На том берегу

Глядела на него и не могла понять: шутит он или говорит серьёзно. А он уже встал и, полный решимости, уверенный, что разговор на этом закончен, заходил по комнате, словно прикидывал, с чего бы начать эти скорые сборы. Нет, Сергей не шутил, и теперь она понимала это. Другого не могла понять: как же он может? Ни поговорив, ни спросив у неё — хочет она или нет, — вдруг всё решить за всех. И — два часа на сборы… А тётя Поля? Только сейчас говорили о ней, будто всё понимал, сочувствовал даже, помощь свою предлагал, а теперь что же?

Она не знала, что ему ответить. И подняться не было сил.

— Сергей, ну зачем это всё, — сказала через силу, — в такое время…

Будто других слов и не было.

— А если другого времени нет, — он спохватился, видно, не то хотел сказать, стал объяснять торопливо: — Если у меня его нет, понимаешь. Я не хотел теперь говорить, думал, всё объясню, когда приедем… Через неделю я уезжаю, меня не будет два года, и я хочу… через два года хочу вернуться домой, в свою семью, в свою квартиру, хочу, чтобы ты ждала меня, понимаешь! Квартира есть, ты переедешь ко мне и будешь ждать меня… Ну, чего же тут не понять!

Она впервые увидела его таким — решительным, упрямым, заранее готовым не принимать ни отказов, ни возражений — и испугалась. Чего именно — сама не знала, но вдруг почувствовала: что-то в эту минуту уходит от неё. Или это она сама от себя уходит?.. Надо бы удержаться, устоять на этом крутом берегу, в этом сыпучем песке, который всё тянет её за собой.

— Я не совсем поняла вас, Серёжа, — тихо проговорила, — но это неважно, важно, чтоб вы меня поняли… Поймите, могу ли я теперь, могу ли вот так сразу? Ведь вы не в кино и не в гости меня зовёте, я так понимаю, да и не зовёте, скорее, командуете. Вроде как выходи с вещами строиться. Я не могу так, Серёжа, и вы не сердитесь. — Она словно упрашивала его, боялась обидеть. — А вы поезжайте и ни о чём не думайте, всё у вас будет хорошо. — Уловила его протестующий жест, сказала, будто в студёную воду шагнула: — Ну, а в конце-то концов подумайте сами… Разве в том дело, где вас ждут. Важно, чтоб всё-таки ждали.

Он больше не уговаривал её. Какое-то время молча сидел за столом, обиженный и озадаченный её словами, не зная, как принимать их: как обещание, что будет ждать, или же как отказ, который, жалея его, она не решилась сделать теперь.

А через неделю посылка пришла. Большой, крепко сколоченный фанерный ящик. Тот же шофёр привёз, солдатик знакомый, с которым Сергей уже дважды приезжал, затащил посылку на кухню, поставил на стол. Заметив недоуменный Надин взгляд, сказал коротко:

— От товарища майора. Приказано доставить и лично вручить.

И, бросив руку к пилотке, шагнул к двери.

В это время Люба прибежала из школы. Увидела посылку:

— А я знаю, откуда это, вот и знаю, — хитро поглядывала на Надю, — потому что мальчишки наши из окна машину видели, сказали, к нам приезжала. И ещё сказали…

Она замолчала. Сидела на кухне, на табуретке, болтала ногами, и что-то недоброе, дерзкое таилось в её глазах.

— Что же они сказали? — чуя неладное, спросила Надя.

— Что к твоей мамке… это к тебе, значит, опять жених приезжал. Тот, военный…

Надя почувствовала, что краснеет, и отвернула поспешно лицо, завозилась у стола.

