На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Лиза первая завела разговор о происшествии на рынке, едва они переступили порог дома.
— Помилуйте, — рассмеялась в ответ Натали, стягивая перчатки и бросая их на пол, чтобы горничная после прибрала с ковра. — Я не собираюсь прогонять вас оттого, что какой-то пьяный мужик нес сущую околесицу.
— А ежели я скажу, что он говорил правду? — все еще не смея расстегнуть пальто, упрямо спросила Лиза, уверенная, что отныне ей не место в этом доме.
— Я как-то спросила вас, есть ли в вашей жизни нечто такое, о чем мне нужно беспокоиться, помните? Разумеется, кроме истории с побегом и авантюрой в провинции. Вы ответили, что ничего предосудительного не делали. И я вам верю. Пусть я пока не знаю
— Вы весьма великодушны…
— Этому меня научила ее сиятельство, — усмехнулась Наталья. А потом шутливо погрозила Лизе пальцем: — Когда-нибудь я заставлю вас рассказать мне все детали вашей истории. Она интригует меня!
— Когда-нибудь я открою вам все, — пообещала Лиза, чувствуя безграничную благодарность за такое доверие. — Но нынче… не обессудьте…
— D’accord. Но вы просто обязаны вынуть из головы прошлое и не прятаться сызнова от всех. А еще непременно помочь мне составить список блюд для завтрашнего обеда. Жорж позвал не только приятелей, но еще и полковника с супругой. Ну же, забудьте покамест обо всем!
И Лиза постаралась последовать совету Натали. По крайней мере, днем, когда хлопоты по хозяйству и занятия с маленьким Павлушей занимали все ее время, страхи отступали прочь. А воскресный обед, приоткрывший ей дверь в привычный мир, позволил почувствовать себя еще свободнее.
Поначалу Лиза страшилась, что кто-то из приглашенных посмотрит на нее с брезгливым презрением, как и положено смотреть на запятнавшую свою честь девицу. Но этого не случилось. Напротив, супруга полковника была с ней на редкость любезна. Почти весь вечер они провели за дружеской беседой. От приятелей Дулова Лиза старалась держаться подальше, и, хотя понимала, что выглядит это странно, ничего поделать с собой не могла. Комплименты офицеров, их внимание к ней, как к единственной девице на обеде, заставляли Лизу нервничать. Она слушала их любезности, смотрела на их лица, но видела только фальшь и притворство. Оттого горячо возблагодарила Провидение, когда наконец позвали к столу, и можно было занять место между супругой полковника и Григорием.
Наталья, заглянув к Лизе перед сном, попеняла ей за столь явную нелюдимость:
— Негоже было так с этими несчастными. Еще сочтут вас холодной и высокомерной, ma ch`erie Lisette, а это весьма дурно для девицы! Il faut avoir des forms agreables[307], — сокрушалась она, качая головой, отчего папильотки на ее голове забавно подпрыгивали. — Хорошо хоть Варвара Федоровна очарована вами. Теперь нам прямая дорога в общество. Пусть и не в столь избранное, как при ее сиятельстве, но все же… Ах, скорее бы Рождество! Какой бал будет в Собрании! Нам непременно нужно купить того шелка, что давеча видели в Гостином, помните? И где же La t^ete bien запропастился? Подумать только…
Мысли Натали так быстро сменяли одна другую, что человека незнакомого такая манера определенно сбила бы с толку. Но только не Лизу, которая слушала ее с легкой улыбкой. Посетовав на Никиту Александровича, Наталья перескочила на расходы при закупке дров, а после завела речь о кружевах и лентах.
— Третьего дня поедем в Гостиный. У меня есть одно платье, оно будет вам к лицу. Наденете его в пятницу, надобно лишь кружев пришить по вороту, чтобы приличия соблюсти.
— В пятницу? — Лиза в удивлении приподнялась с постели.
— Жоржу по знакомству дали ложу в Малом на один модный водевиль. И в пятницу мы поедем с вами его смотреть, разве не прелестно? — глаза Натальи так и светились от восторга. — Надеюсь, La t^ete bien будет уже в Москве, чтобы сопровождать нас.
