На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Жалела ли она после разговора с мадам о том, что произошло? Жалела ли, что отдала Александру не только свою честь, но и сердце, невольно прошептав то, что запела в голос ее душа прошлой ночью? Лиза прислушивалась к собственным ощущениям и понимала, что не была такой живой с той самой осени, когда, казалось, разрушилась ее жизнь. Теперь она понимала, что означали те возвышенные фразы из сентиментальных романов, которые авторы вкладывали в уста героев. Она бы тоже прожила определенные моменты из прошлой ночи раз за разом, навсегда остановив время…
— Готово, барышня, — вторгся в ее мысли голос Ирины.
Лиза с недоумением взглянула на собственное отражение в зеркале. Белое платье из воздушной кисеи, перехваченное в талии шелковым голубым поясом, того же оттенка ленты в заплетенных
Хотела ли Лиза предстать перед Александром после вчерашней ночи юной наивной барышней? Определенно, нет. Ей вдруг захотелось, чтобы при взгляде на нее Дмитриевский ощущал вовсе не стыд или сожаление за содеянное. Ей хотелось видеть в его темных глазах восхищение или, на худой конец, холодное равнодушие, но только не жалость. Потому что жалость лишит ее последних сил. И тогда как никогда остро почувствуется то дно, на которое она упала прошлой ночью.
Ирина с явной радостью в глазах поспешила выполнить указания барышни. Платье скромницы было заменено на иное — из переливчатого шелка цвета слоновой кости с вырезом, обнажающим ключицы и часть груди (особенно, когда отпороли широкое кружево по вороту платья). Волосы Ирина убрала в строгий, высокий узел — на большее, увы, не хватало времени. Но эта прическа не только сделала Лизу взрослее. Она придала всему ее облику особенной грациозности и хрупкости. И обнажила шею, по которой так мучительно медленно проводил губами Александр, казалось, еще совсем недавно. Лиза даже покраснела, вспоминая те ощущения, которые вызывали в ней эти прикосновения. И снова почувствовала, как кружится голова от этих столь осязаемых воспоминаний.
Волнение все сильнее охватывало ее, пока она шла в сопровождении лакея к салону, где обитатели Заозерного собирались на чай. Перед дверями в салон ей и вовсе показалось, что она сейчас упадет в обморок при низком звуке голоса Александра, донесшемся до ее ушей. Он там. Всего одно короткое мгновение, и лакеи распахнут перед ней створки. Быть может, пока не поздно развернуться и уйти?
Двери легко распахнулись, открывая взгляду Лизы всю честную компанию, собравшуюся в салоне: Софью Петровну на канапе, к которому был приставлен чайный столик, Пульхерию Александровну в кресле напротив и Александра. Он стоял у камина и задумчиво смотрел в огонь, будто только игра пламени интересовала его в этот момент. Лиза ясно поняла, что мадам Вдовина недовольна, и скорее всего, именно поведением графа и его показным равнодушием к дамам, расположившимся у чайного столика за его спиной. А потом недовольство Софьи Петровны перекинулось на Лизу, когда она цепким взглядом осмотрела девушку с головы до ног. Но не сменилось ли это недовольство восхищением в ту же минуту?.. Лиза не успела разгадать, так как Дмитриевский двинулся вдруг в ее сторону, и она перевела взгляд на него. Пока он шел к ней, так и смотрела, словно заяц на хищника, пытаясь собрать вмиг растекшееся, словно водица от талого снега, мужество и делать вид, что ей безразлично все происходящее.
— Mademoiselle Вдовина, — остановившись в шаге от Лизы, приветствовал ее Александр.
Софья Петровна за его спиной резко выпрямилась, чтобы не пропустить ни слова. В воздухе тяжелым невидимым облаком повисло тревожное ожидание. Одну лишь Пульхерию Александровну, озабоченную тем, что к чаю не поставили графинчик ее любимой настойки, это облако не коснулось.
Лиза не решилась подать ему руки для приветствия. Во-первых, она сама не понимала, следует ли ей это делать, учитывая все обстоятельства. Во-вторых, ей показалось, что Александр и не собирается первым протягивать свою ладонь. В-третьих, у нее вдруг задрожали пальцы, и Лизе безумно не хотелось показывать ему свое волнение. Она желала выглядеть сильной перед ним. Той, которой всегда мечтала быть…
По правилам Лизе полагалось ответить. И она уже собиралась это сделать, незаметно вдохнув воздуха, но Александр не позволил ей сказать и слова.
