Начало опричнины
Шрифт:
В дни отречения и отъезда в слободу царь Иван испытывал смертельную тревогу за будущее династии, за судьбу сыновей. В этом заключен, пожалуй, весь пафос его завещания, окрашенного в мрачные, трагические тона.
3 января 1565 г. в Москву прискакал гонец К. Д. Поливанов, привезший обращение царя к митрополиту, Боярской думе и всему православному населению столицы.
В послании к думе и митрополиту Грозный объявлял, что покидает царство, простирая гнев и опалу на членов Боярской думы: бояр, конюшего (И. П. Федорова), дворецкого (Н. Р. Юрьева), казначеев (Фуникова и Тютина), а заодно и на дьяков и дворян, епископов, игуменов и прочих вассалов светских и духовных. Далее Иван многословно перечислял «измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его государьского возрасту...» [969] . Подлинник царского послания к митрополиту не сохранился. В официальной летописи его содержание передано кратко и тенденциозно [970] . Послание митрополиту в значительной части повторяло аргумент царского послания к Курбскому, написанного полугодом ранее [971] : В летописи очень кратко изложена, главным образом та часть царского послания, в которой речь шла о давнишних «изменах» Боярской думы в годы боярского правления. В те времена бояре делали «многие убытки» народу, истощили царскую казну, растаскивали государские земли и раздавали их родне и приятелям, собрали себе великие богатства и стали уклоняться от службы, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия «крестиянам». Царь ничего не может поделать с изменниками:
969
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
970
Известно, что царские послания никогда не отличались лаконичностью и что даже по незначительным поводам царь Иван составлял широковещательные послания на десятках страниц. Очевидно, он не мог ограничиться краткой и маловразумительной отпиской в такой ответственный момент своей жизни, как отречение от престола в январе 1565 года.
971
Названные послания по существу адресовались всему Российскому государству, но одно было памфлетом на изменника Курбского, а другое изобличало всех изменников сразу. Оба послания начинались с описания преступления бояр в годы боярского правления. В послании Курбскому этому предмету посвящено несколько страниц, а в официальной летописи — несколько строк. В послании Курбскому далее следовал длинный перечень «измен» Избранной рады. В летописном изложении послание царя к митрополиту эта наиболее актуальная часть была полностью опущена. Несообразность летописного рассказа очевидна: царь не мог объявить своим подданным опалу за одни только проступки двадцатилетие давности.
972
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
Обращение царя вызвало страх и замешательство среди членов Боярской думы, спешно собравшихся в Кремле на подворье митрополита.
Между тем, в нескольких шагах от митрополичьего двора думные дьяки П. Михайлов и А. Васильев поочередно читали царское послание к населению столицы. Слухи об отречении царя мгновенно распространились по всей столице. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа ремесленников, мелких торговцев, кабального люда, ярыжек, нищих и т. д. Специальным посланием царь извещал посадских людей о своем отречении и просил их, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никторые нет» [973] .
973
ПСРЛ, т. XIII, стр. 392.
Выражая милость посадскому населению, царь в то же время объявлял опалу власть имущим. Тем самым он как бы апеллировал к народу в своем давнем споре с боярством. Царь, не стесняясь, говорил об измене бояр, притеснениях и обидах, причиненных ими народу. Отречение царя и его апелляция к народу привели в движение низы и вызвали призрак народного восстания. Опасность волнений полностью дезорганизовала аппарат управления: «все приказные люди приказы государьские отставиша, и град отставиша, никим же брегом» [974] .
974
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393.
Громадные толпы горожан, возбужденных слухами о великой боярской измене и царской опале на власть имущих, со всех сторон окружили митрополичий двор, где укрылись члены Боярской думы, приказные, дворяне и духовенство. Представители купечества и горожане, допущенные в митрополичьи покои, заявили, что остаются верны старой присяге и будут просить царя, чтобы тот «государьства не отставлял и их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял» [975] . Челобитная посада заканчивалась прямыми угрозами по адресу вождей боярской оппозиции. «А хто будет государьских лиходеев и изменников, — заявляли горожане,— и они за тех не стоят и сами тех потребят».
975
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393. (Курсив наш. — Р. С.).
Опасность народных волнений и твердая позиция представителей посада оказала сильное влияние на решения импровизированного Земского собора, заседавшего на митрополичьем дворе [976] . Противники Грозного, пользовавшиеся большим весом в Боярской думе и среди титулованной знати, не осмелились поднять голос среди общего негодования на «изменников» и таким образом безвозвратно упустили благоприятный момент. Под давлением обстоятельств Боярская дума не только не приняла отречения Грозного, но и вынуждена была предоставить главе государства неограниченные полномочия. Дума просила митрополита взять на себя роль посредника и немедленно ехать к царю. Боярская дума и весь собор выразили царю полную покорность и обещали выдать ему головой всех изменников, «...хто будет государьские лиходеи, которые изменные дела делали, и в тех ведает бог да он, государь, и в животе и в казни его государьская воля» [977] .