— А
что за пьеса? Кто автор? — с преувеличенным воодушевлением спросила Лиза, чтобы как-то отвлечься от страхов, вызванных предстоящим визитом в театр.Это уже не просто обед в узком кругу. Это настоящий выход в свет — возвращение под прежним именем в мир, который после встречи с Макаром на Сенном рынке страшил ее безмерно.
— Скриб, француз. Тот, что написал «Менисту». Ах, кто же будет играть? Рыкалова, вестимо. Или, может, Belle Voix de Moscou? Ах, я бы хотела на нее взглянуть! Говорят, она в моде исключительно потому, что редко бывает на сцене.
Натали в волнении теребила ленту на рукаве капота, щеки ее разрумянились, глаза заблестели. Видно было, что она безумно хочет что-то сказать, да не смеет. Потому Лиза потянулась к ней и сжала ее ладони в ободряющем жесте.
— Редко бывает на сцене? Отчего? У нее нет ангажемента? Она француженка?
— Нет, Belle Voix de Moscou не француженка, — с готовностью откликнулась Натали. — Она то ли из бывших крепостных, то ли купеческого сословия. Бежала из дома, чтобы стать артисткой. Oh, mon Dieu, c’est tellement romantique! Как в романах! А играет редко, потому что… м-м-м… petit ami[308] не отпускает от себя. Оттого каждый выход ее производит настоящий фурор среди публики. Некоторые даже в шутку бранят Дмитриевского, ее petit ami, за то, что он, подобно Аиду, прячет Belle Voix de Moscou в своем имении.
Имя Александра прозвучало столь неожиданно, что Лиза не сразу поняла смысл сказанного Натальей. Она снова на какое-то мгновение перенеслась в прошлую зиму, вспомнив, что точно таким же прозвищем наделила графа мадам Вдовина. И тут же что-то проснулось в груди. Что-то, долго-долго дремавшее прежде и ныне стремительно захватывающее ее, разливалось по жилам вместе с кровью прямо от сердца. А после ужасающей болью скрутило тело, когда Натали, явно смущаясь, горячо зашептала:
— Она уезжает к нему по первому морозу, аккурат перед Филипповым постом, а возвращается всего на пару месяцев по весне и по осени. Как верная супруга. Ее так и прозвали — Un femme fidele. Жорж говорил мне… говорил мне, что они вместе уже почти десять лет! Завидный срок для такой связи! Граф расставался с ней только, когда обвенчался со своей кузиной. Или это была не кузина?.. Ах, уже и не вспомню! Это тоже весьма занятная история… Вы, верно, не слышали о ней? И о Дмитриевском, полагаю, могли не слыхать. Он уже пять лет живет в ссылке, не покидая границ своего имения. А все потому, что…
Наталья все говорила и говорила, рассказывая Лизе то, что знала по обрывкам светских сплетен. О том, каким повесой был граф до встречи со своей женой. О том, какой романтичной и трагичной одновременно была история их любви. О том, каким ужасным человеком он стал после смерти супруги в родах. И, конечно же, о той, другой, что жила в maison verte[309].
Но Лиза не слышала. На нее нашло какое-то странное оцепенение, словно кто-то окутал ее невидимой плотной пеленой, заглушающей любые звуки. И это спасло ее, как она поняла позже. Потому что услышь она еще хоть слово, не сдержала бы своих чувств, которым дала выход только после ухода Натали.
Belle Voix de Moscou. Она была там. Все это время. Все время, что Александр играл с Лизой, забавляясь, как кот с мышью. Пока Лиза слышала о ней только из обрывочных фраз самого Александра, его любовница казалась какой-то эфемерной. Но она была. Она все-таки была. Столько лет рядом с ним, как невенчанная супруга.
«…Она предлагает мне свою ласку и тепло, дарит мне свое тело, но делает это открыто и честно, не прикрываясь мнимой невинностью. И от нее никогда не будет удара в спину. В этом она несравненно выше тебя…»