— Многоуважаемая Софья Петровна, — обратился он, не поворачиваясь при том к мадам Вдовиной, и оттого в этом обращении Лизе почудилась насмешка. —
Не позволите ли вы мне переговорить с mademoiselle Вдовиной наедине?Софья Петровна и Лиза тревожно переглянулись, а Пульхерия Александровна настолько удивилась просьбе племянника, что даже замерла на месте, презабавно приоткрыв рот. Ладони Лизы вмиг вспотели от волнения, и она с трудом подавила желание по-детски вытереть их о платье, тем более под пристальным мужским взглядом, которого сейчас так старательно избегала.
Словно почувствовав пренебрежение в поведении Дмитриевского, Софья Петровна выдержала долгую паузу, вынуждая его повернуться к ней. И когда граф повторил свою просьбу, глядя ей в глаза, а его голос в конце слегка дрогнул, она простила ему и его надменность, и деланное равнодушие.
Он волновался. А это, несомненно, означало, что их маленькая авантюра увенчалась успехом. Софья Петровна еще немного выразительно помолчала, а после милостиво согласилась, напомнив, что, как и положено, будет наблюдать за их разговором через открытые двери.
Ах, если бы Лиза, проходя мимо в соседнюю комнату, хотя бы мельком взглянула на нее! Она определенно сумела бы одним лишь взглядом, придать ей уверенности для этой беседы и подсказать, что дело сделано. Но девушка прошла быстрым и резким шагом, гордо выпрямив спину, словно ей было не по нутру то, что ожидало ее спустя несколько мгновений. И это вдруг насторожило Софью Петровну, заставляя ее сердце испуганно сжаться. Она видела, как серьезна и печальна Лиза, ставшая к ней лицом в соседней комнате прямо перед Дмитриевским, как сжимает губы в тонкую линию и как уходит от взгляда своего vis-a-vis. И с каждым мгновением огонь торжества в глазах мадам Вдовиной медленно угасал. Пусть она плохо слышала слова, которые произносил граф, но ясно видела даже с этого расстояния, какое смятение царит в душе Лизы, этого несчастного создания брошенного в самое средоточие борьбы света и тьмы.
А Лиза действительно словно балансировала на бревне над глубоким оврагом, мучительно раздумывая в какую сторону ей следует ступить быстрыми шажками. Она знала, она поняла тотчас же при просьбе Александра, о чем он заговорит, уведя ее от посторонних ушей из салона. И ее бедное сердце разрывалось сейчас на части. Ведь оно буквально подпрыгнуло в груди при первых же его словах, произнесенных ровно и неторопливо, а потом замерло от ужаса, понимая, какое будущее эти слова повлекут за собой.
— Лизавета Петровна, — показалось ли ей, или голос Александра несколько смягчился, когда он произнес ее имя. — Лизавета Петровна, я не привык говорить множество слов. Потому надеюсь, вы простите мне мою краткость. Я был бы самым наисчастливейшим человеком на свете, если бы вы ответили согласием на мою просьбу. А суть сей просьбы такова: Лизавета Петровна, я прошу вас оказать мне честь и доставить счастие стать моей женой.
Вот они, те самые слова, ради которых Лиза приехала в Заозерное, ради которых заморозила в себе совесть, позабыла о чести. Но разве сумела она заморозить сердце, метавшееся в груди, не зная, что подсказать для ответа, которого напряженно ждал Александр? Сердцу было отчего-то не до причин, заставивших его произнести эти самые слова. Бедное, оно лишь с восторгом замирало при мысли о тех днях, что ожидают впереди. Что может быть слаще того, чтобы быть рядом с этим мужчиной и днями, и ночами?.. И что может быть ужаснее, чем стать той, кто приведет его к гибели, к самому краю?..
Но она должна ответить согласием. Ради Николеньки, который где-то у незнакомых ей людей с нетерпением ждет встречи «с милой сестрицей», как пишет в каждом послании. И ради сына Софьи Петровны, что застыла сейчас на канапе, напряженно глядя на нее в открытые двери. Она должна ответить…
Но сейчас Лиза так остро ощущала близость Александра, пусть он и стоял на расстоянии вытянутой руки. Она чувствовала его, как никогда и никого до этого мгновения. Словно прошлой ночью он настолько проник в нее, что она стала его частью. Или он ее. И Лиза сама не понимала, как ей поступить. Бешеный перестук сердца грохотом отдавался в ушах. Вспоминалась алая кровь под собственными пальцами, что текла по его лицу. И пусть ее убеждали, что это была настойка, она-то знала правду.