На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Позднее в одном из откровенных разговоров Наталья призналась, как бесконечно тяготит ее, что маленький Павлуша никогда не узнает grand mere. И Лиза не нашлась с ответом, потому что обе понимали, для Лизаветы Юрьевны поговорка «loin des yeux, loin du coeur»[298] — не просто слова.
Про побег Натальи в доме Щербатской стало известно лишь спустя сутки — все хранилось в тайне. Однако Лизавета Юрьевна, как выяснилось позднее, разведала все заранее. Одна из горничных молодой барышни испугалась гнева графини и почти сразу призналась во всем. Тотчас же вдогонку были посланы дворовые с наказом любыми средствами задержать «этого подлеца, порочащего честь мундира» и «девку, опозорившую материнские седины».
— Перед Богом
Но Натали отменно знала нрав матери. Люди графини безуспешно искали молодую барышню и поручика Московского лейб-драгунского полка. Только спустя два дня после ночного побега в особняк на Мясницкой принесли записку о том, что Наталья обвенчалась с Григорием Дуловым в церквушке Дмитровского уезда и брак был осуществлен. С той поры Лизавета Юрьевна прекратила преследование и вычеркнула непокорную дочь из своей жизни. Лиза пыталась помочь Натали наладить отношения с матерью. Пять лет назад она еще верила, что любое сердце можно смягчить, особенно материнское.
Спустя несколько месяцев после побега, она впервые попробовала достучаться до графини. В один из дней Лизавета Юрьевна, по совету докторов, решила прогуляться пешком. Вместе со своей свитой небольшим поездом она отправилась в Нескучный сад. Наталья появилась на одной из аллей совершенно неожиданно, едва графиня при помощи прислуги вышла из кареты.
— Madam! Madam, s’il vous plait, ecoutez-moi! Madam![299] — вскричала Наталья, пытаясь вырваться из крепкой хватки двух лакеев, тут же преградивших ей путь.
Графиня даже бровью не повела. Сделав знак одному из дворовых декламировать стансы на французском, она неспешно направилась вглубь сада. Несчастный, краснея от неловкости, был вынужден повысить голос, когда Натали стала громче призывать мать.
— Madam, je ne partirai pas tant que ne vous ecoutez moi! Je vous jure![300]
Взглядом, обещающим лакеям все известные кары, Лизавета Юрьевна приказала убрать заблудшую дочь с глаз долой, и те поспешили увести несчастную прочь из аллеи. Легкое пальто молодой женщины при том распахнулось, и Лиза заметила явную округлость живота под шелковым платьем.
— Madam, je vous en prie, — поспешно шагнула она к графине, нечаянно толкнув карлицу Жужу. — Je vous en prie, soyez genereuse, madam. Elle… elle est… enceinte…[301]
Лизавета Юрьевна резко остановилась, и все вокруг стихло, даже бешено лающие мопсы присмирели.
— Домой! — приказала графиня, стукнув тростью.
Вся процессия развернулась и величественным шагом двинулась в обратный путь к экипажам. В карете Лизе влепили такую пощечину, что у нее еще долго горела алым пятном щека.
— Вы живете подле меня столько времени и до сей поры не уяснили, как должно держать себя на людях. И что это за слово? Enceinte! O, mon Dieu! C’est scandaleux!
По возвращении Лизу долго распекали за отсутствие манер и «деревенскую неучтивость», а после удалили с глаз «размышлять о своем промахе».
— Коли проведаю, что вы посылали весть о моей прогулке, прогоню со двора. И брата не позволю видеть, чтобы и его во грех не ввергла. Неблагодарная!
— Это же ваша кровь… — пролепетала Лиза, потрясенная картиной, которая по-прежнему не шла из головы. Для нее немыслимо было отринуть вот так, без сожалений, родного человека.
