Начальник Америки

Мы успели дважды перекусить, когда наконец, первая шхуна сползала в воду, а рабочие веревками отбуксировали её к пристани, в то время как другие вытаскивали из воды колесные тележки, чтобы затащить их наверх. Тем временем из первого цеха появился третий киль.

— Этот последний на сегодня. На большее сейчас нет покупателей, — виновато сказал Лёшка. — Одну заказали зверопромышленники, а две пойдут вот ему.

Он показал на меня. Пришлось признать:

— Я имею в долю в верфях и привилегию приобретать суда по внутренней цене.

— И сколько же это выходит?

— Три тысячи рублей или полторы тысячи астр.

— Так дёшево? — удивился капитан.

— Серебром, не ассигнациями. Но зато цена включает всю основную оснастку.

— Однако!

Кое что в снабжении кораблей он понимал, не зря провел столько времени в Ливорно при казенных закупках.

— Правда взамен я обязался поставлять верфям железо по ценам не выше сибирских. И поначалу это было делом убыточным, но теперь налажена добыча на континенте. Железо там пока скверное, много угля уходит на выделку, однако это лучше чем тащить через всю Сибирь.

Мы не стали дожидаться достройки второй шхуны, тем более третьей, а отправились вниз. Демонстрация заняла пять часов и Лёшка уверял, что это был рекорд сборки, а обычно уходило восемь.

— Конечно, сегодня я нагнал вдвое больше народу, а в цехах имелся запас всех узлов и деталей, — признался Тропинин. — Тем не менее, при желании мы можем выпускать шхуны быстро и в любых количествах.

Сюда мы добирались на лодке Аткинсонов, но обратно Лёшка решил прокатить капитана на конке. Почти все рабочие были на верфи и пассажиров кроме нас не оказалось, так что мы могли говорить свободно.

— Это не просто коммерческий флот, — сказал я, покачиваясь из стороны в сторону из-за неровных рельсов. — Случись, скажем, большая война, каждый второй судовладелец выкатит из сарая запасные пушки и поставит на палубах батареи. А волонтеров в городе всегда было с избытком.

— Что смогут ваши канонерки против настоящей эскадры?

— Ну, пожалуй, эскадру линейных кораблей мы не осилим, — согласился я. — Однако кто решится посылать сюда эскадру? А главное, что она сможет здесь сделать? Тысячи вёрст побережья не удержать кораблями. Пока они будут гоняться за нами по всему океану и обыскивать бухты, мы отстоимся в проливах, или спрячемся в заливе Сан-Франциско под защитой береговых и островных батарей.

И что дальше? Линейные корабли, даже фрегаты — дорогие игрушки. Рано или поздно запасы иссякнут, а пополнения в этой части океана нашим противникам взять негде. Даже многочисленные испанские миссии вряд ли прокормят тысячи ртов. Рано или поздно, эскадра уйдёт восвояси. Тут-то мы вылезем из щелей и отыграемся на тех, кто замешкается. Поверьте, налёт на Макао, Батавию или Манилу для нас не вопрос, не говоря уж об испанских портах этого берега. Только головешки от их торговли останутся. Мы можем блокировать коммуникации вплоть до Индостана.

Глава тридцать третья. Вызов

Глава тридцать третья. Вызов

Наши с Колычевым отношения двигались к поединку. Нет, не к тривиальной битве на шпагах или дуэльных пистолетах. Там многое зависит от случайности, пусть даже от хладнокровия, выучки или опыта; там выявляется превосходство личного плана, но никак не высшая истина, чего бы не утверждали предки, превозносящие поединок. Мы с Колычевым не соревновались в крутости, но жаждали утвердить именно правду. Каждый свою. И потому шли к какому-то особому поединку, эпическому, способному расставить точки над «и».

Я вложил в дело душу, мозги и большую часть сознательной жизни. Разумеется, после этого я считал, что всё вокруг создано моей волей и должно оставаться в ней (что немного входило в противоречие с желанием получить самодействующую систему). Капитан же считал, что монаршая воля, которую он пусть и опосредовано представляет, главнее моей. И, конечно, не только и не столько борьба за власть были корнем наших разногласий. Мы были продуктом разных эпох, причем он находился в своей, а я вломился без спроса. Это определяло различную ментальность, опыт, подходы к общественному устройству и экономике. Как я, так и он вполне понимали противоположную точку зрения, но не принимали её.

Для меня в этом противостоянии имелся ещё один важный аспект. До сих пор я бросал вызов самой природе, историческому процессу, социальным законам, чему-то умозрительному или слишком обширному, аморфному, а трудно бороться с тем, что не имеет сущности, либо сущность эта запредельна. В Колычеве я, наконец, персонифицировал противника. Причём он был посланцем обеих суровых дам — истории и империи.

Выбор «оружия» я оставил за собой. И так все удачно сложилось, что как раз в это время вернулся с задания Анчо.

* * *

В наших завоеваниях до сих пор оставалась серьёзная прореха. Мы втянулись в освоение прибрежных земель и развитие городов, затем увлеклись заморскими походами, оставив до лучшей поры земли тлинкитов, а вместе с ней и внутренние территории Аляски. Мы просто не знали, как одолеть первых и подступиться к белому безмолвию. Небольшие экспедиции не приносили успеха. Меховщики пытались проникнуть вверх по небольшим рекам, вроде Медной, но натыкались на неприступные горные хребты. Лазейки наверняка были, но их ещё следовало отыскать. И нужно было спешить. В противном случае мы рисковали опоздать.

Из пяти плацдармов, запланированных в самом начале авантюры, мы захватили четыре (Уналашку, Кадьяк, Викторию и Сан-Франциско). Два первых и два последних. Загнув на ладони все пальцы кроме среднего можно было составить ту самую фигуру, которой дразнила нас мать История.

В принципе с тлинкитами можно было и вовсе не связываться, оставить в тылу и подождать пока колонии не разрастутся настолько, чтобы задавить туземцев числом. Однако их владения запирали наиболее удобный путь вглубь материка. Путь, ведущий к золотым россыпям Клондайка. И не следовало забывать, что Компания Гудзонова Залива продвигалась к этим территориям с другой стороны, почти не испытывая сопротивления.

Многочисленные племена тлинкитов нам приручить так и не удалось. Никакие подарки на Потлач не могли убедить их вождей потесниться. Воинственные племена сохраняли независимость и неохотно сотрудничали с чужеземцами. Я подумал, что если бы у них нашёлся кто-то похожий на героев восточногерманской киноиндустрии, кто-то, кто смог бы объединить разрозненные и соперничающие кланы в нечто похожее на нацию, этот народ смог бы долго сопротивляться и американцам, а возможно и создать собственное королевство, подобно гавайцам нашей реальности.