На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Эта мысль мучила Лизу на протяжении последних недель после предложения Александра. Сказать ему правду сейчас — означало спасти его от уготованной ему участи, но в то же время потерять. А лишиться света, которым он согревал ее душу, когда Лиза только начинала понимать, что это такое — чувствовать человека всем своим существом…
Удивительно, но именно Софья Петровна подсказала Лизе тот самый путь, который мог бы стать для нее истинно верным. Они долго говорили в ночь после того, как было сделано предложение. Женщина выглядела тогда очень усталой, под ее глазами залегли такие глубокие тени, что Лизе она казалась смертельно больной.
— Вы едва не отказали ему, meine M"adchen. Отчего? Муки совести или нечто другое терзало
— Вы полагаете?.. — Лиза так и не решилась спросить, думает ли Софья Петровна, что Дмитриевский действительно любит ее и, руководствуясь именно этими чувствами, а не из долга или по чести, сделал днем ей предложение.
Но мадам без труда прочитала невысказанный вопрос в глазах девушки и устало улыбнулась.
— О, Лизхен, вас совсем ничему не учит жизнь! Слова всегда красивы, но что таится за ними, в той глубине, куда не под силу порой заглянуть? Нет, я не могу утверждать, что он не питает к вам никаких чувств. Они есть. Вот только какова их природа? Надолго ли они и насколько глубоки? Вы новое лицо для него. Вы пробудили в нем жажду жизни и любви, вы вернули его из той темноты, где до сих пор пребывал наш Аид. Но по опыту вам скажу, meine M"adchen, вы не должны верить, что мужская любовь живет до гробовой доски. Порой она так мимолетна, что даже дуновения от нее не успеваешь почувствовать. И мужчины так легко жертвуют своей любовью, вам ли не знать того?
И Лиза не могла не покраснеть, осознав, что впервые вспомнила о том, другом, кого когда-то смело назвала бы своим любимым. Нынче же она с трудом могла воскресить в душе хотя бы толику прежнего чувства к нему. Или оно было? Ведь душа до сих пор замирала при воспоминании о том мужчине. И Лиза не могла понять — в тревоге ли или в прежнем волнении.
— Вы сейчас на перепутье, — продолжала Софья Петровна, словно читая ее мысли. — Вы вкусили иной любви. А эта любовь порой кружит голову сильнее чистых и непорочных чувств, что вы ведали ранее. Мой вам совет — не позволяйте себе забыться. Думайте только о себе, чтобы сохранить сердце в целости и не измучить душу. Коли встанет выбор, за кем идти и кому жизнь свою вверить, смело идите за тем, кто вас любит, а не за тем, кого любите вы. И помните, что в ваших руках столько судеб. Не только судьба нашего Аида. В противоположность ему многие другие жизни… Помните, meine M"adchen, помните!
Сомнения кружили голову. Даже холодный отблеск серебра медальона не помогал вернуть былое хладнокровие, даже рисунки брата, в которые Лиза вглядывалась, чтобы выбрать единственное верное решение.
И только рядом с Александром темнота в душе отступала прочь. Когда он брал ее пальцы в свои большие ладони, когда она прижималась к его груди и слушала, как бьется его сердце. Тот, другой, тоже обнимал ее, но разве пела ее душа в тех объятиях? Разве появлялась легкость в сердце, когда руки ласкали ее лицо и волосы? Тот другой тоже любил ее, но только любовь, горящая в глубине этих темных глаз, заставляла ее чувствовать себя такой живой и такой свободной.
«…Идите за тем, кто любит вас…» — снова вспомнила Лиза наставления Софьи Петровны, гладя пальцами засыхающий цветок. И вдруг, наконец, поняла, как ей следует поступить. Нет, груз ее сомнений никуда не делся, но стало намного легче, когда появилась надежда. И эту надежду подарил ей он, Александр…
— Когда вы так улыбаетесь, я готов любоваться вами бесконечно, — произнес от дверей библиотеки предмет ее мыслей, и Лиза просияла лицом, увидев его. — От кого вы прячетесь здесь? Неужто от
меня?— Просто хотела побыть в одиночестве, нынче это для меня такая редкость, — Лиза еще дальше отодвинула тяжелую портьеру, за которой скрывалась от посторонних глаз, сидя на широком подоконнике библиотеки с книгой.
