На заре земли русской
Шрифт:
– Ты моложе меня, а с девчонками так забавляешься, – заметил Всеслав, обратившись к Димитрию, и не понял тот, укоризненно это было сказано или в шутку. Эмоции Димитрия можно было почти всегда прочесть по его тонкому, живому лицу: радость ли, горе, страх или смущение – всё выдавало выражение. Самой приметной частью внешности его были глаза, красиво обрамлённые светлыми ресницами и придававшие чертам юноши какую-то детскую непосредственность. Услышав такие слова, Димитрий даже чуть привстал на лошади.
– Злата сестра моя! – с оттенком удивления молвил он. – Со Светланкой мы с детства знакомы, да и девушки знают друг друга...
– А Злата твоя красива, ей-богу, красива! – неожиданно воскликнул Всеслав, словно забывшись, с кем разговор
Письмо
Когда они миновали черту города и встретились с большой толпой собравшихся воинов-дружинников, на улице уже светало. За рекой, где серо-голубое небо почти сливалось с водой, яркая полоса рассвета будто ножом – тонкой, уверенной линией – прорезала сталь густых, тёмных облаков, словно согревая отходящую ото сна землю. Всеслав окинул взглядом своих воинов, которых, очевидно, подняли и без объяснений отправили на сбор.
– Не раз мы ходили в походы в чужие края, – начал Всеслав, и голос его в тишине звучал громко, сильно, отдаваясь эхом. – Не раз с победою возвращались, а поражения наши наукой нам были. Говорил я с Ярославичами младшими, да не верю словам их. Задумали они не то, о чём мне давеча поведали. И сдаётся, не с миром они ушли. Через три дни соберёмся сызнова, и тогда уж будет разговор. Отстоим землю полоцкую! – с этими словами, прозвучавшими особенно ярко, князь резким движением вытащил меч из ножен и взметнул правую руку вверх. Первый луч солнца блеснул на начищенной стали, уцепился за окончание меча, и тем, кто не совсем ещё оставил веру языческую, показалось, что сам Даждьбог направляет князя Всеслава.
– Отстоим! Отстоим! – раздались нестройные голоса из окончательно проснувшейся толпы. – Не было ещё такого боя, чтобы без чести для тебя, княже!
Всеслав улыбнулся чуть заметно, слыша эти искренние выкрики. Никогда ещё дружина не подводила его, всегда он мог быть уверен в своих ближайших воинах. И действительно, сражения, в прошлом обернувшиеся не лучшей стороною, стали наукой, началом чего-то большего, чем простые походы. Всеслав чувствовал, что хоть кто-то из приезжавших к нему князей да и не останется верен своему слову, и хотя они все – все Ярославичи – целовали крест на сохранении мира на земле русской, не было к ним доверия. Черниговский правитель давно хотел подчинить себе и северные земли на реке Двине, посему, нарушив обещанный мир, готовился обрушить своё войско на Полоцк. Всеслав с дружиною хотел опередить его, чтобы, в случае поражения, оно не было столь позорным.
После сбора Всеслав вместе с Димитрием вернулись обратно в Полоцк. Димитрий очень волновался, ведь никогда ранее ему не приходилось участие принимать в сражении или войне. Кольчуги по размеру ему не нашлось, и нельзя было без улыбки взглянуть на него, неловкого, неуклюжего в непривычном тяжёлом одеянии. Оружием юношу пользоваться никто не учил, это и ему самому было странно, ведь в его годы отроки неплохо владели и мечом, и кинжалом, и тугим луком.
– Димитрий! – окликнул его Всеслав с порога. – Спустись, потолкуем!