976
Мнение о деятельности Земского собора в Москве в январе 1565 г. было впервые высказано в литературе еще Н. И. Костомаровым. (См. Н. И. Костомаров. Собрание сочинений. Т. 19, СПб., 1887, стр. 328-330; см. также В. Н. Латкин. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. СПб., 1885, стр. 80—81).
977
ПСРЛ, т. XIII, стр. 393. Примерно в тех же выражениях передают решение собора Таубе и Крузе: «Если он (царь. — Р. С.) действительно знает, что есть изменники, пусть объявит их, назовет их имена, и они должны быть готовы отвечать за свою вину, ибо он, государь, имеет право и силу строжайше наказывать и казнить... они были бы счастливы передать себя в его полное распоряжение». (Послание Таубе и Круза стр. 32).
После длительных совещаний митрополит решил «для градского брежения», на случай волнений остаться в столице. Делегацию к царю возглавили архиепископ Пимен и архимандрит Левкий, известные любимцы и «угодники» Грозного. Не теряя времени, посланцы митрополита и члены Боярской думы отправились в слободу прямо с митрополичьего двора, не заезжая на свои подворья. Согласно официальной версии, бояре направились к царю в порыве верноподданнических чувств. По свидетельству же некоторых современников, царь сам назвал имена лиц, которые должны были немедленно явиться в слободу [978] . Опричник Штаден утверждает даже, что царь выехал в слободу якобы из-за мятежа (опасаясь мятежа), затем оцепил слободу воинской силой и приказал привести из Москвы и других городов тех бояр кого он потребует [979] .
978
Послание Таубе и Крузе, стр. 32.
979
Г. Штаден. Записки, стр. 86.
Путь из столицы в слободу, отнявший у царского поезда почти месяц, был преодолен посланцами собора в два-три дня. Подступы к слободе охранялись сильными воинскими заставами, задерживавшими ходатаев. Царь велел пропустить в слободу одних лишь посланцев митрополита. Для вида он долго упорствовал в решении покинуть трон, но затем «уступил» слезным молениям близкого приятеля Левкия и Пимена. Ознакомившись с благоприятным для него решением собора, Грозный приказал пропустить в слободу руководителей Боярской думы. Слобода в те дни напоминала настоящий военный лагерь. Бояре были доставлены во дворец под сильной охраной, «как явные враги» [980] . Руководство думы верноподданнически просило царя сложить с них гнев и править государством, «как ему государю годно» [981] .
980
Послание
Таубе и Крузе, стр. 33.981
ПСРЛ, т. XIII, стр. 394.
Отвечая думе, Грозный вновь перечислил боярские измены и на этот раз прямо обвинил своих противников в стремлении свергнуть законную династию. Он напомнил им, «как мятежны были его подданные по отношению к нему и его предкам... до сего дня и как много пролили они крови этого рода (Владимира Мономаха. — Р. С.), пытаясь прекратить высокославную династию и посадить вместо нее другую, и теперь еще они постоянно готовы совершить это» [982] . После смерти Василия III, заявил царь, бояре хотели лишить его законных прав и сделать своим государем выходца из рода князей Суздальских-Горбатых [983] . Этих людей он ежедневно сам должен видеть в числе тех, кто причастен к правлению [984] . Обвинения против Горбатого и прочих крамольных бояр царь заключил утверждением, будто изменники «стремятся лишить его жизни, уничтожив его и его близких, подобно тому, как это случилось с благочестивой, почившей в бозе царицей, происходившей из рода Романовых, и если бы бог не воспротивился этому и не открыл их козни, то то же случилось бы с ним и его сыновьями» [985] . «Вследствие этих и им подобных причин, он, царь, принужден принять меры, чтобы предупредить надвигающееся несчастье» [986] .
982
G.Hoff. Указ. соч., стр. 4. Царь винил бояр в пролитии царской крови, имея в виду расправу с братьями Василия III кн. Ю. Дмитровским и А. Старицким в 30-х годах.
983
G.Hoff. Указ. соч., стр. 4. В Кенигсбергском списке Послания Таубе и Крузе упомянуто загадочное имя Barbatto, которое не смог расшифровать переводчик М. Г. Рогинский. В издании Хоффа имя опального боярина воспроизведено более точно— Garbato, т. е. Горбатый. (См. G.Hoff. Указ. соч., стр. 4). В рассказе Таубе и Крузе допущена одна неточность. Царь будто бы заявил о притязаниях на трон выходца из рода Челяднина-Горбатого. Названные авторы смешивают воедино дела о заговоре Горбатого (1565 г.) и И. П. Федорова (1568 г.). Отметим, что в боярских смутах 30-х гг. Челяднины, в отличие от Суздальских князей, почти вовсе не участвовали. И только в период опричнины И. П. Федоров-Челяднин был обвинен в намерении завладеть престолом.