— Род Щербатских продолжится кровью моего сына Павла Михайловича, ибо нет у меня более отпрысков! — отчеканила старуха, резко дернув головой, отчего оборки кружевного чепца угрожающе колыхнулись. — А вы отправляйтесь к себе да посидите на хлебе и воде пару деньков. Может статься, пустой
желудок прояснит вашу голову, и та сообразит, что острое чувство справедливости не всегда на пользу идет.Лизавета Юрьевна ошибалась. Ее единственный сын, переживший двух братьев, умерших в младенчестве, через семь месяцев после случая в Нескучном саду изволил держать пари, что пройдет по узкому парапету из одного окна третьего этажа петербургского особняка в другое. То ли нога его соскользнула, то ли хмельная голова пошла кругом, но двадцатитрехлетний граф Щербатский упал прямо на каменные плиты двора, повредив спину. Спустя несколько часов мучений Господь прибрал его к себе. С тех самых пор Лизавета Юрьевна никогда более не снимала траура. Именно смерть сына переменила ее желание найти для Лизы приличную партию.
— В супружестве не бывает счастья, — твердила она. — Самая благородная участь для женщины стать невестой Христовой. Il vaut mieux tuer le diable avant que le diable vous tue[302].И не смотрите на меня так испуганно, моя милая. Уж коли кто посватается, отдам, ежели человек будет при достоинствах. Да что-то женихов не видать покамест. Нынче не наружность в цене, а средства. А вот Христос любит всякою… да и за меня с Павлушей будет кому просить, когда час придет.
Молодого графа Щербатского похоронили в родовом имении. Наталью проститься с братом не допустили. Только спустя полгода она смогла поплакать на его могиле, когда Лизавета Юрьевна на время сезона возвратилась в Москву. Лишь однажды, в третью годовщину смерти сына, графиня решилась написать короткое послание дочери, случайно заприметив ту через оконце кареты во время прогулки. Лиза узнала об этом от самой Натальи, когда обе вспоминали прошлое.
— Условием было оставить Жоржа и никогда более не встречаться с ним и не состоять в переписке. Я бы безвыездно жила в подмосковном имении, не знала бы нужды, а мой сын унаследовал бы все имущество и титул Щербатских, — Наталья немного помолчала и добавила с легкой горечью: — Она так и не поняла, что мне нужно было лишь ее прощение и признание grand fills. Но такова уж ее сиятельство — все должно быть либо так, как она желает, либо никак. Подумать только, она полагала, что я могу оставить Жоржа!
Лиза предпочла умолчать о том, что Лизавета Юрьевна никогда не считала Григория Дулова способным на долгий брак. По словам графини, Дулов был легкомысленным мотыльком. Он слыл в полку известным мотом, игроком, имел пристрастие к спиртному. Унаследованное от отца имение в Калужском уезде было заложено, а жалованье спускалось в первые же дни.
И, как убедилась Лиза, живя у Дуловых, Лизавета Юрьевна во многом была права. Григорий действительно время от времени задерживался после службы и возвращался под хмелем в ночи, устраивая разнос денщику. В первый раз, услышав шум далеко за полночь, Лиза в испуге набросила на плечи капот и выбежала в коридор, полагая, что стряслось что-то худое. И только глянув в лестничный пролет, поняла, что послужило причиной переполоха. Ей следовало уйти — вид пьяного мужчины, что, не выбирая выражений, поносил денщика, пытавшегося затащить его вверх по лестнице в покои, был не для женских глаз. Но прежде, чем она ушла к себе, послышался голос Натальи — мягкий, с легкой укоризной, но без тени недовольства.
— Знать, проигрался… Ну что ж с того? Проиграл и проиграл, mon ange, отчего вина хватил с лишком?
— Не свезло в сей раз, mon couer, не свезло, — виновато отвечал ей муж. — Пара сотен сверху ушла. Да еще с десяток империалов золотом, что вытащил из карманов одного юнца… Heureux au jeu, malheureux en amour[303]. Я же счастливец в ином.
— Может, побранить вас, Григорий Александрович? Вернет ли то удачу? — с усмешкой спрашивала Наталья.
— Побрани, душенька, побрани своего неудачника. Набранишь на сотен пять, нам и того будет довольно. Мадаме твоей французской счет за платье оплатим. Торопись, пес, видишь, барыня в передней совсем озябла? Чего с сапогами возишься?