На заре земли русской

– Мне кажется, Злата…

Вот оно что.

Князь даже и не знал, что ответить. Он чувствовал какую-то особенную симпатию к этой молчаливой девушке с красивыми глазами цвета земли, но и самому себе в том не признавался. Невольно встало в памяти сегодняшнее раннее утро, случай со свечой. Перевязывая девушке обожжённую ладонь, Всеслав боялся случайно причинить ей боль. Боялся, что его рука дрогнет, что он что-то сделает не так. И чувствовал неясную тревогу, когда их взгляды встречались, и не мог себе дать отчёт в том, отчего это происходит. Может быть, он влюблён? Но разве ж так… можно?

Димитрий, старательно пряча улыбку, юркнул в полуоткрытую дверь и нарочито долго возился с привязью лошади. Не дожидаясь его, Всеслав вывел своего коня за ворота. Вскоре Димитрий, отчего-то притихший и немного суровый, нагнал его, но дальнейшую дорогу они продолжали в молчании: каждый думал о своём. На условленном месте за городскими воротами дружина уже ждала князя, и после недолгих сборов город был оставлен далеко позади.

Путь в земли новгородские был неблизок. Не одну сотню вёрст за четыре ночи оставили позади порядком уставшие лошади, не единожды кто-то хотел воротиться домой, забыв о возможной войне, но ни разу никто ни единым словом не высказал своего желания бросить всё. Димитрий, который впервые оказался в такой дали от дома, боялся лишь одного – что обернётся битва поражением, что не оправдается клятва полочан защитить родной город.

Дело близилось к ночи. Когда совсем стемнело, на берегу реки сделали остановку. В необитаемом месте посреди степи, куда почти не ступала нога человека, где только копыта лошадей кочевников волновали дикие травы, вспыхнула жизнь, хоть и временная. То тут, то там золотистыми снопами запылали костры, на скорую руку были сооружены навесы, вокруг на расстоянии нескольких десятков метров расставлены караульные. Через какое-то время ничто не нарушало ночной тишины: лагерь погрузился в сон. Где-то в траве стрекотали сверчки, одиноко кричала ночная горлица, несколько раз тяжело ухнула сова.

Димитрию не спалось. Он лежал на спине, закинув руки за голову и положив меч рядом так, чтобы его было удобно схватить в случае чего, и смотрел в небо. Глубокий, тёмный, почти чёрный купол был расшит звёздами, словно россыпью золота. Пахло травой и рекой, полевыми цветами. Из-за лёгкого, почти незаметного ветерка над головой Димитрия качались тоненькие стебельки ковыля, щекотали лицо и шею. Земля, вся потрескавшаяся от невыносимой дневной жары, медленно остывала, отдавая тепло густому, влажному воздуху. Неожиданно кто-то тронул молодого человека за плечо; он вскочил, инстинктивно схватился за рукоять меча, но тут же выдохнул и опустил оружие.

– Не спишь? – полушёпотом спросил Всеслав.

Димитрий покачал головой. А то и так не видно! Растрепавшиеся от долгого лежания в траве волосы спутались и мешались на лице, и он смахнул их локтем. Вновь запрокинув голову и вглядевшись в высокий небесный свод, юноша вдруг удивлённо воскликнул:

– Смотри! Иль мне привиделось?

Всеслав посмотрел в ту сторону, куда указывал Димитрий, прищурился, стараясь разглядеть что-нибудь в почти полной темноте. На тёмных небесах среди всех золотистых звёзд одна была ярко-алой, точно капля крови. Выделялась из других она ещё и тем, что изредка будто бы подмигивала, то исчезая на секунду-другую, то появляясь снова. Немало суеверий и преданий в народе существовало насчёт необычных явлений, особенно ночью. Луна росла; тоненький, хрупкий, словно выкованный из льда двурогий серп то скрывался облаком, то выплывал из-за него, и алую звезду было почти всё время видно.

– Что это, княже? – уже совсем тихо спросил Димитрий, коснувшись руки Всеслава и оборачиваясь к тому. – Как думаешь?

Полоцкий молчал, смотрел вдаль, не отнимал руки. Что-то смутно недоброе предчувствовалось ему, неспроста небеса посылают сие знамение.