Юноша вышел на двор, где князь уже ждал его. Оперевшись обеими руками на щит, немного вошедший в землю заострённым концом, он задумчиво смотрел в небо, уже по-осеннему голубое, светлое. Заметив, что Димитрий уже стоит рядом и тоже разглядывает безоблачную синь, Всеслав произнёс:
– Не подумал я, решив тебя с собой взять. Ты оружия в руках не держал ранее… Не спорь, – прервал он Димитрия, собравшегося ответить, – драться ты не умеешь. Многому научить тебя я не сумею, потому
будет моя вина, случись с тобой что. Бери, – неожиданно Всеслав протянул Димитрию меч, который до этого держал в левой руке. Правой же рукой привычным движением вытащил свой меч из ножен.Оружие было тяжёлое, дрогнула непривычная рука Димитрия. Привыкать к нему и раздумывать было некогда, первый выпад со стороны учителя уже был сделан. Перехватив рукоять меча поудобнее, Димитрий рубанул им воздух наискось и едва не выронил. Нахмурился Всеслав, но этого стоило ожидать. Димитрий взрезал мечом пространство перед собой ещё раз, и снова плохо.
Стыдно юноше за невежество своё, а что поделаешь! Раз за разом, взмах за взмахом, уже руки не держали меч, который, мыслил Димитрий, отлит не из железа, подвижного и послушного, а из тяжёлого свинца… Парень начал уставать, в кольчуге, надетой на льняную рубаху, и в шлеме, иногда спадающем на глаза, было очень жарко, пот градом катился по лицу его. Димитрий, не державший до того полудня оружие в руках, смог наконец почувствовать себя настоящим, взрослым мужчиной, хоть и не научился ещё достойно владеть мечом.
– Злата! – обрадованно окликнул он, заметив девичью фигурку подле дверей терема. Девушка обернулась, увидела, кто звал её, подбежала, поздоровалась с братом лёгким кивком головы.
– Совсем взрослый стал, Митя, – она поправила сползший шлем юноши. – Летит время.
– Здравствуй, Злата, – улыбнулся Всеслав, поглядев на неё. Она с ответной улыбкой слегка наклонила голову, но тут же отворотилась. О чём они шептались с Димитрием, Всеслав не слышал, да и не хотел слушать, только сквозь серые, беспросветные и невесёлые мысли его прорвался солнечным зайчиком звонкий девичий смех, и тут же забыл он, о чём думал, о чём спорил сам с собою. На какую-то неуловимую секунду он встретился взглядом со Златой, но, заметив это, она отвела глаза. Улыбка казалась натянутой, будто думала девушка не о том, о чём говорила с Димитрием.
Когда палящее солнце взошло в зенит, на улице стало и вовсе невозможно находиться, что было необычно для сентябрьских дней, в кои воздух уже остывал, и за полдень поднимался прохладный ветерок. Но сейчас, казалось, вся земля облита невидимой золотистой краской, раскрашена солнечным прикосновением. Пообещав Димитрию продолжить обучение его, когда хоть немного спадёт невыносимая жара, Всеслав поднялся к себе, но ни о чём думать не хотелось, а перед затуманенным взглядом всё ещё стояли милые черты Златы, не выходили мысли о девушке из головы князя с того самого вечера, как он впервые увидел её. Он вспомнил, как сим утром по дороге случайно признался своему стольнику в том, что всё-таки небезразлично сердце его к Злате, но не заботило его, понял ли эти слова Димитрий, и если понял, то как…
***
Влетев в дверь, Богдан случайно смахнул глиняный горшок с прибитой полочки. Заметив, что сделала его неаккуратность, юноша остановился, поднял вещицу, оперевшись руками о колени, попытался отдышаться. На грохот вышел брат его Андрей и поинтересовался о причине столь спешного возвращения и такого недовольства.
– Не могу я больше! – в сердцах воскликнул Богдан, обессиленно падая на широкую лавку и откидываясь спиной на деревянную стену. – К чёрту всё, хочу жить, как человек, а не как собака!
– Опять Изяслав из тебя гонца решил сделать? – с улыбкой спросил Андрей. Богдан, как ни хмурил брови, ответил на шутку.
Улыбка, широкая, открытая, была очень к лицу рыжеволосым братьям. Андрей был на три солнцеворота старше Богдана, но разницы меж ними почти не было заметно – юноши казались очень схожи собою. Оба высокие, плечистые, с неистово-рыжими волосами, то и дело падающими на загорелый лоб. Из-под спадающих прядей открыто смотрели тёмные зелёные глаза с некой хитринкой, солнечным лучиком прятавшейся в глубине взгляда, и, не зная братьев достаточно хорошо, можно было легко их спутать.