984
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5. Заявление о покушениях на жизнь царя служило не более чем предлогом для введения в стране чрезвычайного положения. Вплоть до отъезда из столицы Иван нисколько не опасался за свою жизнь и разъезжал по улицам без всякой охраны, в сопровождении герольда, который возвещал присутствие царя барабанным боем. (См. В. Любич-Романович. Сказания иностранцев, стр. 30).
985
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.
986
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.
Под предлогом якобы раскрытого им боярского заговора царь потребовал от Боярской думы и священного собора предоставления ему чрезвычайных полномочий и учреждения специальной охраны. Представители думы и духовенства не только приняли это условие, но и благодарили Грозного как могли [987] .
Для выработки соглашения с Боярской думой царь оставил при себе первого боярина князя И. Д. Бельского, князя П. М. Щенятева-Патрикеева, дьяков. Прочие члены думы (князь И. Ф. Мстиславский, князь И. И. Пронский и т.д.) , были в тот же день отосланы в столицу [988] . Подобное разделение думы вполне отвечало целям и намерениям Басманова и прочих советников царя.
987
G.Hoff. Указ. соч., стр. 5.
988
ПСРЛ, т. XIII, стр. 396.
На подготовку приговора об опричнине ушло более месяца. Указ был окончательно утвержден думой, после возвращения царя из слободы в Москву. Подлинник указа хранился в царском архиве и был описан в архивной описи следующим образом: «Указ, как государь приехал из Слободы, о опришнине» [989] . Царь прибыл из Слободы в Москву 15 февраля 1565 г., сразу же после этого («как государь приехал») был издан названный указ [990] .
989
Описи царского архива, стр. 37.
990
ПСРЛ, т. XIII, стр. 396.
Для утверждения указа об опричнине в Кремле были собраны Боярская дума и высшее духовенство. По словам очевидцев событий Таубе и Крузе, царь вызвал к себе оба сословия, т. е. духовенство и дворянство. Но в представлении немецких дворян в высшее (дворянское) сословие входили как бояре, так и дворяне [991] . Возможно, что в первом соборе опричного времени действительно участвовали представители дворянства [992] .
Царь Иван открыл собор пространной речью. Он объяснил причины своего отречения и заявил, что для охранения своей жизни намерен «учинить» себе на своем государстве «опришнину» с «особым» двором, армией и территорией. Государство свое Московское он передает в ведение Боярской думы. По этому случаю членам думы были сделаны многословные наставления. Прежде всего, Иван указал высшим боярам на все то, что при благоприятных обстоятельствах и времени могло бы способствовать расширению и процветанию государства. Далее он велел боярам следить за тем, чтобы в случае его кончины не возникло спора и раскола между обоими его молодыми сыновьями Иваном и Федором [993] . (Аналогичные наставления сыновьям царь внес в незадолго до того составленную духовную грамоту). Грозный просил бояр, чтобы они позаботились о том, чтобы водворить в стране порядок, мир и единство. В тех же целях он требовал для себя неограниченных полномочий, права казнить опальных бояр и князей и, что особенно важно, права конфисковать по собственному усмотрению земельные богатства и все имущество («животы» и «статки») опальных. Как сообщала официальная летопись, Грозный соглашался вернуться на царство лишь на том условии, «что ему своих изменников, которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнити и животы их и статки имати» [994] .
991
G.Hoff. Указ. соч., стр. 6.
992
В новейшей литературе названному собору посвящена обстоятельная статья С. О. Шмидта. (См. С. О. Шмидт. К истории соборов XVI в. — «Исторические записки», т. 76, 1965, стр. 123—144). С. О. Шмидт полагает, что первый Земский собор времени опричнины начался в декабре 1564 г. в связи с отъездом царя из Москвы. Такое предположение представляется нам недостаточно доказанным. Основанием для него служит путаный рассказ Таубе и Крузе, будто в воскресенье после дня св. Николая (т. е. 10 декабря. — Р. С.) 1566 (? — Р. С.) года царь сообщил всем духовным и светским „чинам” об отречении от престола, а спустя две недели простился с боярами, духовенством, дворянами, купцами и уехал в Слободу. (Послание Таубе и Крузе, стр. 31—32). Хронология сообщаемая Таубе и Крузе, крайне сбивчива и недостоверна. К тому же в их рассказе много противоречий. По их словам, царь будто бы дважды объявлял об отречении от престола: за две недели до отъезда из Москвы и вторично через месяц. Предпочтение следует отдать более достоверному свидетельству московской официальной летописи. Даже если признать достоверным рассказ Таубе и Крузе, то и тогда прощание царя со столичными «чинами» и купцами нельзя считать «собором», поскольку «чины» ничего не обсуждали и никаких решений по поводу царского отречения не приняли, что само по себе малоправдоподобно.
993
G.Hoff. Указ. соч., стр. 6—6 об.
994
ПСРЛ, т. XIII, стр. 394. (Курсив наш. —Р. С.).