– А Бог его ведает, – почему-то шёпотом ответил Всеслав, мельком взглянув на своего стольника и заметив тень испуга в глазах того. – Шёл бы ты спать. Скоро светать начнёт. Всё помнишь, чему я учил тебя?

– Помню, княже, – кивнул Димитрий. От осознания того, что сейчас он не один под этим мрачным, звёздным куполом, того, что рядом с ним – его хозяин и названый отец, юноше было не так страшно. Костёр, зажжённый подле него, уже догорал, на угольках светились оранжевые искры, но и они понемногу угасали. Вспомнилась Димитрию случайно Светланка, у которой глаза, как эти самые угольки: чёрные, быстрые, живые, с искорками смеха в глубине их. Не укрылся от Всеслава грустный вздох Димитрия; он спокойно, будто речь шла о чём-то очень обыденном, спросил:

– Так скажи, кого ты всё-таки любишь, Светланку, Радомирову дочь, или Злату?

Несколько секунд юноша молчал, подыскивая правильные, на его взгляд, слова. Не было у него каких-либо особенных чувств к Злате – он просто знал о её существовании, привык к её простой и искренней нежности, к её серебряному смеху, к её приходам. Он любил её, как сестру. А Светланка… Одно её случайное прикосновение переворачивало всё внутри у юноши, взгляд чёрных, горячих угольков дёргал сердце и заставлял его биться чаще, и от одного только голоса девушки забывал обо всём на свете Димитрий. Никого он не любил сильнее Светланки и никогда любить не будет – так он хотел ответить, но слова замерли у него на губах. Неожиданно из-за деревьев показалась фигура конного; через несколько секунд он был уже возле князя, спрыгнул с лошади, и Димитрий узнал посадника Белогора.

– Поворачивай домой, княже! – выпалил Белогор, пытаясь отдышаться и придерживаясь за натянутые поводья. – Дружина киевская с переяславской вместе пришли под Менск, всё пожгли, полон большой взяли, никому пощады нет…

– Менск?!

Забыв о разговоре с Димитрием, Всеслав вскочил. На лице его, вмиг посерьёзневшем, читалась тревога. От Менска до Полоцка было совсем недалеко, и вот, действительно, не сдержали своего слова Ярославичи, через седмицу, ежели не менее, забыли о данной ими клятве.

– Поворачивайте, – повторил Белогор.

– Откуда известно? – сурово спросил князь.

– Сын мой, Зорька, там живёт с семьёй, – отвечал посадник. – Жил… Убили его проклятые. Он ко мне гонца послал из своих, успел передать, что град в беде…

Белогор опустил седеющую голову. Всеслав ненадолго задумался. Разумеется, верить Ярославичам, тем более старшему, Изяславу, было нельзя. Подумать только, целый град сожгли, жителей перебили ни за что!

– Надо воротиться, – сказал Всеслав, взглянув на посадника.

– Надо, – согласился тот, – да только, боюсь, не поспеем в срок, уйдут они.

– Нагоним, коли поспешим, – наконец молвил князь решительно. – Димитрий, вставай.

Юноша повиновался. Через какое-то время вся полоцкая дружина была на ногах, поднятая сотниками. До Менска добирались спешно, и к следующему закату уже были на месте.

На берегу реки Немиги, неподалёку от городской черты, сделали остановку. Всеслав не спал, думал, что делать, как отбить город. Ведь наверняка кияне и переяславцы вместе, их намного больше, войско их сильнее. Судя по рассказу Белогора, положение Менска было тяжёлым.

– Что с градом будет? – тихонько спросил подошедший Димитрий.

– Бог знает, – нахмурился князь. – Нас мало, долго нам не выстоять.

– Может, мне наведаться туда? – предложил стольник. – Разузнаю, что да как…

– Не надо, – Всеслав посмотрел на него строго, и юноша поник. – Зря только рисковать. Лучше покажи, как я тебя меч держать учил.

Димитрий поднял оружие, сжав основание меча двумя руками, отойдя в сторону, слегка взмахнул им.

– Ладно, – кивнул Полоцкий. – Осторожней будь...