— Лучше бы тряпку взяла да подтёрла, — кивнула на дверь, к порогу, где солдат-водитель натопал сапогами, — и не болтала бы лишнего…

— А это не я, между прочим, — Люба встала обиженная, направилась к двери, взяла тряпку у порога, — это всё Вовка. — И вдруг спросила с вызовом: — Что, не правда? Ведь правда? Ты же сама, сама говорила, что лучше нашего папки никого, что он… А сама…

— Замолчи! — не помня себя, Надя шагнула к ней, вырвала из рук мокрую тряпку, готовая замахнуться, но тут же опомнилась: что она делает, зачем это?! Стояла перед Любой растерянная, словно прощенья просила. — Ты не смеешь, ты не должна так говорить, потому что… Ты ничего не знаешь. И никакой он мне не жених. — Сама взялась подтирать тряпкой пол: только бы не видеть этих испуганных глаз. — Ведь ты сама, — продолжая возить тряпкой по полу, говорила она, — ты же так хорошо тогда с ним… А эта посылка, — она только сейчас нашла для себя оправдание, — он же не мне, а тёте Поле, тебе её прислал…

Вечером, тихая и виноватая, Люба подошла, склонила голову ей на плечо.

— Ма, не сердись, — сказала заискивающе, — это же Вовка всё, а я… я ведь как ты, как тебе лучше. — И вдруг предложила: — Может, откроем посылку, посмотрим хотя бы, что там?

— Глупая, — Надя притянула её к себе, обняла, прижалась щекой к её голове, и так хорошо, так спокойно стало — от этой близости, от живого тепла, от запаха светлых волос, такого знакомого, родного запаха, то ли малины спелой, то ли свежего сена, а может, и того и другого. Вспомнила тёти Полино — про малину — и улыбнулась: и верно, будто в малине нашла…

Отыскали отвёртку, клещи и кое-как отодрали прибитую гвоздями крышку. Открыли ящик и ахнули: чего там только не было! И колбаса копчёная, и сахар, и банки консервные с диковинными крабами, и печенье, и даже шоколад… Принялись разбирать посылку.

— Это тёте Поле, это тоже ей, — вдохновенно хозяйничала Люба. — А это нам с тобой, а это можно в школу, девчонок угощу. Ну, дядя Серёжа!..

«Ах, Люба, Люба, — с неясной тревогой подумала Надя, — что ж дальше-то с нами будет?»

9

— Ма, расскажи мне о нём?.. Что помнишь, то и расскажи, а? — О ком?

— Ну, о нём… который отцом моим был… Сколько раз прошу, а ты всё одно: смелый, герой… Ну, а какой?

Люба и прежде озадачивала её вот такими вопросами, и Надя, уже готовая ко всему, говорила привычное, что прежде всего приходило в голову. «Да, — говорила она, — он был настоящим героем… — И как откровение, зная, что именно эта подробность особенно интересна Любе, добавляла: — Хотя с виду, на первый взгляд, вовсе и не подумаешь, что он такой. Правда, высокий был, вот как дядя Серёжа, только у дяди Серёжи плечи — во! А у него… Худющий был, но тоже сильный, как спортсмен. И очень застенчивый. Что-нибудь спросит, скажет мне слово и засмущается, как красна девица…»

Вот и всё. А что ещё она могла рассказать? Но Любе-то этого было мало. И она приставала снова:

— Ну, а как вы с ним познакомились? Кто из вас кого раньше увидел, ты его или он тебя?

— Да я уж и не помню, — выкручивалась Надя, — столько лет прошло. Помню, что мы в кино с ним познакомились… Нет, вру, — спохватывалась она, — в кино-то мы действительно были, даже сидели рядом, но я не с ним, а с подругой пришла, и его не заметила, потому что темно было…

— А познакомились-то как?

— Познакомились? — Надя молчала озадаченно, начинала придумывать на ходу. — Это потом уж, после кино. На другой, кажется, день… в нашем парке. Он первый и подошёл. — С этой минуты она начинала обманывать Любу и до того увлекалась порой, что и самой уже казалось, будто так всё и было тогда. — Подошёл и говорит: «А вам понравилась вчерашняя картина?» Это он про фильм вчерашний. А я ему: «А вам?..»

— А какое кино-то смотрели? — Любе и это надо было знать.

— Старая картина, довоенная. «Сердца четырёх». Так мы и познакомились.