Александр шутливо изогнул бровь.
— Быть может, мне стоит удалиться?
Девушка тут же покачала головой, и он, в несколько шагов приблизившись к ней, легко подхватил один из стульев у стены и уселся напротив.
— Я едва отыскал вас…
— С трудом в это верю, — парировала с улыбкой Лиза, и он рассмеялся ее кокетливому тону. А потом протянул руку и перевернул книгу, чтобы взглянуть на автора и название. — Сочинение Карамзина? Не слишком ли печальное чтение в такой благостный весенний день?
— Даже в благостные дни нужно помнить о том… — начала было Лиза, но тут же осеклась, не желая вспоминать о своей былой доверчивости и о том другом мужчине, что первым вошел в ее жизнь. Ведь следом неизменно приходило чувство вины перед тем, кто сидел сейчас напротив нее.
— О чем вы думаете? — вдруг спросил Дмитриевский, и она даже вздрогнула от неожиданной резкости его голоса. Прежняя мягкость, с которой он обращался к ней, исчезла без следа.
— Ни о чем существенном…
Но разве можно было обмануть его внимательные глаза? Лиза видела, что Александр не поверил ей. Отложив книгу в сторону, он потянулся и взял ее руки в свои ладони. И тогда предчувствуя повторение вопроса, она поспешила увести разговор в сторону:
— Расскажи мне… расскажи мне о себе. О своей семье. О том, как ты рос здесь, в этих стенах…
Дмитриевский долго смотрел на нее, не нарушая молчания, и Лиза уже решила, что ее просьба так и останется без ответа. Но, криво улыбнувшись, он все же заговорил:
— Честно говоря, большую часть своей жизни я провел вне этих стен. Здесь я жил только первые годы, пока меня не отправили в корпус на обучение. Вернулся я сюда во время войны, да и то — убежал тотчас же, как приехал. Француза бить хотел, а в итоге сам был нещадно бит розгами. Тут же, в конюшнях. Когда вернули из побега. Затем служба, которая не позволяла часто бывать в Заозерном. А после… в последнее время даже желания на то не было. Мы с отцом, случалось, часто спорили на сей счет. Он сетовал, что мне нет дела до земель и до фамилии. Называл паркетным шаркуном и viveur[202]. Посему я предпочитал держаться подальше от имения, куда удалился отец после смерти belle-m`ere[203] в 1817 году.
И тут же, практически без перехода, не давая опомниться зачарованно слушавшей его Лизе, задал встречный вопрос:
— А ты? Расскажи о своем детстве.
На короткий миг Лиза растерялась, не сразу вспомнив, что именно рассказывали ранее о прошлом Вдовины. А потом заговорила, аккуратно подбирая слова:
— Мои прошлые годы не особо полны событий. Родилась до войны. Отца впервые увидела, когда уже вступила в отрочество, — он вернулся домой в 1818-м. Но несмотря на это, мы стали удивительно близки. Отец не имел возможности взять учителя в дом и посему сам стал моим наставником. Я уже говорила, как он любил охоту и собак. Уверена, он был бы в восторге от выжленка, которого ты подарил мне. Хотя без сомнения воспротивился бы тому, что я держу его в спальне — это ведь не паркетная собака.
— Ежели позволишь, его надобно на псарню отдать, — кивнул Александр, словно соглашаясь с мнением ее отца. — Коли будет желание, станет твоим на гоне. Но в твоей спальне место вовсе не ему…
Пальцы Александра скользнули по щеке Лизы, заправляя за ушко непослушную прядь. Девушка в смущении покраснела, потупив на мгновение взгляд. Не столько от ласки, сколько от того, что прочитала в его глазах. Память услужливо напомнила, как она недавно отдалась в его власть в этой самой комнате, на кушетке, что стояла за его спиной подле камина.