не собирается. Когда люди сводят счеты с жизнью, они никуда не звонят.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Не знаю, – признался он. – Просто подозреваю. Давай заедем к индусам за водкой.

– Что, понравилось работать оператором?

– Купим! – сказал Петя.

...Мне показалось, что Гарик стоял под дверью. Во всяком случае, открыл он мгновенно.

– Привет, – сказали мы. – Спасибо, что подождал.

– Что это вы принесли? – спросил он, обнюхивая нас.

– Закуску.

– Зачем?

– Ну, тебе, возможно, закусывать действительно уже не стоит, а нам-то жить, – сказал Петя.

– Ого, – поразился Гарик, когда мы выложили на стол содержимое пакетов. – Сколько же вы потратили?

– Пустяки, – сказал я. – Не каждый день такой повод.

– Вы, наверное, думаете, что я шучу, – догадался Гарик. – А я уже воду горячую в ванну набрал... И бритва вот...

– Амаркорд, – сказал Петя. – Я должен выпить.

Он налил себе, мне и вопросительно посмотрел на Гарика. Гарик, помедлив, сел за стол. Мы чокнулись.

– Ну что, блин, случилось? – спросил я.

– Я раздавлен, – сказал Гарик. – Никакого просвета. Нигде. Ни в чем. Все плохо, и с каждым днем становится еще хуже. Я напрасно уехал. Это не моя страна. У меня для нее слишком высокая квалификация.

Потом он рассказал об инциденте с пуэрториканцем. Мы снова выпили.

– Молодец, – похвалил я. – И сдачи дал, и бумажник забрал, и чаевые. Мужик!

– Свалил, между прочим, с первого удара, – похвастался Гарик.

– Умница, – сказал Петя.

– А может, я его убил? – вдруг спросил Гарик. – И меня теперь повсюду ищет полиция?

– Не убил, – успокоил его Петя. – Если бы убил, тебя давно уже нашли бы. Да он, наркоман, никуда и не обращался.

– Надо было пиццу тоже забрать, – после паузы сказал Гарик. – Водку вчера бананом закусывал.

– Ну? – спросил Петя. – Выпьем?

– Выпьем, – сказал Гарик. – Зачем вы принесли камеру?

– Страшно дома оставлять.

– А давай я Гошке видеописьмо оставлю, – оживился Гарик. – А вы потом, когда он вырастет, ему покажете. Он поймет...

– Давай, – сказал я. – Переодеться не хочешь?

– Во что?

– Ну, во что-нибудь нарядное.

– Зачем?

– Чтобы Гошка тебя таким и запомнил.

Мы выпили, и Гарик пошел переодеваться, а Петька снова побежал к индусам. Они вернулись почти одновременно. Гарик успел побриться. Он надел югославский костюм серого цвета, белую рубашку и бордовый галстук.

– Так, – сказал он. – Надо выпить и закусить, потому что у меня немножко заплетается язык.

– Он несет околесицу, – сказал мне Петя. – Он считает, что если он выпьет, то начнет говорить внятно.

– Так, между прочим, и будет, – сказал я.

– А я тебе говорю, пока не поздно, давай вызовем «скорую». Он сошел с ума.

Гарик сел за стол.

– Тут этажом выше живет одна девка, – сказал он, – черная, красивая, как пантера. Давайте выпьем за красоту!

– Красота спасет мир! – произнес я.

– И Гарика! – добавил Петя.

– Знаете, мужики, – сказал Гарик, – спасибо вам, что пришли меня проводить. Вы настоящие друзья.

– У меня на столе, может, человек умирает, – вспомнил Петя.

– Оглядываясь назад, что я вижу? – продолжал Гарик. – Я вижу маленького мальчика, который стоит под огромными соснами и, зажмурившись, глядит на высокое солнце. Состояние покоя и безмятежности. Это было самое лучшее время. Потом солнце все время катилось к закату. И сейчас закатилось.

– Подожди, – сказал я. – Это очень красиво. Сбереги для Гоши.

– Почему не наливаешь? – спросил он у Пети. – Огурец какой-то странный.

– Ты напоминаешь мне моего одного бывшего коллегу, Вадика Борщова, – сказал я. – Он тоже, когда напивался, говорил совершенно трезвым голосом, но перескакивал при этом с темы на тему, словно в голове у него стоял проигрыватель с некачественной иглой и поцарапанной пластинкой. Например, так: «Вчера я возвращался домой, смотрю – стоит дворник с лопатой. Баня по четвергам закрыта. Ну, думаю, не даешь – не надо. Сел в первый троллейбус. Блохин с центра поля убежал и забил. Пельмени без уксуса она не ест. Если плоскогубцами вырвать зуб – наступит шок». И так далее.

– Интересно, – очень серьезно произнес Гарик. – Вода в ванне, наверное, уже остыла.

– Ну и хрен с ней, – примирительно сказал Петя. – Давай еще по одной, и по новой горячую нальем!

Я посмотрел на него с искренним любопытством.

Петя продолжил:

– Ты знаешь, Гарик, я тебе должен сказать одну вещь. Можешь на меня обижаться, если хочешь. Но так из жизни не уходят. Если решил – действуй, но не устраивай весь этот балаган. Не надо нам про сосны и солнце рассказывать! Я из-за тебя на работу не пошел.